Одета она была необычно — в длинную летящую юбку и облегающую блузку, полы которой спускались чуть ниже талии. Вокруг шеи с элегантной небрежностью был повязан длинный шелковый шарф.

Ее светлые волосы были пострижены у дорогого мастера, их шелковистые пряди мягким полукругом свисали вперед, когда женщина время от времени наклонялась, чтобы провести длинными тонкими пальцами по покрытому лишаем каменному надгробию. Я бы не назвал ее сумасшедшей, подумал Мартин, заинтригованный ее утонченностью и красивой внешностью.

— Она трогает могилу! — в ужасе прошептал Томми. — Наверное, слепая!

Мартина беспокоила поразительная способность сына делать самые невероятные, нелепые выводы.

— Шшш. Больше ни слова. Понял? Оставь это мне.

Томми комично сжал губы, как бы показывая, что рот у него на замке. Мартин спрятал улыбку. Как он любит своего сына! Он поступил абсолютно правильно, решив сохранить поместье за собой. Как всегда, при этой мысли в глубине души Мартина шевельнулся протест, но он постарался не обращать на это внимания.

Мартин знал, что он будет лучше управлять Гринвудом, чем порочный Стив. Свое право на наследство он заработал нелегким трудом. Самозванец, шарлатан, лжец! — настойчиво продирался через все резоны предательский голос.

Вот еще одна могила с неразборчивой надписью. Рената была близка к отчаянию, она начинала сомневаться, что ей удастся найти следы семьи ее отца. Прижимая к себе урну с прахом, Рената опустилась на корточки перед следующей могилой и стала разглядывать надпись, надеясь, наконец, увидеть имя Фарино. Но и эту плиту не пощадило время.

С тех пор, как Рената приехала в Гринвуд, у нее возникла жгучая потребность найти свои корни. Здесь ее окружали тишина и покой, их целебная аура благотворно действовала на ее страдающее сердце. Вся округа, казалось, дремала в это тихое воскресное утро. Белые домики с красными черепичными крышами купались в теплых лучах утреннего солнца, весенние цветы подставляли свои головки под его мягкое тепло. Уставшая от долгой дороги Рената отдыхала среди этого буйства красок.

Многое здесь напоминало ей то место в Тоскане, где они жили с отцом. Над каменной оградой склонилась магнолия, и опавшие лепестки ее цветов усыпали всю дорожку. Напротив церкви стояли две деревянные постройки — салун и почта. За ними начинался луг с прудом, в котором плавали утки.

Когда Рената шла к церкви, у нее возникло ощущение, что она идет по следам своего отца. Она почему-то была уверена, что, будучи ребенком, он бегал по этим полянам и лугам. Он жил здесь. Бегал с друзьями, смеялся…

Эта мысль всколыхнула в Ренате чувства, которые были неведомы ей прежде. Как будто после долгого отсутствия ее приняли в свои объятия добрые, любящие руки. Рената впервые за последний месяц ощутила удивительный покой.

Она могла только гадать, почему отец покинул такое чудесное место. Но какова бы ни была причина, она выполнила его просьбу, рассыпала его пепел под раскидистым дубом.

Теперь перед ней стояла вторая задача — найти следы его родственников. Но на этом кладбище не было ни одного захоронения с фамилией Фарино!

Расстроенная своей неудачей и предстоящим расставанием с отцом, вернее с его останками, Рената всхлипнула, прислонившись лбом к каменному надгробию: «О, папа, какая несправедливость!»

Вдруг что-то заставило ее повернуть голову, хотя она не слышала ни одного звука. Сквозь мокрую пелену слез, Рената увидела в нескольких шагах от себя высокого черноволосого мужчину и маленького мальчика с копной темных кудряшек. Они озабоченно смотрели на нее.

Поняв, что она, очевидно, выглядит странно со стороны, Рената покраснела, быстро поднялась с колен и обхватила руками матерчатую люльку, висевшую у нее на шее.

Неожиданно мужчина рассмеялся, и в уголках его темно-карих глаз образовались тонкие морщинки. У него были такие красивые глаза, что Рената растерялась на мгновение и словно провалилась в пустоту небытия. Но это была теплая, мягкая и волнующая пустота…

— Ребенок! Томми, у леди в люльке ребенок! — прошептал мужчина изумленному мальчику, и плотно сжатый рот ребенка открылся.

— Я думал, что это горб. Живот с горбом, — сказал мальчик и снова быстро закрыл рот.

Рената вернулась из бархатистого небытия в реальность.

— Что?! — крикнула она, забыв от растерянности, что говорит по-итальянски.

— Горб, — торжественно объяснил мужчина тоже по-итальянски, и у Ренаты вырвался смешок удивления.

Горб! Как забавно! Мягкий взгляд ее голубых глаз остановился на мужчине, он поднял на нее свои притягательные, чистые глаза, и их взгляды встретились.

— Здравствуйте, синьора. Меня зовут Мартин… — продолжил мужчина по-итальянски.

— Доброе утро, Мартин, — поспешно ответила Рената, удивленная его знанием итальянского языка. Она улыбнулась. — Я говорю по-английски, моя мать англичанка, и дома мы в основном говорили на этом языке. Меня зовут Рената Лонго, — представилась она. — А мой горб зовут Николо, проще — Ник, — весело обратилась она уже к мальчику. — Ему всего два месяца.

К ее удивлению, ребенок выглядел очень огорченным.

— Ты принесла его сюда, потому что он мертвый? — спросил он печальным голосом.

— Томми! — одернул его отец.

С трудом удержавшись от смеха, Рената помотала головой, отчего ее великолепные волосы веером взметнулись вверх.

— Нет. Вот, посмотри, он живой. Просто сейчас он спит. — Гибким, легким движением она наклонилась, чтобы Томми мог рассмотреть ее сына.

— Он дышит! — с недоверчивым восхищением проговорил малыш.

Рената кивнула. Она была очарована восторженностью мальчика и его радостью по поводу того, что младенец оказался живым. Вместе с Томми Рената с обожанием смотрела на маленький комочек, который был ее сыном. Ее захлестнула огромная волна любви, и она поцеловала Ника в розовую щечку. В нем была вся ее жизнь.

— Дорогой, — нежно проворковала Рената по-итальянски.

— Это колдовское слово? — торопливо отойдя от нее, спросил Томми.

На лице мальчика застыл благоговейный ужас.

— Разве я похожа на колдунью?

— Ты могла переодеться, — осторожно ответил он.

— Нет, я такая всегда, — сказала Рената весело. — Я говорила на итальянском языке, только и всего. По-английски это означает: «дорогой», — объяснила она и, Томми довольно улыбнулся.

Рената почувствовала кожей, что Мартин пристально наблюдает за ней. По ее телу пробежала дрожь. Он был особенным во всех отношениях, отличным от других, хотя она не могла сказать точно, в чем заключалось это отличие. Во всяком случае, он был первым мужчиной, который встряхнул ее.

Высокий, одетый в безупречный костюм мягкого серого цвета, высокое качество которого Рената оценила с первого взгляда, он выбрал к нему голубую сорочку и фиолетовый галстук, подчеркнув свою индивидуальность. В петлице торчала увядшая маргаритка. Рената улыбнулась, решив, что это проделка его сына.

У Мартина было загорелое, чуть обветренное лицо. Широкий рот, крепкий, прямой нос и темные брови свидетельствовали о сильном характере. Волосы у него тоже были необычными — черные, отливающие стальным блеском, они лежали мягкими волнами и были довольно длинными. Это придавало Мартину богемный вид, что Ренате очень понравилось.

Его проницательные глаза, казалось, замечали в ней абсолютно все. Она вдруг подумала о своей помятой в дороге юбке и заплаканном лице. Хуже не придумаешь. Рената привыкла обращать внимание на свою внешность, так воспитал ее отец-художник.

Она вытащила носовой платок и осторожно вытерла глаза, затем провела руками по бедрам, чтобы расправить складки на юбке.

— Извините, что помешал вам, — мягко произнес Мартин. — Я просто подумал, что вы, возможно…

— Сумасшедшая, — услужливо подсказал Томми. Свирепый взгляд Мартина натолкнулся на невинный протест: — Она же швыряла…

— Томми, правильнее будет сказать: бросала, — поправил его Мартин. — Я думаю, тебе стоит пойти к отцу Джозефу, может, ты поможешь им убрать кофейные принадлежности. В награду получишь шоколадное печенье.