- Уже одно это название несовместимо с моей ценовой политикой. Оно пахнет тисненым бархатом.
- Платишь не ты. Платим мы.
- Я так понял, что за билеты на самолет.
- И за гостиницу. Это же само собой разумеется. И сопутствующие расходы. Давай-ка выясню, свободен ли еще твой номер.
- Я уже здесь расположился.
- Как это "здесь" называется?
- Через минутку-другую вспомню. А пока скажи мне насчет сегодняшнего вечера - все остается в силе?
- Да вот сейчас подыскиваем новое место. Только-только успели освоиться в одном замечательном зале, который нашел мой коллега - связи у него фантастические. Библиотека собора Святого Павла. Все, о чем я мечтал, - возвышенная атмосфера, дубовые панели, каменные барельефы, тысячи книг. И вот сегодня, начиная с полудня, туда стали звонить неизвестные лица.
- Угрозы.
- Сообщения о заложенной бомбе. Мы пытаемся не допустить огласки. Но старший библиотекарь спросил, не предпочтем ли мы перенести наше мероприятие в какое-нибудь другое место. Кажется, только что удалось подобрать одно, очень надежное, и мы договариваемся насчет тайного дежурства полиции. Но все равно обидно, Билл. Жалко покидать библиотеку: хоры, сводчатый потолок, наборный паркет.
- Те, кто звонит по телефону, бомб не взрывают. Настоящие террористы звонят после того, как дело сделано. Если вообще звонят.
- Знаю, - ответил Чарли, - но мы все равно стараемся обезопасить мероприятие по максимуму. Количество журналистов сократили. А адрес будем скрывать до последнего момента. Людей собираем в прежнем месте, а потом везем арендованным автобусом в истинное.
- Чарли, помнишь, была такая вещь - "литературная жизнь"? Пьянки, красивые девушки…
- Приезжай в "Честерфилд" к семи. Чтобы было время просмотреть стихи, которые ты должен зачитать. Оттуда поедем вместе. А потом, после всего, поужинаем без посторонних, вдвоем. Надо поговорить насчет твоей книги.
Сообщение, что гостиницу оплатят, как-то примирило Билла с предстоящим выступлением. Положив на журнальный столик листок с меню, он достал из кармана свою банку-аптечку. Высыпал на меню все, что там было, - четыре пока еще целых таблетки. Остальной запас, расфасованный в красивые бутылочки из янтарного пластика, хранился дома, в ящиках комода в его спальне. Транквилизаторы и психостимуляторы, снотворные и общетонизирующие, мочегонные и антибиотики,кардиотоники и спазмолитики. А здесь перед ним лежат успокоительные трех сортов, да еще один кортикостероид, розовый такой, средство от кожного зуда. Нищенский паек. Но разве Билл мог предугадать, что его понесет в Бостон и Лондон? Впрочем, скудость ресурсов не убавит наслаждения от тонкой хирургической операции по дроблению и дозированию, от веселого таинства смешивания цветов. Он наклонился к невысокому столику, и на него снизошел покой - так бывало всегда, когда он возился с таблетками. Ему нравилась атмосфера приготовлений к битве, усердия, дотошности - легко прикинуться, будто знаешь, что творишь. Сладчайшая забава для глаз и рук - пилить таблетки на мелкие дольки, подбирать комбинацию. Вот они, разложены на меню - аккуратные яркие треугольнички, средство внести ясность, нащупать подходящее состояние души, интуитивно подобрать волшебство по цвету - авось поможет справиться с минутной паникой или капризом организма, не сесть на риф в нескончаемых вечерних сумерках, на западной оконечности дня, когда отчаяние захлестывает с головой.
Он жалел, что не прихватил иллюстрированные справочники, полные предостережений, запретов и прелестных цветных таблиц, повествующие о побочных эффектах и несовместимости с другими лекарствами. Но он же не знал, что его занесет за океан.
Он сосредоточенно пилил таблетки своим старым щербатым складным ножом с рукояткой из оленьего рога, на который не среагировали металлоискатели трех аэропортов.
Такси повернуло, выехало на мост Саутуорк. Билл, сидевший со стихами на коленях, время от времени подносил страницы к глазам, бормоча строчки. Теплый ласковый дождь рисовал и растушевывал узоры на речной глади, рябь казалась отпечатками локтей ветра.
Чарли сказал: - Тот малый… -Кто?
- Да тот малый из Афин, который заварил все дело. Ты мне потом, пожалуйста, скажи, что о нем думаешь.
- Он кто, ливанец?
- Да. Политолог. Говорит: я, дескать, только посредник, о бейрутской организации точных сведений не имею. Утверждает, что они готовы отпустить заложника.
- А эта их молодая организация - она за кого? За фундаменталистов?
- Эта молодая организация - за коммунистов.
- И что, нас это удивляет? - сказал Билл.
- Существует Ливанская коммунистическая партия. А еще - левые силы, насколько я понимаю, просирийской ориентации. И ООП {7} опять активизировалась в Ливане, а она всегда тяготела к марксизму.
- Значит, нас это не удивляет.
- Удивляет, но в разумных пределах.
- Когда нас что-то удивит по-настоящему, предупреди меня, ладно?
На безлюдной улице неподалеку от Сент-Сэвьорз-Док их встретили два полицейских инспектора. Район подлежал реконструкции, но старые здания - а тут преобладали красные кирпичные склады с лебедками, с люками под крышей - все еще сохранялись в первозданном виде. Они подошли к старинному зернохранилищу, где еще недавно квартировала фирма по торговле сантехникой, ныне прогоревшая. Ключи у бывших арендаторов раздобыли через полицию. Даже телефон работал.
Все четверо вошли внутрь. Осмотрели просторный зал, где все было готово к пресс-конференции: кафедра для выступающих, складные стулья, дополнительные осветительные приборы. Потом зашли в помещение дирекции. Чарли позвонил коллегам, велел им загружать автобус и выезжать. Билл начал озираться в поисках туалета. Едва Чарли закончил разговор, телефон зазвонил. Один из полицейских взял трубку - и все услышали из динамика вопль: "Бомба, бомба, бомба". Звонящий говорил с акцентом, так что получалось похоже на "Бум, бум, бум". Билла, которому страшно хотелось справить нужду, но лучше бы не на улице, звонок даже позабавил.
Зато полицейских - взбесил. Одного уж точно. Второй просто уставился в угол, на книжную полку с каталогами.
Последним здание покинул Билл - предварительно все-таки уединившись в туалете. Один из полицейских встал на часы у главного входа, а другой, отогнав машину ярдов на пятьдесят, позвонил в управление.
Чарли сказал:
- Хотел бы я понять, чего они этим добиваются.
Они с Биллом перешли на другую сторону улицы и стали ждать саперов, которые должны были приехать для осмотра здания.
- Власти над нами, вот чего, - сказал Билл. - Им хочется верить, будто по одному их звонку мы разбежимся, поджав хвост. Перед их мысленным взором - сотни людей, трюхающих по пожарным лестницам. Я же тебе говорил, Чарли. Бомбы и звонки - две разные специальности.
Вскоре они переключились на другую тему. Дождь кончился. Чарли перешел улицу, обменялся парой фраз с полицейским и, пожимая плечами, вернулся. Они поговорили о книге, которую сейчас редактирует Чарли. Потом - о дне, когда Чарли получил свидетельство о разводе, - шесть лет уже прошло. Чарли припомнил, какая в тот день была погода: ясное небо, высокое-высокое и близкое-близкое, припомнил Пятую авеню с хлопающими на ветру флагами и знаменитую актрису, выпорхнувшую из такси. Билл потянулся за носовым платком. Грохот заставил его полуобернуться; на ногах он все-таки устоял, к стене не отлетел. Звук отдался эхом в плечах и грудной клетке. Билл подскочил, тут же пригнулся, заслонившись рукой, - стекла сыпались градом. Чарли выдохнул то ли "Козлы", то ли "Ложись", повернулся спиной к ударной волне, уперся в стену локтями, сцепил руки на затылке; "Потом не забудь восхититься его самообладанием", - сказал себе Билл. И в ту же секунду понял, что ничего больше не случится, обошлось, и медленно распрямился, глядя на здание, но одновременно вслепую нащупывая руку Чарли, проверяя, здесь ли он еще, не упал ли, может ли двигаться. Полицейский, дежуривший у входа, теперь стоял на коленях, возился с рацией на поясе. Мерцающие стекляшки усыпали улицу, точно снег. Второй полицейский еще немного посидел в машине - рапортовал, - а затем двинулся к напарнику. Оба уставились на Чарли с Биллом. В воздухе, на уровне третьего этажа зависло пыльное облако. На середине проезжей части четверо сошлись. Под ногами хрустело стекло. Чарли отряхнул пиджак.