— Да я еще не решил… — Чижиков отхлебнул пива, соображая, о чем это Борн: «Я ведь говорил, я ведь предупреждал». — И потом, вдруг я твоему Гу Пиню не понравлюсь…

— Понравишься-понравишься, — заверил Дюша. — Гу Пинь — мировой мужик, сам увидишь.

— Так у вас, Андрей, и магазинчик имеется? — поинтересовался Борн.

— А как же! — Громов порылся в карманах и протянул ему визитную карточку. — Вот адресок. обращайтесь, если что. Буду рад помочь.

— Отлично, спасибо! — бурно зарадовался Борн, не отрывая от визитки взгляд. — Как же, как же! Маляньдао! Самое, так сказать, чайное сердце Пекина! Здорово. Я там был пару раз, но толком сориентироваться не мог: слишком много всего.

— Так я помогу, — прогудел Дюша. — Приходите в любое время. Номер мобильника указан. Проезжаете через всю улицу и в конце упираетесь в красные ворота. Это и будет «Чайный дворец». А там уж я встречу… У нас пуэры разные-всякие, улуны тайваньские высокогорные… Разговор ни о чем мог длиться часами. Чижиков поглядывал на Дюшу и Борна, оживленно обсуждавших какой-то «красный халат» ^[6], потягивал пиво, курил и чувствовал себя чем дальше, тем спокойнее. ласковый, теплый, еле заметный ветерок невесомо ерошил волосы, внизу тихо шелестела невидимая вода, певица из бара напротив выпевала трогательную мелодию, и вторившие ей гитарные переборы удивительным образом вписывались в приступающую ночь… Котя подумал о Сумкине и еще раз пожалел, что не записал номер его китайского мобильника — куда подевался этот неугомонный очкарик? Почему до сих пор не позвонил, как уговаривались, Дюше?.. Из кустов явился Шпунтик, приблизился к хозяину и ткнулся ему в ногу. Вид у кота был гордый.

— Привет, мой хвостатый друг, — слегка захмелевший Котя посадил кота на колени. — Как ты, не приставал к тебе кто? Шпунтик возмущенно прикрыл глаза: ха! приставать! да я сам к кому хочешь пристану, двумя руками не оторвать!..

— Здравствуй… — приветствовал Шпунтика Борн, протягивая ему палец. Кот церемонно палец обнюхал. — Вижу, тебя тоже взяли в Китай. Шпунтик внимательно на Борна посмотрел. «А что, разве могло быть иначе?» — явственно читалось в его взоре. Борн усмехнулся.

— Так, может, того — за встречу? — предложил Дюша и сам обрадовался такой своевременной мысли.

— Это можно, — согласился Борн. — Правда, я пью крайне мало и очень редко, можно сказать, почти совсем не пью, но ради такого случая готов, да и пиво греется…

— Ты как, брат? — спросил Дюша Чижикова. — Как насчет пропустить по граммульке пекинской народной под бараний шашлычок?

— А давай! — согласился Котя. Внезапно ему сделалось совсем хорошо. Словно домой вернулся. — Давай! Так, я слышал,  акклиматизация проходит легче. Заснешь как убитый, встанешь как живой… Что, прямо здесь?

— Не-е-ет, — покрутил головой Громов. — Тут же бар. Тут нам в лучшем случае нальют виски и за очень повышенную цену. оно нам надо? Короче, если выдвинуться вон туда, — ткнул он пальцем куда-то в темноту, — то примерно в ста метрах будет едальня с верандой. Так что? Выдвигаемся? Сейчас дадим китайским людям денег, а Гу Пинь нас найдет…

— Слушай… — Коте вдруг захотелось празднества. Не банального выпивания и шашлыков на веранде, но как следует накрытого стола и приличной и даже праздничной обстановки вокруг. — Дюша, я ведь только сегодня прилетел. Давай, может, это как-то более серьезно отметим, более основательно? Ну, в смысле, не шашлыками, а чем-то торжественным.

— Намек понял… — Громов задумчиво пощипал бороду. — А! Тогда рекомендую отправиться в ресторацию на канале. она приспособлена под европейский вкус, да и кухня там отменная. опять же, меню с картинками. Сейчас возьмем такси…

— На канале? — переспросил Борн. — Это недалеко от нашего посольства?

— Ага, — кивнул Дюша. — Вы как, Алексей, с нами или?..

— Конечно, с вами! Я ведь тоже только сегодня прилетел.

— А что особенного в меню с картинками? — заинтересовался Котя.

— Да, в сущности, ничего… — смутился Громов. — Просто я иероглифы читать-то не умею. А когда с картинками — тогда понятно. Ну, то есть мне понятно.

— Как же ты раньше, когда такого не было?

— Ну как… Заходил, садился, смотрел, что другие едят, и заказывал: порцию того, что за этим столиком, порцию того, что за тем… Потом-то я уже названия любимых блюд выучил, пообвыкся, — ухмыльнулся Дюша. — А поначалу трудно было. Я ж не знал ничего.

— Тогда пошли! — Чижиков сгрузил кота на землю, поднялся, подхватил рюкзак. — Мой измученный событиями организм требует этой ночью забыться. официант!

— Сейчас, только Гу Пиня предупрежу, что мы уезжаем. И Громов вытащил мобильный телефон.

— А что за события? — спросил Борн, когда они расплатились и, предводительствуемые Громовым и сопровождаемые Шпунтиком, двинулись по темной набережной, обходя стоявшие прямо на дороге столики и лавируя в толпе праздношатающихся. — Уже успело что-то случиться?

— Да ерунда какая-то… — отмахнулся Котя. — В аэропорту. Пограничники не хотели пускать меня в Китай, потому что я будто бы уже приехал неделю назад.

— Что ты такое говоришь? — обеспокоился Борн. — Ты хочешь сказать, что у них в компьютере была запись о твоем пересечении границы?

— Именно! — развел руками Чижиков. — Причем заметь: у них там, в компьютере, скан паспорта на мое имя и с моей фотографией! Только серии и номера разные. Да и фотографии такой я у себя не упомню.

— Это плохо, — задумчиво произнес Борн. — Это чрезвычайно плохо. Неделю назад, говоришь?

— Ага, — кивнул Котя.

— Да так не бывает, — сказал Дюша. — Я думаю, у погранцов что-то в их компьютере сломалось, случился типа страшный компьютерный сбой. А погранцы — они люди простые: встретилось им такое же имя, значит, человечек уже в Китае. А тут он, глядишь, снова пришел. опа! Не стыкуется. Ну и начался у них заворот мозгов… Тебя же отпустили, брат?

— Отпустить-то отпустили, — снова кивнул Чижиков. — А осадочек остался…

— А ты серию и номер паспорта, конечно, не запомнил? — спросил Борн, который был сама серьезность.

— Какого?

— Скан которого тебе показали.

— Да мне вообще было не до того! Я весь был как на иголках: только прилетел — и на тебе, уже проблемы! Мне и в голову не пришло запоминать. Я толком и не разглядел, что там за цифры.

— Это ты зря, — сказал Борн. — Были бы известны серия и номер, я бы пробил по своим каналам…

— О, Константин Петрович! — от проходившей мимо компании отделился человек в черных брюках и белой рубашке навыпуск. Был он плотен, основателен, круглолиц, на лице — очки в тонкой металлической оправе. Выпуклый, покрытый капельками пота лоб плавно переходил в раннюю, но обширную лысину. от человека несло виски и официозом. — Простите, что отвлекаю. Извините, извините, господа, добрый вечер! — благодушно закивал он Борну и Дюше. — Сейчас иду, секунду! — махнул рукою спутникам, что остановились его подождать. И с ходу к Чижикову: — хорошо, что я вас, понимаете ли, встретил, Константин Петрович!