И очень плохо.

Она же его жена. Как-то надо заставить ее выслушать.

На несколько минут Ник застыл на месте, обдумывая план действий. Сначала он позвонит Пейдж Уэскотт и попросит ее присмотреть за Эмили. Потом вернется в Сиэтл и разберется со своей квартирой.

Он разорвет договор об аренде. И к вечеру станет бездомным.

Он хорошо знал Эмили. Она слишком мягкосердечна, чтобы выгнать бездомного мужа. Ведь так?

Эмили наклонилась над раковиной и плеснула водой себе в лицо. Она терпеть не могла плакать. Это не приводило ни к чему, кроме красных глаз. Но оправданием служила беременность.

Она положила руки на живот. И вспомнила о звонке Пейдж. Видимо, Ник сообщил ей об их ссоре. Эмили не хотелось разговаривать, поэтому она сказала, что чувствует себя хорошо — наглая ложь, — и повесила трубку.

Эмили вздохнула и побрела вниз. Легла на диван вместе с Гизи и стала смотреть, как бегут по потолку тени от деревьев. Будь у нее капля разума, она бы встала и пошла на работу.

Но очевидно, у нее не было разума. Если бы был, она никогда бы не согласилась на этот идиотский план Ника.

Чтобы он стал донором спермы?

Чтобы оформить фиктивный брак?

Смех, да и только.

Эмили согнула ноги в коленях и погладила живот. Но ребенок-то был от Ника.

Конечно, не один он во всем виноват.

В какой-то степени можно винить амнезию и гормоны. Хотя в ту, последнюю ночь именно он решил разрушить их дружбу.

Эмили зевнула, вымотанная переживаниями последних дней. Она повернулась на бок и закрыла глаза. Гизи пристроился рядом и замурлыкал. Громадный, пушистый... транквилизатор. И под это успокаивающее мурлыканье она наконец уснула.

Около шести часов вечера Ник припарковал свой «порше» и удовлетворенно улыбнулся. У него будет большая машина. Для всей семьи. «Порше» хорош только для холостяков.

К счастью, у него было не много собственности. И, несомненно, Эмили перевезла часть его вещей в Крокетт, когда он пребывал в амнезии.

Пейдж объяснила ему, почему посоветовала Эмили поддерживать у него иллюзию нормального брака: его могла смутить правда.

Смутить?

Боже! — Ник покачал головой. Неподходящее слово. Он вспомнил свою тревогу в первый день в больнице... панику, когда не смог сообразить, как его зовут. А потом вспомнил свое первое впечатление от Эмили — красивая и обеспокоенная, золотистые волосы лежат на плечах.

Он испытал тогда гордость. Восторг. Желание.

Спасибо Господу за амнезию, а то прошло бы еще двадцать пять лет, пока бы он понял, как сильно любит ее.

Ник улыбнулся и отстегнул ремень безопасности. Все его вещи уместились в машине. Надо что-то придумать и убедить Эмили дать ему... им шанс.

На крыльце стояли две спортивные сумки с аккуратно уложенной в них его одеждой, рядом была картонная коробка с личными принадлежностями. Здесь также стояли лыжи и ящик с инструментами, так туго набитый и такой тяжелый, что доски крыльца под ним прогнулись.

Когда Эмили за что-то бралась, она делала это на совесть.

Насколько он мог судить, все, что он держал в доме в Крокетте, было собрано и аккуратно упаковано.

Ник сжал губы, когда извлек из коробки конверт с их брачным свидетельством. Заглянув в конверт, он с облегчением вздохнул — по крайней мере она не разорвала документ. Сейчас эта бумага решала для него все. И он хотел, чтобы и для нее это было так же.

Конечно, дверь была заперта. Ник нажал на кнопку звонка и стал ждать. Ключами он воспользуется в последнюю очередь... если она не поменяла замок.

Шторы на окне слегка шевельнулись, поэтому он позвонил еще раз.

— Я сказала, чтобы ты убирался, — наконец раздался ее голос.

— Это было утром.

— Даже если десять лет назад... Нам не о чем разговаривать.

— Это неправда. Впусти меня, Ангел. Я бездомный. Мне пришлось заплатить две тысячи за то, чтобы разорвать договор об аренде.

— Ну и что? Это твои проблемы. Спи на лодке.

Черт. Он совершенно забыл про свою лодку «Ленивый шкипер».

— Я не хочу ее продавать, но сделаю это. Потому что буду жить здесь. Здесь мой дом.

— Нет, не будешь.

— Ну ладно, Ангел, — умолял он. — Пререкания нам ничего не дадут.

— Я сказала — нет.

— Эмили, будь разумной.

Как бы не так.

Ник кулаком постучал в дверь.

— Говори же со мной, Ангел. Я все равно не уйду.

— Не уйдешь — я вызову полицию.

— Давай. — Он продолжал стучать в дверь и звать ее. Через несколько минут показались три полицейские машины с включенными фарами.

Хэнк Макаллистер вылез из первой машины.

— Тебе помочь, Ник?

— Нет... — Он помахал приятелю и снова начал стучать в дверь. — У меня все в порядке.

— Хорошо. Дай нам знать, если что.

Подъехала пожарная машина и остановилась рядом с полицейскими. Краем глаза Ник увидел, как они все совещаются. Но никто к дому не подошел.

— Эмили, ты не понимаешь. Давай я тебе все объясню. Я не хотел обидеть тебя.

— Тебе всегда удавались шутки. Бьюсь об заклад, ты здорово повеселился, когда обманывал меня.

Боль от унижения в ее голосе разрывала Нику сердце.

— Это была не шутка. — Он заговорил тише, чтобы его могла слышать только она: — Ангел, все эти годы... когда я дразнил тебя... я просто хотел, чтобы ты обратила на меня внимание. И сейчас хочу того же.

— Как же, как же.

— Это правда. Мы дружили с Гейбом, но ведь я всегда был... был частью твоей жизни в каком-то смысле. И я просто покоя себе не находил, когда ты вышла замуж. Не мог понять почему, но меня убивало, когда я видел тебя рядом с другим мужчиной.

Ответом ему было молчание.

Он вздохнул и прислонился к двери, мечтая, чтобы через эту дверь она могла заглянуть в его душу. В нем скрывался голодный мальчишка, увидевший ангела, но боявшийся просить у судьбы слишком много.

— Попробуй еще раз! — крикнул кто-то из пожарников. — Я поставил десять долларов на тебя.

— Черт! — выругался Ник. Только этого ему не хватало — чтобы заключали пари и поддерживали его. Гордость Эмили и без того уязвлена. Но она не знала... не могла знать, как много значила для него.

— А я поставил двадцать на Эмили! — крикнул Хэнк.

Ник посмотрел на прочную дверь.

— Ангел!

— Да?

Хорошо. По крайней мере она снова с ним разговаривает.

— Я не сказал, что память вернулась, потому что знал, что ты меня выгонишь. Ты такая независимая. Ты решила все делать сама... особенно что касается ребенка. И я подумал, что нам надо немного времени, чтобы мы привыкли друг к другу.

— Нам не надо привыкать друг к другу. — И тут же она воинственно спросила: — А что плохого в моей независимости?

— Ничего. Знаю, что это глупо, но хочу, чтобы ты нуждалась во мне... доверяла мне. Хочу, чтобы ты знала, что я здесь.

Эмили скрестила руки и задумалась. Какая глупость. Разумеется, она знала, что он здесь. Все на свете это знали.

— Пожалуйста, Ангел. Ты меня слышишь?

— Да. Значит, я слишком независимая? Ну конечно, ты ведь всегда настаивал на том, чтобы делать все по дому. Если же ты уезжал и я что-то делала без тебя, ты обижался как мальчишка. Поэтому я оставляла все до твоего возвращения.

— Правильно.

— Что — правильно? Что я завишу от тебя? Нет, не завишу.

— Не зависишь. Но по крайней мере я тебе нужен для разных мелочей.

Эмили в сердцах топнула ногой.

— Вот глупости. Мы друзья. Я даже рассказала тебе о своих планах в отношении ребенка. Рассказала тебе одному. — Через дверь ей было слышно, как он вздохнул. — Езжай обратно в Сиэтл. Я тебе не нужна. У тебя, наверное, сотня подружек. И они стройнее меня.

— Меня не привлекают стройные...

— Как же... У меня самой была тонкая талия, пока я не забеременела. — Она одернула платье и сложила руки на животе.

— Ангел, но ты же сама хотела забеременеть.

Эмили смутилась из-за нелогичности своих обвинений.