Однако мы не позволили ему и рта раскрыть. Фред выдвинулся вперед и сунул прямо под нос капитану вонючую миску с нашими пайками. Кэп начал понимать, что происходит. Сперва он собрался было разобраться, но, увидев наши решительные лица, счел за лучшее податься назад. Он схватился за дверную ручку и попытался захлопнуть дверь салона, Не тут-то было! Жорж успел подставить ногу — дверь осталась открытой. Несколько парней схватили кэпа за лацканы тужурки и пригнули его голову к отвратительно воняющей миске. Теперь уже бунт было налицо! Кэп мычал, как бык на бойне, пучил глаза на тухлую колбасу и, не в силах совладать с подступающей тошнотой, издавал горлом клокочущие звуки. Из последних сил он все же прокричал:

— Бунт! Мятеж!

На мостике показались чиф, «дед» и второй помощник. У каждого в руке было по револьверу Кэп ревел:

— Стреляйте же, стреляйте! В кандалы этих бичей, в цепи!

Однако стрелять господа не осмеливались. Зато Фред грохнул миску прямо под ноги кэпу, так что зловонная жижа брызнула на его отутюженные брюки. Все мы отступили на несколько шагов. Один Жорж остался на месте и заявил:

— Капитан Ниссен, вы знаете, что труд у нас тяжелый, и тем не менее даете нам тухлые продукты. Это противоречит морским законам. Можете отдать нас в ближайшем порту под суд. Нас здесь двенадцать человек, больных цингой, и мы обвиняем в этом вас. На борту нет также годной для питья воды.

Кэп, понятно, не хотел ничего слышать. Он шипел только: «Заткнись, бич!» — и снова кричал, стараясь, чтобы его слышали офицеры:

— Стреляйте же, не то я прикажу заковать в цепи вас!

В конце концов «бульдог» дал предупредительный выстрел. Пуля просвистела над головами. Офицеры спрыгнули на палубу салона, появилось оружие и в руке у кэпа. Теперь все было потеряно, это мы поняли, как дважды два. Нас согнали на шкафут, только Жоржа и Фреда задержали наверху. Чиф с «дедом» приставили пистолеты к их спинам и затолкали обоих в штурманскую рубку. Позднее, когда я снова заступил на вахту, парней перевели в форпик и заковали в цепи.

Мак-Интайр отнесся к этой акции безучастно. Правда, он тоже был вместе с нами у дверей капитанского салона, но вел себя весьма сдержанно, а когда все кончилось — еще больше замкнулся в себе. Как и прежде, он исправно выполнял свою работу, но в краткие минуты передышек обязательно из бегал по железному трапу, чтобы понаблюдать за морем.

Куда же мы идем? После того как Жоржа и Фреда заковали в цепи, держать пар стало еще тяжелее. Наша воля к сопротивлению была сломлена. Сумрачные, спускались мы в свою преисподнюю, шуровали, как дьяволы, пили опресненную воду и жрали червивый сыр.

Я опросил Мак-Интайра:

— Где расположен Ле-Пор?

Как-никак кэп грозился описать нас всех именно в этом городишке. Мак прислонил лопату к стенке бункера, уселся на кусак угля и сказал, подумав:

— Ле-Пор? Это на Реюньоне, маленьком французском острове неподалеку от Мадагаскара. Всего лишь крохотная точка в атласе. — Он вытащил свои знаменитые шахматы. — Брось ты этот остров, давай лучше сыграем, а то, может быть, больше случая не представится.

Я сел напротив Мака.

— Ты что, собираешься описаться на берег?

Он не ответил и сделал первый ход.

Я играл хорошо. Ирландец заметил это и удвоил усилия. И все-таки уже после первых десяти ходов наметилась серьезная угроза его королю. Внезапно Мак-Интайр решил сдаться. Он медленно поднялся и дрожащими руками протянул мне маленькие чудо-шахматы.

— ОН близко, — сказал Мак. — В Ле-Поре мы с ним встретимся. Я дарю тебе шахматы. Мне они теперь ни к чему.

Шахматы я брать не хотел Они не принесут мне счастья. Так я и сказал ему, но ирландец смотрел куда-то в сторону и ничего больше не слышал.

Двадцать пять больших лопат швырнул я в ненасытную пасть тонки. Когда я затворил дверцу, за моей спиной послышалось какое-то движение. Мак снова протягивал мне свои шахматы.

— Они твои, — сказал он. — Ты часто побивал меня в игре. Теперь время настало. Что будет, то и будет. Завтра или послезавтра. Я знаю наш курс. «Артемизия» везет меня к НЕМУ, — Мак все еще держал в руке изящный ящичек. — Мне они свое отслужили, — повторял он — Их мне отдал один товарищ по каторге.

Тягостной была эта сцена. Я взял шахматы и сказал:

— Ладно, так и быть. Подержу их у себя, пока они тебе снова не понадобятся.

И мы молча разошлись по рабочим местам.

На следующее утро на горизонте вынырнула бледная полоска суши. Почти посредине высился остроконечный зубец вулкана. Сказочный вид! По мере приближения к земле, все больше птиц кружилось над нашим судном — капские голуби, альбатросы, фрегаты. До берега было еще порядочно, а мы уже вдыхали запахи, распространявшиеся в открытом море. Рейс заканчивался. Нас ждали свежая вода, овощи, мясо и твердая земля под ногами.

Но не меньше шансов было за то, что нас немедленно передадут портовой полиции. Тогда уж тюрьма обеспечена наверняка. Капитан, не задумываясь, расправится с нами. Мак-Интайр попытался успокоить меня:

— Кэп не сможет нанять новых людей на острове. Сброд, который здесь околачивается, ему не годится. Суд состоится разве что в Гамбурге, если к тому времени вы все еще будете на «Артемизии».

Слова ирландца звучали разумно. Откуда, впрочем, ему так хорошо знаком этот маленький остров?

— Последняя вахта, — объявил он. — Ле-Пор уже недалеко.

— Мак, слышишь? Бьют склянки. Нам пора заступать. Я уже расставил фигуры. Мы успели бы сделать несколько ходов.

— С игрой покончено, — оказал Мак-Интайр. — Эти шахматы мне свое отслужили. Держи их у себя, а я не хочу их больше видеть.

Земля впереди по курсу вырастала в размерах, из дымки выплывал мыс, за ним можно было разобрать какие-то точки — город. На наших глазах из океана поднимался сказочно прекрасный Реюньон. Чувство удивления и восхищения охватило меня. Но Мак-Интайр разрушил его:

— Жалеешь, что не придется увидеть, как мы подходим к острову? — спросил он. — Ничего, ты еще многое здесь испытаешь. Запомнишь этот проклятый остров навсегда.

Мы сменили изнуренных кочегара и триммера и проверили топки. Все было в порядке. Я распахнул было дверцу, собираясь подбросить уголька, но вдруг, задумавшись, опустил лопату. «Последняя вахта» — так, кажется, оказал Мак-Интайр? Ну, ясно, — успокоил я себя. — Это просто-напросто наша последняя вахта перед Ле-Пором».

— Попить нечего? — крикнул мне Мак.

Я подбежал к вытяжной трубе, под которой обычно стоял чайник.

— Ничего нет, Мак. Поднимусь наверх, посмотрю, может, наш кок, этот старый боров, расщедрится на холодненькое. В конце концов две кружки нам полагаются!

Выйдя на палубу, я обнаружил, что вход в порт, обозначенный маяком, у нас на траверзе. Принес Мак-Интайру холодный чай и, пока он пил, сказал:

— Мы идем с половинной скоростью против того, что было до смены. Судя по всему, нашим нужно принять на борт лоцмана. Но они проходят мимо порта. В этом я уверен.

Раздался звонок машинного телеграфа.

— Полный вперед, — повторил Мак команду. — Видишь, снова пошли полным.

Он оперся на лопату и уставился невидящим взором в пространство перед собой.

— «Артемизия» идет к коралловому рифу, вот что я тебе окажу. И этим самым подтверждается все! — прошептал он. — ОН уже там и ждет меня. ОН знает, что я приду!

Снова этот отчетливый безумный блеск в его глазах! Я отпрянул на несколько шагов, решив при малейшей опасности рвануть бегом через котельную к машине и искать там помощи. Но ничего не случилось. Мак был спокоен, как никогда. Он хлопотал у своей топки, наводя идеальный порядок. До блеска выдраил железный настил перед котлом, прочистил топку, выбрал весь шлак и набросал целую гору угля для следующей вахты. Потом прошел мимо меня — так, словно не был со мной знаком, — постучал по стеклу манометра и, убедившись, что стрелка стоит на нужном делении, быстро и молча полез наверх. Я слышал его шага, слышал, как скрипят прутья под иго ногами, — и вдруг осознал, что Мак-Интайр покинул кочегарку навсегда. Моя рука нащупала в кармане штанов маленькие шахматы.