Она закачала головой. Слезы, которые уже очень давно не появлялись на ее лице, потекли по щекам. Она оплакивала потускневшее чудо.

— Я... я не знала, чей это ребенок. Я не хотела этого знать. Я просто заполнила анкету, указала в ней желательные физические характеристики отца... Я написала: высокий, блондин и... но я никогда... нет... Себастьян ничего не говорил мне вплоть до того ужасного дня в больнице, дня его смерти. — Рыдание вырвалось из груди Дженнифер. — Он... он сказал, что был не прав, что он должен был сказать об этом с самого начала. Но происшедшее не должно изменить наш договор, оно не должно иметь значения... А оно имеет значение, имеет! — Дженнифер закрыла глаза, вспомнив пережитый шок. — Я не знала, что он собирался и тебе сказать об этом. Я понимаю, мне не следовало убегать из больницы, но, Боже, как я могла остаться? Я не знала, что делать, что думать... Я почувствовала себя такой одинокой. Как он представлял мою встречу с тобой? Как я могла говорить с тобой и естественно вести себя, зная... зная, что...

— Перестань, Дженнифер!.. Не надо! — Раф обнял ее и прижал к груди. Его пальцы утонули в ее волосах. Он гладил Дженнифер по голове, давая ей возможность выплакать свой гнев и обиду. Успокаивая ее, он сказал, что они оба оказались жертвами тайного замысла отца. Отворотом халата он вытер ей слезы, а потом поцелуями стал стирать их следы. Его губы коснулись ее ресниц, носа и соленых щек.

— Раф... — Дженнифер знала, что ей не сдержать напора его чувств.

— Джен, позволь мне любить мать моего ребенка, — прошептал он ей прямо в губы.

Потрясенная его нескрываемым желанием, она неуверенно шагнула назад.

— Мы не должны...

Однако по тону ее голоса Раф понял, что она капитулирует. А глаза Дженнифер украдкой ласкали его — он не мог этого не заметить. Ему захотелось сорвать с нее одежду и тут же заняться с ней любовью — просто утолить свою похоть, пока она не передумала. Но еще сильнее было его желание продлить удовольствие узнавания друг друга. Он хотел бы ласкать и возбуждать ее, заставить стонать от удовольствия и наконец, утолив страсть, освободить их обоих от любовных мучений.

— Ты ведь хочешь меня, — сказал он, намеренно понизив голос и придав ему сексуальный оттенок.

Да, она не могла больше это отрицать. Она не могла лгать ни себе, ни ему...

Дженнифер повернулась и посмотрела на вулкан, извержение которого символизировало неудержимую силу природы, подчиняющую себе всех и вся.

— Да, — сказала она и тут же добавила: — Но только сегодня ночью.

— Всего лишь одна безумная ночь запретной любви, — тихо согласился он. Эти слова были абсолютно созвучны ее мыслям. Дженнифер облегченно вздохнула. Он встал позади нее и коснулся ладонями ее плеч, потом груди и талии. — Начнем?

В стеклянных дверях Дженнифер видела отражение Рафа, его обнаженную грудь, возвышавшуюся за ее плечами, его загадочно блестевшие глаза. Раф медленно развязал пояс, зная, что на этот раз она не станет его останавливать. Халат распахнулся, и он увидел под ним крошечный кусочек тончайшего темно-зеленого шелка, который едва прикрывал полную грудь Дженнифер.

— Сексуально, — произнес он, касаясь пальцем ткани. Затем снял с ее плеч халат и опустил его на пол.

Дженнифер вдруг застеснялась своей слишком большой груди и широких бедер. Дыхание ее участилось, и она потянула за шелк, стараясь как можно больше прикрыть себя.

— Ты надела это для меня? Ты знала, что скажешь «да»?..

Она облизнула губы.

— Нет... я... у меня нет привычных ночных сорочек... Все мое белье очень с-сексуально...

— С-сексуально... — повторил он с усмешкой. По спине Дженнифер пробежал холодок. Она наблюдала, как его руки скользнули по ее талии и остановились на животе. Раф начал медленно поднимать шелк с ее бедер. — Что я увижу сейчас? — прошептал он, покусывая ей плечо. — У тебя надето что-нибудь еще под этим лоскутком?

— Д-да.

— Проказница!

Приподняв немного шелк, он замер, увидев узкую кружевную полоску, едва прикрывающую промежности. Раф пробежал пальцами вниз по кружеву между ее ног, отчего у Дженнифер перехватило дыхание. С невероятной нежностью он одной рукой ласкал ее пухлые округлости у кружева, в то время как другая рука поднялась к груди, скользнула под шелк к мягким бархатным соскам.

— Тебе нравится наблюдать за тем, что я с тобой делаю, дорогая?

О да, ей это очень нравилось. Это было безумнее любой ее фантазии. Она переживала сильное сладостное волнение, упиваясь ласками полуобнаженного мужчины, покорившего ее своим искусством любви.

Отодвинув в сторону кружевную полоску, он прошептал:

— Дорогая, хочешь заняться любовью прямо здесь?

Все, фантазия прервалась. Несколько секунд Дженнифер была сама не своя. После того, что Раф делал с ней, она почувствовала невероятную, глупую застенчивость. Она была в высшей степени возбуждена, а он? Она ведь тоже должна была доставить ему удовольствие? Все ее истории рассказывались с позиции женщины, она ни разу не задумывалась над тем, какое удовольствие получает от любовной игры мужчина. Один-единственный любовник, который был у нее шесть с небольшим лет тому назад, не помог ей вкусить любовной услады. Она так и не знала, что такое заниматься любовью по-настоящему!

Дженнифер взглянула на Рафа, который мысленно находился где-то далеко, в своем собственном мире. Он запрокинул назад голову и закрыл глаза, его грудь вздымалась, будто после бега, руки были напряжены. Казалось, он молился какому-то первобытному богу, который, вероятно, услышал его молитвы и ответил ему, потому что именно в эту минуту раздался страшный грохот, в темную высь взлетел очередной огненный фейерверк, а черное небо прорезала блестящая серебряная стрела молнии.

— О, посмотри... Ты видел молнию над горой?.. — пробормотала Дженнифер и, распахнув стеклянные двери, вышла на балкон.

Раф последовал за ней. Она взялась за перила и слегка наклонилась вперед. Потом повернула голову и озорно посмотрела на Рафа.

— Ты настоящая соблазнительница, — пробормотал он. — Но мне казалось, мы вышли сюда смотреть на извержение вулкана.

— Я бы с большим удовольствием посмотрела на тебя, — решила она признаться.

— Хочешь увидеть, как я возбуждаюсь? — Его улыбка пронзила Дженнифер. Он подошел ближе. — Тебе хочется увидеть, как я теряю над собой контроль? — прошептал он, накрыв руками ее груди.

— Да, думаю, да. — Она вздрогнула и еще крепче ухватилась за перила. Над собой контроль она уже потеряла.

— Тогда пойдем в кровать, — позвал Раф. — Здесь холодно. — Он повернул ее лицом к себе и крепко поцеловал. Потом, подцепив пальцами бретельки, резко опустил их вниз, и скользкий шелк в ту же секунду оказался под грудью. Он провел пальцами по округлым линиям, коснулся сосков, затем наклонился и по очереди поцеловал их.

Дженнифер была чрезвычайно возбуждена, и он, почувствовав это, поднял ее на руки и понес в комнату. Подойдя к кровати, он опустил ее на мягчайшее ложе, снял с нее шелковый «лоскуток» и кружевную полоску, заменявшую ей трусики, и бросил все это в сторону. Он ласкал ее до изнеможения, пока не понял, что она нестерпимо хочет его.

Только тогда он снял брюки, взял ее руки в свои и показал ей, каких ласк он ждет от нее. Она оказалась очень способной и весьма изобретательной ученицей. Ее ласки превзошли все его ожидания.

Наконец Раф перекатился на спину, и они поменялись местами. Увидев удивление Дженнифер, он сказал:

— Да, именно так. — Его руки крепко прижали ее бедра к своим. — Так безопасно? — вдруг спросил он.

— Что ты имеешь в виду? Смогу ли я забеременеть? — спросила она, улыбаясь. — Я уже беременна.

— Нет, я имею в виду... эта поза безопасна для ребенка?

— Да, вполне безопасна, но постарайся быть нежнее... — О, как она хотела его! Хотела сейчас, немедленно!

— Дорогая, я буду нежен, обещаю...

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Дженнифер сладко потянулась, почувствовав, что солнце бьет ей в глаза, выгнулась и вытянула ноги. Как приятно было просыпаться с ощущением радости! Полусонная, она вновь уютно свернулась на своей половине кровати и, улыбаясь, продолжала парить на крыльях эротической фантазии. Рафаэль Джордан оказался в ее власти. Великолепный, обнаженный, возбужденный, он лежал у нее в постели, доставляя ей удовольствие. Его зеленые глаза горели огнем, когда он умолял ее, но вовсе не о свободе. Совсем наоборот. Он хотел быть ее рабом, остаться навсегда в ее власти, потому что знал: она — единственная женщина во всем мире, которая способна утолить его жажду любви...