—
Как младенец, — ответил он. — Ты есть хочешь?
Элизабет не могла и дальше игнорировать рези в желудке.
—
Да, хочу, — призналась она.
—
Отлично. У меня есть для тебя угощение. Я привез его с собой вчера вечером. Оладьи.
—
Оладьи?!
Карл, похоже, был очень горд собой.
—
Я случайно слышал, как ты рассказывала миссис Уиллоубай, что очень любишь оладьи, которые печет твоя мама. Так что я знал, что ты будешь довольна.
Он проследовал через комнату на кухню и достал из холодильника упаковку с замороженными оладьями. Они отчасти растаяли, поскольку вместо морозильного отделения провели ночь на нижней полке. Впрочем, для Карла это не имело никакого значения. Он с размаху вывалил все содержимое упаковки в сковородку, стоявшую на газовой плите.
Когда завтрак был приготовлен, он снова переключил внимание на Элизабет: сначала помог ей сходить в ванную, а потом опять привязал к стулу у стола на кухне.
Он подошел к плите и тут же вернулся с парой оладьев. Одну из них он положил прямо перед Элизабет.
—
Ох, я и забыл купить сироп, — извиняющимся тоном сказал он. — Ты не возражаешь, что придется есть их просто так?
—
Нет, — ответила Элизабет. — Только как же я буду их есть, когда у меня руки связаны?
—
А я тебя покормлю. — Поставив вплотную к ней другой стул, Карл присел и разрезал оладьи на подходящие для еды кусочки.
—
Я же видел, как ты вот так кормила людей в больнице, — сказал Карл, поднося ко рту Элизабет вилку с кусочком оладьи.
Оладьи без сиропа были похожи на миниатюрные диски «фрисби», да и на вкус были ничем не лучше, но Элизабет была слишком голодна, чтобы придираться. Она даже была признательна, что Карл не морит ее голодом. Она съела все, что он ей дал, включая и стакан молока, предложенный им напоследок, чтобы, мол, «прошло получше».
Поставив тарелки в раковину, Карл взял бумажный пакет и положил его на стол перед Элизабет. Почти застенчиво он промолвил:
—
Я узнал, что ты любишь читать. Надеюсь, это вот тебе понравится.
И он вытащил из пакета три книжки, разложив их перед ней в рядок. Элизабет посмотрела на книги. Это были обычные книжки в мягких обложках, того типа, что всегда можно найти в магазинчике подарков при больнице. Карл не слишком старательно подошел к выбору. Одна из книг касалась стратегии размещения капитала, другая — разведения животных на фермах, а третья была сборником детских рассказов, которые обычно читают малышам на ночь. Элизабет не нужна была ни одна из них, но она не хотела ранить чувства Карла.
—
Большое тебе спасибо, — сказала она ему. — Не сомневаюсь, что буду читать их с наслаждением.
—
Я не знал, что лучше взять. Видишь ли, я не умею читать, ну вот я и взял первые три, на которые наткнулся.
•Уходя в свою спальню, Карл просто сиял. Он вернулся спустя несколько минут, и челюсть у Элизабет отвисла, когда она увидела, во что он одет — в свою форму санитара.
—
Для чего ты это надел? — спросила она, почти страшась услышать ответ.
—
Так я сейчас ухожу на работу.
—
В самом деле? А я думала, ты позвонишь туда и скажешь, что заболел.
Элизабет очень старалась, чтобы ее голос не звучал панически.
—
Нет. — Такая мысль явно не посещала его сознания. — У меня же телефона нет.
—
Ох... — Элизабет с трудом сдерживала слезы. Она понимала, что уход на работу— самое остроумное, что мог сделать Карл. Неужели он и вправду уйдет? Нет, она должна была заставить его остаться с собой.
—
А разве ты не хочешь провести этот день со мной?
—
Хочу, Элизабет. Я хотел бы каждый день проводить с тобой. Вот потому-то я и ухожу сейчас на работу. Я же
не дурак — ты
ведь знаешь. Сегодня там разные
люди буду т
искать тебя. Так что для меня самое
безопасное -
это заниматься своими делами как
обычно
.
—
Но я-то что тут
буду делать?
—
Я думал, что
эти книги
помогут тебе скоротать время. Может
быть, я мог бы
добыть для тебя что-нибудь еще, пока
я буду в
отлучке?
—
Может быть
свитер? Тут
прохладно.
—
Я посмотрю, что
можно
будет сделать. Я не хочу, чтобы тебе было
холодно
.
Давай-ка я принесу тебе свое одеяло.
И не успела
Элизабет возразить,
как Карл уже вернулся обратно со
старым
армейским одеялом. Он осторожно положил
его ей
на плечи. Потом он ослабил веревки,
стягивающие
ей запястья, — достаточно ровно для
того, чтобы
дать ей минимум движения, необходимого
для
перелистывания страниц этих замечательных книг. А сам он быстро направился к двери.
Прежде
чем с силой захлопнуть ее, он сказал:
—
Я вернусь поздно.
И Элизабет снова
осталась
одна. У нее не было ни малейшего
представления
о
том, сколько времени она потратила,
пытаясь
освободиться от этих веревок, но, как и
раньше
,
Карл затянул их надежно. В конце концов
она
прекратила эти попытки и уступила потоку
слез. Но и
эти рыдания мало-помалу смолкли. И тогда, опустив правую руку к сиденью своего стула,
Элизабет
кончиком ногтя большого пальца
процарапала
зарубку.
День первый,
—
мрачно
сказала она, смутно интересуясь,
настанет ли
когда-нибудь конец этому ужасу.
10
Это были четыре самых долгих часа в жизни Макса.
Самым худшим во всем этом была поездка в полицейский участок. Полицейский Майкл Хэдли, тот самый, который признал его по их прежней стычке, успел за время этой короткой поездки допросить его, признать виновным и вынести приговор.
— Ты у нас типичный несовершеннолетний преступник, — говорил он с глумливой ухмылкой, обращаясь к отражению Макса в зеркальце заднего обзора. — Будешь жить вместе с тебе подобными, в одной камере с каким-нибудь мерзким воришкой, вроде тебя. Тебе там, конечно, придется держать ухо востро: ведь нипочем не узнаешь, когда одному из твоих приятелей может взбрести в голову наброситься на тебя с ножом...
Макс ничего не отвечал. Ему нравилось изображать из себя этакого крутого крепкого парня, но
в
тот момент он по-настоящему испугался. Он уже наслушался рассказов о том, что творится в центральном окружном лагере для несовершеннолетних. Если там кто-то будет угрожать тебе ножом — это еще ерунда. Парни, которые попадали туда, были вполне способны сделать что угодно и с кем угодно. А что эти бандиты могли бы сотворить с мальчишкой, вроде него, слабаком в сравнении с ними... Нет, Максу совершенно не хотелось получать подобный опыт. И все-таки он не мог изгнать эти мысли из своего сознания. Его единственная надежда состояла в том, что должно же было существовать правосудие в системе закона и должен ведь кто-то был поверить, что он всего-навсего пытался сделать хорошее дело.
А вдобавок к собственным страхам Макс не мог не тревожиться об Элизабет. Что делал там ее автомобиль, да еще с приоткрытой дверцей и до сих пор валяющейся в салоне записной книжкой? Единственное, что подсказывала логика, выглядело так: кто-то похитил ее. Но кто? И чего ради?
Разумеется, полиции тоже хотелось бы получить ответы на эти вопросы, и в течение следующих нескольких часов они безжалостно долбили всем этим Макса. Где он был весь этот вечер? Достаточно ли хорошо он знаком с Элизабет Уэйкфилд? Но Макс непоколебимо придерживался своего рассказа, снова и снова повторяя, что исключительно беспокойство о ней побудило его уйти из дома на ее поиски. По выражению глаз полицейских было очевидно, что ни один из них ему не верил. Но у него не было иной защиты, кроме истины, и он ни на миг не поколебался.