Папа тоже один раз орал. Всего один раз, когда Вероника ушла к подруге и засиделась там допоздна, не соизволив позвонить домой.

Кто еще? Все, больше никто. Но все это в сравнение не шло с гневом Джона Леконсфилда. Его можно было сравнить только с вулканом в момент извержения. Вероника прикусила губу, пытаясь не разреветься в голос. Совершенно очевидно, что Джон Леконсфилд не кивнет и не уйдет, услышав, что Вероника не добирается отдавать ему сына. Он не из таких. В излишней сентиментальности его заподозрить нельзя.

От мысли, что она может потерять Джеки, слезы подобрались совсем близко. Такого Вероника не могла представить даже в страшном сне. Она только сейчас поняла до конца, как много значит для нее упрямый козлик, маленький барашек, птичка-щебетун, ее племянник, которого она уже считает своим сыном.

Он стал центром ее космоса, маленький Джеки, она позволила себе отдать свое сердце этому ангелу, и теперь разлука с ним убьет ее. Но ведь и он сам будет страдать?!

Господи, что же делать? Джон его отец, это неоспоримый факт. Еще он чертовски богат и влиятелен, это еще более неоспоримый факт. — Сама Вероника, строго говоря, совершенно посторонний человек для Джеки, это третий, тоже вполне неоспоримый факт.

Однако фактом является и то, что малыш едва начал отходить от страшного потрясения. Он потерял свою мать, пусть глупцы считают, что он слишком мал, чтобы помнить это, но Вероника совершенно точно знала, что это нанесло мальчику огромную душевную травму. И вот теперь, появляется его отец, человек жесткий, суровый, возможно; злой, забирает Джеки, разлучает ею с Вероникой, к которой мальчик уже привязался… Это немыслимо. Невозможно. Неправильно.

Голова раскалывалась — и от боли, и от громадного количества вопросов. Вернемся к началу. Почему Марго солгала? Почему сказала, что Джон умер? Выходит, она сбежала? Если так, то почему она сбежала? Каким же монстром был в семейной жизни Джон Леконсфилд, если даже неукротимая Марго Картер не выдержала? Она считала его женоненавистником. Может, он ее бил?

Неожиданная судорога пронзила Веронику, и, это было не что иное, как сексуальное возбуждение. Она вспомнила лицо Джона, его фигуру, красивые сильные руки, впившиеся в дверной косяк. От него исходило ощущение чувственности и силы, почти животной, звериной, первобытной, и Вероника, вернее, ее женская сущность, откликнулась на импульсы, которые излучал загадочный злодей-лорд.

Какие у него глаза… А рот… Как он целуется, интересно?

Она вспыхнула, хотя в комнате никого не было. О чем ты думаешь, глупая курица! Он приехал за своим сыном и не отступит от задуманного, вот что должно волновать тебя больше всего!

Что значит для него малыш Джеки? Только наследник, продолжатель рода, или что-то большее? Леконсфилды владели огромным состоянием и вели успешный бизнес по всей Европе, может быть, дело в семейной династии?

Лучшие дома моды дрались за текстиль, произведенный на фабриках Леконсфилдов, самые известные плейбои и политики предпочитали костюмы из этих тканей, обувная промышленность тоже принадлежала им на семьдесят, а то и на все девяносто процентов.

Деньги, огромные деньги, громадные деньги, бешеные деньги, дьявол их побери!

Конечно, с этой точки зрения для Джеки было бы лучше вернуться к отцу. Материально мальчик будет обеспечен.

А вот будет ли он любим? Это ведь куда важнее всех богатств мира. Малышу нужна мать… или кто-то, любящий его сильно и бескорыстно, а не куча нянек и учителей, нанятых на те самые бешеные деньги текстильного короля.

Кулаки Вероники сжались, когда она представила маленького одинокого мальчика среди серых (почему-то) стен старинного замка (откуда она взяла этот замок, тоже непонятно).

Не нужен ему отец-миллионер, ему нужна любовь!

Ну и что теперь? Начнешь войну, дурочка Вероника? Да ты же уже сейчас трясешься, как осиновый лист!

Она все же взяла себя в руки, не спряталась под кровать, не выкинулась из окна, а просто пошла, проверила, как спит Джеки, глянула на себя в зеркало и направилась к входной двери.

Она не сдастся, пока есть такая возможность. А потом — потом, видимо, погибнет от тоски и боли.

Очередная увядшая маргаритка выпала из гривы спутанных кудрей, и Вероника печально улыбнулась. Подумать только, еще сегодня в полдень, жаркий летний полдень, они были так счастливы вместе с Джеки!

Уже идя к двери, она поняла, что в задумчивости напялила футболку Марго, и она была ей явно маловата, но в этот момент звонок разорвал тишину дома, и Вероника, покрывшись холодным потом, рванулась к дверям.

Только бы Джеки не проснулся! Проклятая футболка задралась на ходу, но это девушку больше не волновало. Она шла на битву.

Джон обдал ее холодным и презрительным взглядом, не произнеся ни слова, но все и так было ясно. Возможно, кто-то и умеет одеваться быстро, говорил этот взгляд, но к Веронике Картер этого никак не отнесешь. Плевать. Она молча распахнула дверь и коротким кивком пригласила лорда Февершема внутрь.

Он еще не знает, на что она способна! Это не просто слова, потому что нет такой вещи на свете, которую не смогла бы сделать Вероника Картер, чтобы уберечь своего ангела Джеки от очередного душевного потрясения.

Лорды начинали битвы, но выигрывали их простые солдаты, вот Вероника Картер и выиграет.

Должна выиграть.

Обязана.

3

Конечно, хорошо бы, чтобы у нее голос не дрожал. И руки не тряслись. И ноги не подгибались. И чтобы исчез этот идиотский румянец на щеках. Но…

— Проходите.

— Где Джеки?

— Вы не смеете его будить!

— Господи, как вы мне надоели! Просто скажите, куда идти! Наверх?

И наглый лорд решительно направился к ступеням, ведущим на второй этаж. Вероника сама поразилась своей прыти, но в считанные секунды догнала его и схватила за руку.

Должно быть, именно так его предки смотрели на муху, усевшуюся на их латы. Хотя нет… что-то странное полыхнуло в серых глазах, и Вероника, неожиданно устыдившись чего-то, убрала руку. Смешно, но… полное ощущение, что их обоих шарахнуло током. Этого же не может быть?

— Не понял, вы что-то хотели?

Она нервно сглотнула и попятилась. Совершенно отчетливо в ее мозгу пронесся точный ответ на этот вопрос: да, я хочу вас.

Вместо этого она произнесла, запинаясь:

— Вы должны мне обещать…

— Что еще?

— Не будите его.

— Это, то есть, вы заботитесь о моем сыне и потому…

— Да! Я забочусь о нём! И не просто забочусь. Я его люблю, слышите? Я обожаю его, от маленьких пяток до золотистой макушки, маленького моего Джеки, я его обожаю! Вам это понятно?!

В ее голосе были и слезы, и боль, и вызов, но Джон Леконсфилд этого вызова не принял. Напротив, что-то изменилось, смягчилось в стальном взгляде, теперь он смотрел на девушку с явной симпатией.

— Вероника? Я обещаю, что не разбужу ею. Поймите, больше всего на свете я хочу его увидеть. Просто увидеть. После этих месяцев…

— Но вы его не заберете?!

— Я за этим приехал.

Она отшатнулась и в ужасе прошептала:

— То есть, вы просто вынете его из кроватки, завернете в одеяло, посадите в машину и увезете?

— Я что, похож на разбойника? На варвара?

— Не знаю я, как выглядят варвары! И разбойники тоже! Я должна его защитить. Я его опекаю!

Темные брови издевательски приподнялись.

— И, позвольте спросить, это официально оформленная опека? Подтвержденная судом и опекунским советом? И у вас есть все бумаги?

Вероника покачнулась. Удар был точен и безжалостен.

— Н-нет.

— В таком случае у вас нет никакого права мешать мне. По закону…

— Да при чем здесь закон!

— При всем! Послушайте, барышня, я по горло сыт вашими подозрениями и обвинениями. Вероятно, Маргарет изложила вам свою версию, теперь выслушайте, что случилось на самом деле.

— Я все знаю.

— Нет, не знаете, черт возьми!!! Все, что вы знаете, выдумала Марго. И вы меня выслушаете, даже если для этого мне придется вас связать и заткнуть рот кляпом, чтобы вы не перебивали!