— Кто знает? Полагаю, канистру из-под бензина с отпечатками пальцев они нам любезно не оставили?

— Жди.

Мы вернулись во дворик, и я предложила выпить кофе там.

— Когда принесу, хочу послушать, чем занимаешься и почему расследовать убийство африканки поручили именно тебе.

— Пойдем вместе, — предложил он, и мы вошли в дом.

Галлахер рассказал, что в том расследовании он успешно руководил розысками человека, обвиняемого в Англии в убийстве члена своей семьи, чем-то ее опозорившего, — в некоторых странах Востока такое принято. В результате его назначили главой подразделения полиции, занимающегося преступлениями, совершенными под влиянием традиций и обычаев иммигрантских сообществ в Ирландии.

— Мы стараемся вербовать на службу побольше людей неирландского происхождения. Заправляет всем знакомый тебе рыжий парень из Донегола. А когда нет расследований, занимаюсь связями с этническими диаспорами.

— Как тебе Питер Грут? — поинтересовалась я, когда, захватив кофе, мы возвращались во двор.

— Пит? Док Шерри правильно сделал, что его пригласил. — Галлахер говорил с заметным акцентом своих родных краев — графства Донегол. — В ближайшее время собираюсь еще раз с ним увидеться. Наверное, пробуду здесь, пока карантин не снимут. Мы обосновались в Наване, но мне с группой детективов пришлось перебраться в Каслбойн, чтобы продолжить расследование. Хотим воспользоваться ограничениями на въезд и выезд. Сверху спустили указание направлять живущих в городе африканцев — с их согласия — на анализ ДНК. Попробуем выяснить, нет ли среди них родственников погибшей. А если найдутся — почему не заявили об исчезновении и не забирают тело. Работаем в тесном контакте с руководством общины.

— А с чего ты взял, что она из Каслбойна?

— Местоположение тела. На одном участке ручей течет параллельно дороге, и теоретически труп в него кто угодно мог сбросить. Но дорога не из главных, второстепенная, в стороне от крупных населенных пунктов. Чтобы добраться до нее из Навана или Дублина, нужно пересечь Каслбойн. С мертвецом в багажнике — глупее не придумаешь. По всей вероятности, ее прикончили в городе и где-то в окрестностях утопили. Все могло произойти и на берегу ручья, но тогда убийцу все равно нужно искать в Каслбойне.

— Грут не вполне уверен, что убийство ритуальное.

— Сомневается, знаю. Они с Шерри утром советовались, и оба согласились, что с самого начала некоторые повреждения на теле были истолкованы неверно.

— В каком смысле?

Галлахер откашлялся.

— Это связано… Ты слышала, что с ее гениталиями сделали?

— Я в курсе.

— Из-за разложения не сразу сообразили: это случилось задолго до того, как убийца ее искромсал.

— Что-то не совсем понимаю…

— Ее подвергли обрезанию, вероятно, в детстве. Думаю, ты знаешь, что это такое.

— Женское обрезание, слышала…

— Причем наиболее радикальной разновидности — инфибуляции. Иногда ее называют «фараоновым обрезанием» — после клитородектомии половые губы сшивают, чтобы закрыть вагину, оставляя отверстие для мочеиспускания и менструации. Извини, если коробит, только лучше все сразу сказать, чтобы потом к этому не возвращаться.

Мне стало не по себе, и я отставила кружку с кофе.

— По мнению Пита, это заметно меняет дело. В Африке инфибуляцию практикуют представители разных религий, но в первую очередь приверженцы ислама. С другой стороны, они менее склонны прибегать к ритуалам мьюти, чем люди с анимистическими верованиями. Конечно, это обобщения, однако теперь убийство видится в ином свете. Скажем, жертва исповедовала ислам, ее смерть не имела отношения к мьюти, а убийца принадлежал к той же общине, что она. Значит, искать следует мусульманина африканского происхождения, живущего в Каслбойне.

— Домыслы, не более. И если ее убили не ради частей тела, зачем убийца расчленил труп?

— Хороший вопрос. — Галлахер выудил пачку сигарет из кармана рубашки. — Не возражаешь?

— Ладно уж. Ты хоть меньше курить стал?

— Как же — по одной сигарете каждые четыре часа.

— Неплохо.

Он закурил и выпустил струйку дыма.

— Вот только время засечь забываю и в счете путаюсь. Теперь выкладывай историю с угнанным автомобилем.

Я рассказала, как мне сели на хвост и как я остановилась, решив выяснить отношения с преследователем. Глубоко затянувшись, Галлахер выдохнул дым уголком рта. Он смотрел на меня прищурившись и с явным неодобрением.

— Скажу по-дружески, Иллон, вела ты себя чертовски глупо.

— Не люблю, когда меня запугивают.

— Кому понравится? Только уж пусть лучше пугают, чем убивают. — Высказав свою точку зрения, он отхлебнул кофе. — Автомобиль угнали вчера, около девяти вечера, когда он стоял на улице.

— Угонщик знал о введении карантина.

Я объяснила, почему так считаю.

— Получается, главная цель — выманить тебя из дому и к возвращению разыграть спектакль? Как-то мало верится. Я не отрицаю, им нужно было твое недолгое отсутствие, но имитация угрозы поджога скорее всего отвлекающий маневр. Ты проверила, не пропало ли что-нибудь?

— В голову не пришло.

— Давай-ка осмотрись по-быстрому. — Он достал блокнот и принялся что-то записывать.

Через пять минут сомнений не осталось. Все было на месте, кроме ключей от Центра исторического наследия.

ГЛАВА 24

Галлахер немедленно навел справки в городском отделении полиции. Так и есть — из библиотеки поступило сообщение о попытке незаконного проникновения в здание. Замок на входной двери поврежден, но попасть внутрь взломщику не удалось.

— Ситуация меняется, — заметил Галлахер, сообщив мне о происшествии. — Но почему твой ключ не подошел?

— Он от Центра исторического наследия, это внутреннее помещение. Входные ключи у главного библиотекаря. Мне нужна была возможность заходить в центр в течение рабочего дня.

— Зачем кому-то понадобилось туда ломиться?

— Хотели добраться до деревянной скульптуры, которую мы нашли в пятницу, — раскрашенной статуи Пресвятой Девы с Младенцем.

— Это такая ценность?

— Стоит она, вероятно, немало, но похитителя ключа, думаю, больше интересовало нечто внутри ее.

— И что же там?

— Представления не имею. И, пока статуя цела, едва ли узнаю.

— Почему ты решила, что они именно за этим гоняются?

— Два человека, никогда статую не видевшие, тем не менее предположили, что она полая или что внутри ее что-то спрятано. Один из них мертв, второй когда-то был близко с ним знаком.

— Его имя?

— Росс Мортимер, остановился в гостинице «Декан Свифт».

Галлахер сделал пометку в блокноте.

— Кто-нибудь еще проявлял интерес к статуе?

Я улыбнулась, хотя губы из-за ушибленной челюсти почти не слушались.

— Национальный музей, муниципальный совет, католический приходский священник, англиканский ректор — кто только на нее не претендует! Однако не пойдут же они на кражу.

— Гм. Прослежу, чтобы работники библиотеки сменили замок на двери центра, а то еще кто-нибудь воспользуется в дневное время твоим ключом и повредит статую. Ключ от нового замка тебе ни к чему — слишком опасно. И окна на ночь закрывай, даже если никуда не уходишь.

— Наехать на меня сегодня пытались не из-за ключа… — Я осторожно ощупала больную шею.

На мгновение Галлахер призадумался.

— Как сказать. Водитель мог здорово разозлиться, что зря старался.

Он поднялся.

— Есть одно… Ладно, забудь. — Я хотела сказать, что Бен Аделола и Даррен Бирн тоже могли иметь какое-то отношение к скульптуре, но что Галлахеру это сейчас даст? — Никогда не спрашивала, как твои дела…

— Развод состоялся, дети остаются со мной. Я ни с кем не встречаюсь. А ты? Слышал, скоро замуж выходишь?

— Мы не решили, когда точно.

— Не тяни, — посоветовал Галлахер. — Спасибо за кофе. Когда с Питом закончу, позвоню Болтонам. Даже если они не причастны, пусть все же усвоят — за угрозы отвечать придется по полной.