Не так давно президент Индонезии Сухарто[538] кончиком древнего меча нажал на кнопку и запустил спутниковую систему телекоммуникации для связи между островами архипелага — примерно так же столетие назад железная дорога связала два побережья Америки[539]. Его жест символизировал новые пути, которые Третья волна предоставляет странам, стремящимся к переменам.

Подобное развитие энергетики, сельского хозяйства, технологии и коммуникации предполагает нечто еще более глубокое — формирование совершенно нового типа общества, основанного на влиянии прошлого и настоящего — Первой волны и Третьей волны.

Можно представить себе стратегию перехода как сочетание ориентированной на деревню, требующей низких затрат сельской промышленности с некоторыми тщательно отобранными высокими технологиями. Экономические ресурсы делятся таким образом, чтобы стимулировать и обеспечивать и то, и другое.

Джагдиш Капур писал: «Должно быть установлено новое равновесие между» самой прогрессивной наукой и технологией, возможной для современного человечества, и «гандийским видением идиллических зеленых лугов, сельских республик». На практике такое сочетание требует «полной трансформации общества, его символов и ценностей, системы образования, побудительных мотивов, направлений приложения энергоресурсов и всех прочих институтов»[540].

И тем не менее все больше мыслителей, социологов, ученых и исследователей верят, что такая трансформация начинается уже сегодня, подводя нас к радикально новому синтезу, который образно можно охарактеризовать так: Ганди и спутники.

Работать на самообеспечение

Этот подход подводит нас к представлению об еще одном синтезе — на еще более глубоком уровне, уровне общего экономического отношения человека к рынку, неважно какому, капиталистическому или социалистическому. Возникает вопрос, какое количество времени и труда человек отдает производству и какое — самообеспечению, т. е. сколько он должен работать за зарплату на рынок и сколько — на себя.

Большинство населения обществ Первой волны уже вовлечено в денежную рыночную систему. Но несмотря на то что денежные доходы беднейших людей могут играть существенную роль в их выживании, производство для обмена обеспечивает их жизнь лишь частично — остальное они получают путем самообеспечения.

Третья волна заставляет нас взглянуть по — новому и на эту ситуацию. Везде миллионы безработных. Но реально ли добиться в этих странах полной занятости? Какая политика в состоянии еще при жизни нашего поколения обеспечить эти миллионы работой? Может быть, само понятие безработицы принадлежит эпохе Второй волны, как считает шведский экономист Гуннар Мирдал?[541]

Проблема состоит, как пишет Пол Стритен из Всемирного Банка, «не в безработице в западном понятии, предполагающем наемный труд за заработную плату, рынок труда, обмен труда и социальное страхование… Проблема, скорее, заключается в непродуктивности труда бедняков, особенно в деревне»[542]. Удивительный феномен Третьей волны — рост самообеспечения в самых развитых странах — заставляет сомневаться в самих изначальных постулатах экономистов Второй волны.

Возможно, подражать индустриальной революции на Западе, которая стремится к переносу практически всей экономики из сектора А (производство для потребления) в сектор Б (производство для рынка), — это ошибка.

Вероятно, производство предметов потребления следует рассматривать не как достойный сожаления пережиток, а как позитивную силу.

Сейчас большинству людей необходима частичная занятость плюс новаторская политика, которая сделала бы их работу на себя более продуктивной. Правильная связь этих двух видов экономической деятельности могла бы стать ключевым моментом для выживания множества людей.

С практической точки зрения это может означать создание «капитальных инструментов» для самообеспечения, чем и занимаются сейчас богатые страны. Там мы видим выдающийся пример синергии двух секторов: рыночная экономика производит капитальные средства самообеспечения — от стиральных машин до ручных дрелей и тестеров. В бедных странах уровень нищеты таков, что говорить там о стиральных машинах или электроинструментах кажется, на первый взгляд, излишним. И все же нет ли здесь аналогий с обществом, давно перешагнувшим цивилизацию Первой волны?

Французский архитектор Иона Фридман напоминает нам о том, что бедные не обязательно нуждаются в работе — им нужны «еда и крыша над головой». Работа — лишь способ все это получить. Но человек способен сам вырастить для себя пищу и построить дом или, по крайней мере, внести свой вклад в этот процесс. Так, в статье для ЮНЕСКО Фридман говорит, что правительство должно способствовать тому, что я называю самообеспечением, путем изменения земельных и строительных законов. Именно они часто не дают возможности фермеру построить или улучшить собственный дом[543].

Фридман побуждает правительства устранять эти препятствия и помогать людям в устройстве жизни, предлагая им «поддержку в организации, снабжении труднодоступными материалами… и, если возможно, развитии территории», т. е. снабжении водой и электроэнергией. Фридман и другие пытаются доказывать, что все, способствующее более эффективному самообеспечению, может быть столь же важным, как производство, измеряемое в валовом национальном продукте.

Чтобы увеличить продуктивность самообеспечения, правительство должно сконцентрировать на нем научные и технологические исследования[544]. Но даже сейчас можно создавать простые инструменты для ручного труда, коммунальные мастерские, предоставлять мастеров и учителей высокой квалификации, средства связи, оборудование для энергоснабжения. Очень важна также пропаганда и моральная поддержка тем, кто вкладывает много труда в строительство собственного дома или улучшение участка земли.

Пропаганда Второй волны, к сожалению, доносит даже до самых отсталых и бедных, будто то, что они делают собственными руками, значительно уступает продукции массового производства. Вместо того, чтобы учить людей презирать собственный труд и недооценивать все, что они создают сами, следовало бы давать награды за самый лучший или самый интересный дом или продукт труда, самое «продуктивное» самообеспечение. Сознание того, что в настоящее время даже самые богатые люди все больше прибегают к самообеспечению, поможет изменить настрой самых бедных. Потому что Третья волна представляет соотношение рыночного и нерыночного производства во всех обществах будущего в совершенно новом свете.

Третья волна также поднимает вопросы неэкономического и нетехнологического плана. Например, она заставляет пересмотреть взгляды на образование. Все согласны с тем, что образование — необходимое условие развития. Но какое образование?

Когда колониальные власти вводили формальное образование в Африке, Индии и других странах Первой волны, они организовывали там либо нечто вроде фабричных школ, либо жалкое подобие своих элитных учебных заведений. Сегодня принципы образования Второй волны подвергаются сомнению везде. Например, должно ли образование обязательно связываться с классной комнатой? Теперь мы должны сочетать обучение с работой, политической борьбой, коммунальными услугами, даже с игрой. Все наши умозрительные представления нуждаются в пересмотре, и это касается не только бедных стран.

Например, является ли целью образования грамотность? Если да, то что означает грамотность? Умение читать и писать? Известный антрополог Эдмунд Лич в дерзкой статье для Центра по исследованию будущего в Эдинбурге утверждает, что чтение легче дается и имеет большую пользу, чем письмо, и вообще нет необходимости в том, чтобы человек умел писать[545]. Маршалл Маклюэн говорил о возврате к устной культуре, более близкой многим обществам Первой волны[546]. Технические приспособления, распознающие речь, открывают необозримые новые пространства. Новые, необыкновенно дешевые коммуникационные «кнопки» или крошечные магнитофоны, встроенные в простое сельскохозяйственное оборудование, могут давать устные инструкции неграмотным фермерам. В свете этого даже определение грамотности заслуживает пересмотра.