Возможно, ему не нравилось ее поведение. Но ей в свою очередь не нравилось, когда ею манипулируют!

Чезаре только тем и занимался, что манипулировал ею — с того самого момента, когда он появился в этом доме два дня назад и огласил свои требования.

— Если так, то у меня нет выбора, не так ли? — устало сказал Чарлз. — Если ты, Робин, действительно хочешь этого, я желаю вам счастья.

Робин было стыдно и больно лгать отцу, но выбора действительно не было. Известие о том, что Симон проиграл свою долю в «Ингрэм паблишинг», ранило бы Чарлза куда больнее, чем этот импульсивный брак его дочери.

— Да, я хочу за него замуж, пап, — спокойно произнесла она.

Слушая разговор отца и дочери, Чезаре неожиданно для себя впал в задумчивость.

Он не мог понять, почему его так взволновала эта сцена. Разве он не использовал глубокую любовь между отцом и дочерью для того, чтобы принудить Робин к браку?

— Я позвоню Камерону, чтобы принес шампанское…

— Боюсь, мы с Робин должны уйти, у нас еще кое-что запланировано, — Чезаре чувствовал на себе удивленный взгляд Робин, но продолжал неотрывно смотреть на Чарлза. — Нам еще очень многое надо обсудить, — смягчая тон, добавил он.

— Да, конечно, — с усилием согласился Чарлз. — Я… Ты вернешься сегодня домой, Робин? — вежливо спросил он.

— Я…

— Нет, не вернется, — твердо сказал Чезаре.

— Понимаю, — лицо Чарлза стало еще грустнее. — В таком случае я поговорю с тобой завтра, Робин, — ласково сказал он дочери.

У Чезаре не было никаких сомнений относительно того, о чем Чарлз собирается говорить с Робин.

— Непременно надо было быть таким… таким неуступчивым? — спросила Робин, как только они уселись в спортивный автомобиль Чезаре — раньше такими машинами Робин могла полюбоваться только в очень дорогих автосалонах.

— Я не видел особого смысла создавать у Чарлза впечатление, что у нас есть какие-то неясности касательно сроков свадьбы, — неопределенно пожал плечами Чезаре.

Возможно, и так. Но бедный папа, он выглядел таким растерянным, когда они уходили. Конечно, его ошеломила поспешность, с которой они приняли решение прожить оставшуюся им жизнь вместе.

О боже…

Ее сердце упало, ладони стали влажными от одной мысли об этом замужестве, не говоря уже о том, чтобы провести с Чезаре всю, всю жизнь до самого конца. Он абсолютно не похож на Джила. У того были безупречные манеры и предупредительность, доходившая до того, что он спрашивал согласия Робин, прежде чем заняться с ней любовью. Довольно раздражающая особенность, но будь у Чезаре поменьше самоуверенности и напора — было бы очень славно.

Славно?

Звучит смешно, так непохоже на Чезаре.

Тяжело вздохнув, Робин откинулась на спинку сиденья.

Бессмысленно обсуждать с Чезаре его поведение.

— А что там у нас запланировано? — раздраженно спросила она.

Чезаре не ответил, только взглянул на нее искоса. Этот взгляд сверкнул в полутьме автомобиля. Взгляд, от которого у нее запылали щеки и учащенно забилось сердце.

Она с трудом перевела дыхание.

— Я думала, мы не должны спать в одной спальне до свадьбы, потому что Катриона здесь? — напомнила она.

Чезаре казался невозмутимым.

— Я решил, что меня больше не волнуют впечатления Катрионы.

— А если меня волнуют?

— Придется вам преодолеть себя.

Резерв жертвенности Чезаре исчерпался. Он хотел Робин, хотел с такой страстью, от которой стонало все его тело.

Робин враждебно посмотрела на него:

— А если я не в настроении изображать сегодня покорную женщину?

Ясно, она опять старается спровоцировать спор. Ну, к несчастью для нее, она выбрала неправильный способ.

— Покорность — последнее, чего я жду от вас, Робин. Я желал бы, чтобы вы царапались, кусались и стонали — в экстазе, конечно, — улыбаясь одними губами, сухо сказал Чезаре.

— Это пока вы не знаете, куда я вас ударю.

Чезаре чуть не рассмеялся. Да уж, покорная женщина, ха! Чего-чего, но покорность… Она совершенно несвойственна Робин.

— Так или иначе, мужчина и женщина могут получить удовольствие разными способами.

Бросив на него беглый взгляд, Робин отвернулась и стала смотреть в окно.

Ей удалось бы изобразить безразличие, если бы не слишком громкое, возбужденное дыхание, если бы ее грудь не вздымалась и не опускалась так быстро.

Чезаре, улыбаясь, вдавил в пол педаль газа. Предвкушение желанной близости увеличивало его нетерпение с каждой секундой, а когда он парковал машину в подземной стоянке отеля «Гамбрелли», оно стало почти невыносимым. Чезаре выскочил из автомобиля и обежал его, чтобы открыть Робин дверь. Он не мог больше ждать, ему нужно было по крайней мере почувствовать ее вкус.

И он прижался к ее губам.

Это не был мягкий и легкий поцелуй. Губы Робин раскрылись под напором его бешеной атаки, ее тело прижалось к его, руки оказались в его волосах. Она ответила на поцелуй с таким голодом, при котором ни о каком контроле над собой не могло быть и речи.

Поцелуй становился все сильней и глубже, переплелись их языки, он все сильней прижимал ее к автомобилю. Поцелуй приобрел некоторый ритм, в этом же ритме начали согласно двигаться их бедра, пока, наконец, Чезаре не почувствовал, что он должен овладеть ею немедленно, утонуть в сейчас же, иначе желание разорвет его.

Не прерывая поцелуя, он задрал ее платье и сдвинул трусики. Его пальцы нашли центр ее удовольствия и начали ласкать, вызывая спазмы, сотрясавшие ее тело.

Робин с усилием отстранилась от него.

— Не здесь, Чезаре! — выдохнула она, дрожа от возбуждения. — Мы не можем здесь заниматься любовью, — слабо протестовала она.

Чезаре посмотрел на нее, глаза его в этот момент были абсолютно черны, на щеках играл чувственный румянец.

— Я хочу тебя сию минуту, Робин. Не уверен, что выдержу, пока мы доберемся до моего номера! — дрожащим голосом сказал он.

Она видела его нетерпение, с ней происходило то же самое. Ей безумно, до боли, до страданья, хотелось сорвать с него одежду и отдаться ему — прямо здесь, прямо сейчас!

— Ты не понимаешь? Я тоже хочу тебя, Чезаре! — простонала она. На сей раз Робин была охвачена желанием, она была близка к безумию. — Я хочу трогать, гладить и ласкать тебя, как ты трогаешь, гладишь и ласкаешь меня. Я хочу всего этого, Чезаре! — яростно говорила она.

Он взял ее лицо в свои руки. Руки, нежные и чувственные, которые знали, как гладить ее, умевшие ласками доводить ее до наивысшего восторга и блаженства. Он испытующе вглядывался в ее лицо.

— Конечно, Робин, так и будет, — пробормотал он наконец и, взяв ее за руку, повел к лифту.

Пока они поднимались в лифте, Робин чувствовала, что их взаимное сексуальное влечение достигло невероятной силы и высоты. В этой тяге друг к другу, в этой неотложной нужде друг в друге исчезли мучительные непонимания и несогласия, и даже жестокие обиды. Из-за этого же нетерпеливого желания им обоим показалось, что лифт поднимается бесконечно долго.

Они вошли в номер Чезаре, он закрыл дверь, а Робин сразу же включила свет.

— Я хочу видеть тебя, — хрипловато ответила она на его удивленный взгляд. Дрожащими от нетерпенья руками она стащила с него пиджак, потом расстегнула рубашку и бросила ее на ковер рядом с пиджаком. — Вот весь ты, — добавила она напряженно, расстегивая молнию его брюк и стягивая их.

Робин впервые раздевала мужчину — никогда раньше ей не случалось и даже не приходило в голову делать это. Сейчас она приходила в восторг от новых подробностей. Длинные, стройные и мускулистые ноги Чезаре были покрыты такими же темными волосами, которые были — она их уже видела раньше — на его груди и уходили вниз, в плотно облегающие боксеры. Она сняла и их, обнажив своему восхищенному взгляду его мужское великолепие.

Опустившись перед ним на колени, Робин радостно ласкала Чезаре. Он не мог скрыть своих ощущений, своей реакции на ее ласки, с трудом дышал, моментами почти задыхался, погрузив руки в ее волосы. Неожиданно он наклонился и поднял ее на ноги.