— Иветт была очень хороша собой, — наконец сказала она. — Вы, должно быть, были очень красивой парой.

— Красивой парой… — Его голос прозвучал ровно, задумчиво, но настолько холодно, что Джейн вздрогнула. — Да, мы были красивой парой. Многие так говорили.

О Боже! Она почувствовала, что не в силах больше терпеть его откровения. А Фернан как ни в чем не бывало продолжал:

— Помнишь старинные надгробия с резными мраморными изображениями? Люди смотрят на них и восхищаются тонкостью работы, красотой, изяществом изображения. Но внутри… внутри ледяной холод и тлен.

— Надгробия? Изображения? О чем ты? — удивилась Джейн.

— Никто не может понять, пока не побывает внутри склепа и сам не увидит разницу между внешней стороной и внутренней. — Он быстро наклонился к ней, и его глаза блеснули. — А вот я побывал там. Я видел все!

— Фернан, что ты хочешь сказать?!

Все это было за гранью реальности. Джейн чувствовала, что должна что-то понять, но у нее никак не получалось.

— Просто…

— Мальчик и девочка! — Пьер ворвался в приемный покой, как торнадо, лицо его сияло. — У меня сын и дочь! Сын и дочь, Фернан! — прокричал он, а потом упал на грудь своего друга и разрыдался. — Я думал… Нет, я не думал! Но там… только что…

— Я знаю, что ты думал.

Голос Фернана был низким и хриплым. Он посмотрел через плечо Пьера на Джейн, и та заметила, что его глаза тоже увлажнились.

— А Нора? С ней все в порядке?

— Она прекрасна! — сообщил Пьер с таким благоговением, что Джейн не удержалась от улыбки. — Вы можете пройти взглянуть на новорожденных.

— Прямо сейчас? — удивилась Джейн. — Я хотела сказать, а врачи не станут возражать?

— Врачи? Наплевать нам на всех врачей! — Лицо Пьера расплылось в счастливой улыбке. — Как они могут возражать, если двое самых близких наших друзей хотят пойти и посмотреть на своих тезок?

— Тезок? — Джейн застыла с открытым ртом.

— Маленькие Джейн и Фернан! — Пьер вдруг в испуге прикрыл рот рукой. — Ой, что я говорю?! Это же должен был быть сюрприз для вас!

— Это и есть сюрприз, — сухо заметил Фернан. — А ты уверен, что одного Фернана в семье недостаточно?

— Мы оба уверены! — Пьер потащил их к двери. — Скорее, Нора ждет. Она очень устала, но все равно хочет видеть вас обоих.

Палата, в которой находилась Нора, на первый взгляд казалась вполне стандартной, и все-таки Джейн заметила еле уловимые признаки роскоши, которую могут позволить себе только очень богатые люди. Например, она никогда не видела таких прелестных маленьких колыбелек, как те, что стояли возле кровати Норы.

Две крошечные головки виднелись из одеялец розового и голубого цветов, и она подошла, чтобы получше рассмотреть малышей. В этот момент мальчик широко зевнул, состроил смешную гримаску и снова заснул.

— О, Нора, они очаровательны! Я не могу поверить… — У Джейн внезапно хлынули слезы.

— Знаю. — Нора напоминала сдутый воздушный шар, но глаза ее сияли счастьем. — Представляешь, девочка весит три килограмма сто грамм, а мальчик два килограмма семьсот грамм! И где во мне все это помещалось, Джейн?

— Ты что, забыла, какой у тебя был живот? Слава Богу, что обошлось без кесарева сечения.

— Да. Мальчик сначала упирался, но потом неожиданно выскочил как пробка из бутылки, даже врач удивился. А девочка появилась через несколько минут. — Нора улыбнулась и торжественно произнесла: — Мы хотели бы назвать ее в честь тебя, Джейн, если ты не против, а мальчика — в честь Фернана!

— Я им уже сказал, — смущенно сообщил Пьер.

— Ох, ты безнадежен! — сердито воскликнула Нора, но влюбленный взгляд, который она послала мужу, говорил совсем о другом. — Дайте Джейн Фернана, а Фернану — Джейн, — попросила она медсестру.

Слова Норы эхом отозвались в сердце Джейн: так символично они прозвучали… Крошечное личико в окружении мягкой голубой ткани расплылось перед ее глазами.

— Какая она крошечная! — Голос Фернана дрогнул, и Джейн подняла глаза, чтобы взглянуть на него — такого большого и сильного, неловко держащего младенца на согнутых руках. — Ты только посмотри, какие у нее ручки! Самые настоящие, а пальчики малюсенькие… Тебя все будут очень, очень любить, малышка. Всю твою жизнь ты будешь любима!

Джейн заметила, как Пьер взял друга за локоть.

— Ты будешь их крестным, Фернан — так же, как у Анри?

У Джейн защипало в глазах: она поняла, что Пьер и Нора считают своего первенца такой же реальностью, как и двоих новорожденных…

— Конечно, сочту за честь! — ответил Фернан, не поднимая головы, склоненной над маленьким сморщенным личиком младенца.

— А ты, Джейн? Ты будешь крестной матерью? — быстро спросила Нора. — Пожалуйста, скажи «да»!

— Разве я могу сказать «нет»?

Она посмотрела на маленького Фернана и подумала, будет ли когда-нибудь держать на руках свое собственное дитя. Джейн не была уверена в этом… Она знала, что никогда не выйдет замуж за того, кого не будет любить, а разве кто-либо мог сравниться с Фернаном Тамилье?

Слеза упала на личико младенца. Джейн забеспокоилась, как бы ей окончательно не расклеиться, и поспешно передала новорожденного медсестре.

— Я думаю, нам пора идти.

Фернан осторожно положил девочку обратно в колыбельку. Затем Джейн поцеловала Нору, и они на цыпочках вышли из палаты.

— Все-таки дети — это чудо! И человеческая дружба — чудо, — тихо сказала Джейн, когда они шли по коридору: она вспомнила, как перед уходом Нора обняла ее, и это объятие говорило больше, чем любые слова.

— Да, это чудо…

Фернан почему-то чувствовал себя так, словно у него из-под ног вышибли опору. Он никогда не поверил бы, что вид двух крохотных существ, этот венец любви Пьера и Норы, так подействует на него. И чтобы преодолеть нарастающее чувство пустоты в сердце, сказал:

— Боюсь, Нора теперь будет еще больше дорожить твоей дружбой. А ты ведь собираешься скоро возвратиться в Лондон?

Сама по себе фраза походила на вежливый вопрос, но тон, каким ее произнесли, не был ни дружелюбным, ни деликатным. Джейн внезапно остановилась, и Фернан, опередивший ее, был вынужден вернуться.

— Что с тобой? — изумленно спросил он.

Джейн вдруг почувствовала, что страшно устала. Эмоциональные взлеты и падения преследовали ее с первого дня приезда во Францию, а напряжение последних нескольких часов было уже совершенно невыносимым. В результате слова сорвались с ее губ прежде, чем она успела подумать:

— По-моему, это я должна спросить тебя, что случилось?

— Не понимаю? — Он изумленно поднял бровь.

— Не надо, Фернан! Мне надоело играть в эти игры! — взорвалась Джейн. — Я бы не удивилась, если бы ты сказал: «Надеюсь, что ты скоро возвратишься в Лондон!» Впрочем, это и так было ясно по твоей интонации…

— Джейн, ты с ума сошла! Я просто спросил…

— Я знаю, что ты спросил!

— В таком случае не вижу повода для этого… спектакля.

Но равнодушный тон Фернана не произвел на Джейн ни малейшего впечатления: она была слишком разозлена, чтобы замечать его.

— Вот как? Не видишь? — спросила она агрессивно, подступая к нему и глядя ему прямо в глаза. — Ну что ж, я тебе объясню. Представь себе, что, когда ты разговариваешь с людьми так, словно они пыль под твоими башмаками, это их обижает. Ты, возможно, удивишься, но это правда! Ты, безусловно, богат и красив, Фернан Тамилье, но на свете существуют вещи более важные — человеческая доброта, например. И знай: я уеду из Франции только тогда, когда сочту нужным. Никакие замечания с твоей стороны не изменят моего решения ни на йоту! Ты понял?

— Я понял, как ты меня воспринимаешь. — Лицо его потемнело. — Мне неясна причина этой вспышки, но сообщение я принял — кстати, вместе с половиной больницы, — добавил он.

— Мне все равно! — воскликнула Джейн. — Мне безразлично, что подумают люди, Фернан! Я знаю, что ору, как торговка рыбой, и что ты считаешь, будто я во всем виновата. А я не виновата! Это ты с самого начала вел себя со мной отвратительно! И даже сейчас, после того, как родились эти прекрасные дети… Да как ты мог?!