Харли стянул с головы шляпу и в отчаянии провел ладонью по волосам.

— Да.

Мэри Клер понимала, что он врет. Их соединяли далеко не ложные чувства. Такой честный и преданный человек, как Харли, никогда не смог бы разыграть несуществующие эмоции для того лишь, чтобы затащить ее в постель. Она закипела от негодования.

— Ты просто трус, Харли Керр!

Харли вскинул голову и опалил ее угрожающим взглядом. Но гнев почти тут же исчез из его глаз.

— Что ж, — ответил он, признавая свое поражение, — пожалуй, ты права. Но я никогда не собирался причинять тебе боль. Ни тебе, ни твоим детям.

— А мне кажется, — горько заметила Мэри Клер, — справедливей было бы сказать, что это себе ты не собирался причинять боль.

Харли сжал побледневшие губы. Слова Мэри Клер попали точно в цель.

— Один раз я уже потерял семью, — сказал он, поднимая с пола лейку, — и не хочу переживать очередную утрату.

— Боишься потерять нас? — с ужасом воскликнула Мэри Клер. — А чего ради ты должен нас терять?

Харли с грохотом водрузил лейку на кол и обернулся к Мэри Клер.

— Я же слышал, как ты разговаривала по телефону с этой своей подругой из Хьюстона, — провозгласил он, делая на этом слове такое ударение, что Мэри Клер тут же поняла: он решил, будто она беседовала с мужчиной. — Я слышал, как ты сообщила, что подумываешь о возвращении в Хьюстон. И слышал, как ты сказала: «Я тебя люблю».

Несправедливость его слов заставила Мэри Клер содрогнуться. Как мог он, услышав обрывок разговора, позволить себе разрушить все, что они имели, даже не спрашивая у нее объяснений?

— Подругу, которую ты имеешь в виду, зовут Лианна Фэрроу, и в эту минуту она как раз сидит у меня дома с детьми. А про то, что подумаю о возвращении в Хьюстон, я сказала просто потому, что нужно было хоть что-то ответить. У меня нет ни малейшего намерения возвращаться ни в Хьюстон, ни куда бы то ни было еще. Наш дом — в Темптейшене.

Хотя объяснение смутило Харли, он остался непоколебим. Вспоминать о Стефи, судорожно цепляющейся за дерево под яростным натиском бурлящей воды, и сознавать, что это он стал причиной беды, было выше его сил. Нельзя снова давать волю сердцу. Любовь — чертовски болезненная штука.

— Ничего не выйдет, Мэри Клер, — сказал он, покачав головой. — Лучше оставить все как есть. Я не могу быть снова связанным с тобой.

— Не можешь или не хочешь?

— Черт побери, Мэри Клер! — прорычал Харли. — Разве ты не понимаешь, сколько я потерял, сколько я настрадался, когда остался без жены и детей? Ты понятия не имеешь, как это больно.

Мэри Клер отшатнулась, как от удара.

— А я? — спросила она, с вызовом сверкнув глазами. — Или полагаешь, что у тебя монополия на страдания? Ты забываешь, Харли, что я тоже пережила развод. И то, что я сама захотела развестись, вовсе не значит, будто мне не было больно! — Она сжала кулаки. — Я любила Пита. Я любила наших детей и ту жизнь, которую мы создали вместе. Но Пит не мог удовольствоваться одной женщиной. Ему хотелось иметь всех сразу. А тыпредставляешь, насколько это тяжело? Знать, что твой муж проводит время с другой, а ты ни черта не можешь с этим поделать? Я не собиралась влюбляться в тебя, Харли. Как и ты, я боялась снова открыть свое сердце, — продолжала Мэри Клер, не сводя с него взгляда. — Но знаешь что? С тобой я готова была рискнуть еще раз.

Не дожидаясь ответа, она развернулась и, выбежав из коровника, устремилась к своему автомобилю.

Глава девятая

В ту ночь Харли лежал на кровати, закинув руки за голову и уставившись взглядом в потолок. Подушка, в которой он обычно находил утешение, валялась в углу смятая.

Я не собиралась влюбляться в тебя, Харли. Но с тобой я готова была рискнуть еще раз.

Харли простонал. Слова Мэри Клер не шли из головы, продолжали жечь его совесть и сердце.

Ты просто трус, Харли Керр!

Тело Харли напряглось, словно защищаясь от ее обвинений. Его не раз оскорбляли и по-всякому, но никогда не называли трусом. Более того, многие жители в округе считали его храбрецом, чуть ли не легендарной личностью. В семнадцатилетнем возрасте, когда умер отец, Харли взвалил на свои плечи мужские обязанности и взялся сам поднимать ферму, которая стала расти и процветать так, как отцу не снилось даже в самых радужных снах. Вместе с ранчо он унаследовал и заботу о сводной сестре; и хотя та в конце концов сбежала, унося с собой и частицу его сердца, никто не мог обвинить в ее поступке Харли. Наоборот, во всем винили его жену — и справедливо. Сьюзен никогда не любила девушку, возмущалась даже самим присутствием той в доме. Она разве что не вышвырнула девушку за дверь собственноручно.

А потом он потерял и семью. Некоторые были уверены, что Харли признает наконец поражение и забьется в свою нору. Но нет. Он с еще большим усердием окунулся в работу на ранчо, проводя с детьми все то время, что они могли ему уделить.

Но когда Харли уже было решил, что совладал с собой, появилась Мэри Клер с детьми. И он, черт побери, сбежал, словно перепуганный кролик, едва только ему почудилось, что он лишается их.

Зато Мэри Клер — самая отважная женщина из всех, что он встречал. А как иначе назвать человека, который забирает детей и переезжает в городишко, где никого не знает, поселяется в запущенной берлоге и превращает ее в домашний очаг — и все лишь ради безопасности своих детей?

Если она готова рискнуть, то как же ты можешь поступить иначе?Вопрос этот, возникнув словно ниоткуда, застал Харли врасплох. Стоит ли снова искушать судьбу? — спросил он себя и, закатив глаза к потолку, проклял собственную тупость. Черт возьми, сердце его и так уже потеряно. Чего же еще ему терять?

Выпрыгнув из постели нагишом, он пересек комнату, заглянул в ванную и, вытащив из сушилки джинсы, натянул их на себя.

Мэри Клер Рейнольдс больше не одинока в своем желании пойти на риск. Теперь и Харли Керр готов отважиться на это.

Оседлав гнедого и оставив его дожидаться, Харли зашел в стойло к кобылке. Гнедая тряхнула головой и попятилась.

— Тпру, девочка, — успокоил ее Харли, протянув навстречу животному руку. Лошадь покосилась на него краешком глаза, не обнаружила ничего подозрительного и, медленно шагнув навстречу, ткнулась бархатным носом в ладонь ковбоя. — Нам предстоит кое-что совершить, — сообщил Харли. Он надел ей на морду недоуздок, застегнул его и почесал лошадку за ушами. — Надеюсь, ты мне поможешь?

Кобылка вскинула голову и заржала. Харли печально хмыкнул и вывел ее из стойла.

Ночной воздух был пропитан запахами лета. Харли направил гнедого и привязанную к нему кобылку по гравиевой дорожке к дому Мэри Клер. Тишину нарушало лишь цоканье лошадиных копыт. Ветерок мягко шевелил ветки жимолости, тянущейся вдоль невысокой изгороди, распространяя вокруг сладкое благоухание цветов.

Харли остановился и соскочил с седла. Привязав коня, он размотал поводок кобылки и тихо провел ее сквозь узкие ворота. Подойдя к дому, он взглянул вверх. Тюлевые занавески трепетали за открытым окном спальни Мэри Клер. Сердце глухо стучало в грудной клетке ковбоя. А что, если он опоздал? Вдруг у нее уже пропало желание рисковать?

Не позволяя страхам расцвести, Харли нагнулся, подобрал с земли несколько камешков, швырнул их в жалюзи и, затаив дыхание, замер в ожидании. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем за занавеской наконец появилась тень.

— Мэри Клер! — позвал он.

— Харли. Это ты?

— Да, — ответил тот хриплым от волнения голосом. — Я. Ты не спустишься на минутку?

Мэри Клер колебалась так долго, что Харли уже было решил, что она откажет. Но ее мягкий голос вновь, как и много раз прежде, долетел до него сверху, лаская кожу нежным бархатным прикосновением:

— Да. Погоди.

Сердце Харли подскочило к горлу. Ведя за собою лошадь, он зашагал к веранде. Мэри Клер выскользнула из дома. Вот она появилась в лучах лунного света, двинулась к ступенькам и, остановившись, зябко прижала руки к груди. Затем окинула кобылку подозрительным взглядом и перевела глаза на Харли.