Чувствуя себя немного виноватой, Шантел уселась к зеркалу, у которого они втроем готовились к выходу на сцену.

— И не надо было ей беспокоиться. Мне было хорошо. Я отлично развлеклась.

— Он что, и вправду разрешил тебе сесть за руль? — спросила Мадди, беря щетку, чтобы причесать Шантел.

— Да. Это было… Даже не знаю, как назвать. Для меня это было очень важно. — Она оглядела тесную комнату без окон с цементным полом и обшарпанными стенами. Я не собираюсь провести всю жизнь в этой дыре.

— Ты говоришь совсем как папа. — Эбби с улыбкой протянула ей пуховку для пудры.

— Нет. — Имея за плечами многолетний опыт нанесения грима, Шантел быстрыми движениями подрумянила скулы. — Когда-нибудь у меня будет гримерная в три раза больше этой. Вся белая, с таким толстым ковром, что нога будет утопать в нем по щиколотку.

— А я бы сделала гримерную разноцветной, — сказала Мадди, на мгновение предавшись мечтам. — Самых разных цветов.

— Нет, она будет белой, — твердо повторила Шантел, вставая, чтобы надеть платье. — И еще в полу там будет звезда. Я стану разъезжать в лимузине и вдобавок заведу себе спортивную машину, по сравнению с которой машина Майкла будет казаться игрушечной. — Когда она натягивала штопаное-перештопаное платье, ее глаза потемнели. — И еще у меня будет дом с огромным садом и большим каменным бассейном.

Поскольку мечты были их единственным богатством, Эбби, застегивавшая пуговицы на платье Шантел, тоже включилась в игру.

— А когда ты войдешь в ресторан, метрдотель сразу же узнает тебя, посадит за самый лучший столик и принесет самое дорогое шампанское.

— Ты будешь великодушна к фотографам, — добавила Мадди, протягивая Шантел сережки, — и никогда никому не откажешь в авто

— Естественно. — Наслаждаясь разговором, Шантел вдела в уши стеклянные сережки, думая о бриллиантах. — И для сестер в моем доме будут два огромных сьюта. Мы будем сидеть по ночам в гостиной и есть икру.

— Лучше пиццу, — хихикнула Мадди, опершись локтем на ее плечо.

— Пиццу иикру, — вставила Эбби, встав с другой стороны.

Рассмеявшись, Шантел обняла сестер за талию. И они снова стали единым целым, как в утробе матери.

— Мы будем разъезжать по миру. И станем знаменитостями.

— Мы уже ими стали. — Эбби наклонила голову и посмотрела на Шантел. — Все знают тройняшек О’Харли.

Шантел залюбовалась на свое отражение в зеркале.

— И никто их никогда не забудет.

Глава 1

Дом был большим, прохладным и белым. Ранним утром через двери на террасу, которые Шантел оставляла незапертыми, в него проникал ветерок, принося с собой запахи сада. Позади лужайки, отгороженная от дома деревьями, стояла белая беседка, по решеткам которой вилась глициния. Порой, когда с той стороны дул ветер, до спальни Шантел доносился ее запах.

На восточном краю лужайки был устроен вычурный мраморный фонтан. Сейчас он не рокотал. Шантел редко включала его, когда оставалась одна. Рядом с ним располагался восьмиугольный каменный бассейн, окруженный широким двориком. На его берегу стоял еще один белый дом, поменьше главного. За рощицей раскинулся теннисный корт, но вот уже много недель у нее не было ни времени, ни желания брать в руки ракетку.

Поместье окружала каменная ограда, в два раза выше человеческого роста, от лицезрения которой у нее попеременно возникали чувства защищенности и запертости. Впрочем, внутри дома с его высокими потоками и прохладными белыми стенами она часто забывала об ограде, системе безопасности и электронных воротах. Такую цену ей приходилось платить за свою славу, о которой она так мечтала.

Помещение для прислуги располагалось на первом этаже в западном крыле здания. Там еще все спали. Только-только начала заниматься заря, и Шантел была одна. Временами она любила насладиться одиночеством.

Заправив волосы под шляпу, Шантел даже не потрудилась взглянуть в зеркало метровой высоты в своей гримерной. Она надела длинную юбку и туфли без каблуков не ради того, чтобы выглядеть элегантной, а чтобы чувствовать себя удобно. Лицо, которое разбило столько мужских сердец и вызывало зависть у женщин, не было тронуто косметикой. Чтобы ее никто не узнал, Шантел надвинула на лицо шляпу и нацепила на нос огромные темные очки. Когда она взяла сумку, в которой лежало все, что ей понадобится сегодня днем, раздался звонок домофона.

Она посмотрела на часы. Пять сорок пять. Она нажала на кнопку.

— Ты как раз вовремя.

— Доброе утро, мисс О’Харли.

— Доброе утро, Роберт. Я сейчас спущусь.

Нажав на кнопку, открывавшую Центральные ворота, Шантел стала спускаться по широкой двойной лестнице, которая вела на первый этаж. Перила красного дерева, по которым скользила ее рука, были гладкими, как атлас. Над головой висела люстра, хрустальные подвески которой при слабом утреннем освещении сдержанно поблескивали. Мраморный пол матово отсвечивал. Дом был отличной витриной для звезды, которой она стала, приложив немало усилий. Шантел еще предстояло научиться относиться к этому как к должному. Дом-мечта, он вырос из других грез Шантел, и ей потребовалось немало времени, усилий и умения, чтобы добиться своего. Она работала всю жизнь и наконец могла воспользоваться плодами своих усилий.

Когда она шла к двери, зазвонил телефон.

О, черт, неужели ей так и не поменяли номер? Поскольку она уже встала, а слуги еще нет, Шантел прошла в библиотеку и сняла трубку.

— Алло. — Автоматическим движением она взяла ручку и приготовилась записывать.

— Я хотел бы увидеть тебя прямо сейчас, — прошептал знакомый голос, от которого у нее сразу же вспотели ладони, а ручка выскользнула из пальцев и бесшумно упала на чистую страницу блокнота. — Почему ты изменила номер? Ты что, боишься меня? Не надо меня бояться, Шантел. Я тебя не обижу. Мне просто хочется дотронуться до тебя. Всего лишь дотронуться. Ты сейчас одеваешься? Ты…

С криком отчаяния Шантел бросила трубку. Ей казалось, что эхо в большом пустом доме доносит до нее звук ее собственного дыхания. Все началось сначала.

Несколько минут спустя водитель Шантел заметил только, что она села на заднее сиденье лимузина, не одарив его своей легкой, кокетливой улыбкой, которой всегда его приветствовала. В машине Шантел приказала себе успокоиться. Через несколько часов ей предстоит появиться перед камерой и выложиться до конца. Это была ее работа. Это была ее жизнь. И ничто не должно ей мешать, даже страх перед анонимными письмами или шепотом в телефонной трубке.

К тому времени, когда лимузин въехал в ворота студии, Шантел уже полностью владела собой. Здесь она будет в безопасности, не так ли? Здесь она погрузится в работу, которая до сих пор волновала ее. Внутри десятков громадных павильонов творилось волшебство, и она была частью его. Здесь было ненастоящим даже уродство. Изобразить можно было все — убийства, увечья, страсть. Страна фантазия, как называла киностудию ее сестра Мадди, и это была правда. Но, с улыбкой подумала Шантел, ты должен был вылезти вон из кожи, чтобы эта фантазия стала похожей на реальность.

В шесть тридцать ее уже гримировали, а к семи ее волосы были вымыты и уложены. Шла первая неделя съемок, и все еще казалось полным свежих впечатлений. Пока парикмахер превращала ее волосы в струящуюся серебряную гриву, которую носила ее героиня, Шантел повторяла роль.

— Какие роскошные волосы, — прошептала парикмахерша, направляя на прическу Шантел струю фена. — Я знаю женщин, которые отдали бы все на свете за столь густые волосы. Да еще такого цвета! Она наклонилась, чтобы увидеть в зеркале результаты своей работы. — Даже я сначала не могла поверить, что они натуральные.

— Я унаследовала шевелюру от своей бабушки по отцу. — Шантел слегка повернула голову налево, чтобы рассмотреть себя в профиль. — В этой сцене я играю девушку двадцати лет. Похожа я на нее?

Жилистая рыжеволосая парикмахерша со смешком отступила назад.