— Немедленно отпустите мисс Стентон! — выпалил Джек.

Он был в такой ярости, что не остановился бы ни перед чем.

— Эй, вас это не касается! — прикрикнул на него Говард, но Эшли отпустил.

Вмешательство постороннего человека пришлось ему не по вкусу. Хью Говарду нужно было помнить о своей репутации. Если до ушей его невесты или ее отца дойдет эта история, ему несдобровать.

— А, я вас знаю, — с облегчением пробормотал он, узнав в Джеке пациента. — Время для прогулки давно закончилось, вы должны быть в своей пала…

Джек шагнул к нему, сжав кулаки, и Говард оборвал свою речь на полуслове. На Джека было страшно смотреть, и Говард понял, что ему пора уносить ноги. Они были одни в пустынной части сада, и ждать помощи было неоткуда. Говард рассчитывал именно на это, когда приглашал Эшли погулять, но сейчас его план обернулся против него… Кто мог знать, что у нее есть такой горячий защитник!

— Если я еще раз увижу вас рядом с мисс Стентон, — с угрозой произнес Джек, — вы пожалеете о том, что родились на свет.

И у Говарда не возникло ни малейшего сомнения, что так оно и будет.

— В-вы все не так поняли! — выпалил он, стремясь хоть как-то спасти свою репутацию в глазах Эшли. — Мы с мисс Стентон просто прогуливались…

Он посмотрел на девушку, надеясь, что она выручит его, подтвердит его слова. Но она даже не взглянула на него, и Говард понял, что игра проиграна.

— Я вспомнил, у меня срочные дела, — сказал он неестественно бодрым голосом и, развернувшись, быстро пошел прочь.

Оказавшись в безопасном месте, Говард перевел дух. Может ли он рассчитывать на то, что этот эпизод не дойдет до ушей его будущего тестя? Он знал, что на порядочность Эшли полагаться можно, однако кто гарантирует ему молчание этого воинственного типа? Не исключено, что он специально следил за ним, чтобы собрать компрометирующие сведения и впоследствии шантажировать его…

Доктор Хью Говард очень удивился бы, если бы узнал, что Джек и Эшли забыли о нем, как только он скрылся из виду.

— О, мистер Денвер, я так вам благодарна, — прошептала Эшли, даже не глядя на удаляющегося Говарда.

Девушка удивлялась самой себе. Она не чувствовала ни раздражения, ни негодования, ни облегчения после своего чудесного спасения. Сейчас ее помыслами всецело владел страх. Что, если Джек посчитает ее коварной кокеткой, которая заманила порядочного мужчину в глубь сада, а потом вздумала пойти на попятный? Она была готова еще раз пережить домогательства доктора Говарда, но только не презрение Джека…

— Не стоит благодарности, — смущенно улыбнулся Джек. — Этого мерзавца убить мало.

Гнев больше не затмевал его разум, и вещи, от которых он до сих пор отмахивался, предстали перед ним во всей своей ужасающей отчетливости. Джек с мучительной тоской осознавал, что поторопился причислить себя к тем, кто навсегда разочаровался в любви. Он считал, что приобрел иммунитет к женским чарам и ни одно хорошенькое личико не заставит его сердце учащенно биться. Более того, он почти убедил себя в том, что Эшли Стентон значит для него не больше, чем произведение искусства — для истинного любителя…

Как слеп он был! И вот наказание — запоздалое прозрение, раскаяние, злость на самого себя и полная растерянность. Что делать дальше? Вести себя как ни в чем не бывало? Разве он сможет? Объясниться в любви? Нет, невозможно даже представить себе… Да и не уверен он в том, что чувство, так внезапно охватившее его, зовется любовью… По крайней мере, с Сильвией у него все было по-другому.

— Уже темнеет, пойдемте обратно, — тихо проговорила Эшли. — Вам пора отдыхать.

Они медленно пошли по дорожке, не разговаривая и опасаясь взглянуть друг на друга, каждый во власти сомнений и заблуждений. Эшли не догадывалась о том, какая буря бушует в душе Джека, а он не знал о том, что ее сердце уже давно принадлежит ему. В тот вечер они скованно попрощались у дверей его палаты, страшась завтрашней встречи и одновременно желая ее…

Дальше события развивались быстро. Он был свободен, одинок и несчастен. Она давно и страстно влюблена. Скромное венчание в местной церкви, небольшой семейный обед — и молодые отправляются на Тикариву, остров мечты, но не на медовый месяц, а на всю жизнь. Джек был тверд в своем желании поселиться где-нибудь вдали от цивилизации, в райском уголке, не испорченном индустриализацией и прогрессом, а Эшли слишком любила мужа, чтобы перечить ему в чем-либо. К тому же она и сама была не против жизни в тихом уединенном месте, рядом с любимым человеком.

Вскоре у них родился Орландо.

5

Море лизало золотистый пляж, то налетая на него неистово, то ласково прикасаясь. Прибой выбрасывал на песок разноцветные ракушки, которые образовывали причудливый узор; иногда одинокий суетливый краб деловито шествовал куда-то; порой легкий ветерок чуть покачивал редкие деревья, встречавшиеся поблизости и изнемогавшие от зноя.

Все было тихо до какой-то одуряющей неподвижности. Случайный прохожий, очутись он вдруг на этом пустынном пляже, подпал бы под чары острова и, забыв обо всем на свете, навсегда остался бы безмолвным его пленником, не имеющим силы продолжить свой путь. Хотя появление случайного прохожего в этих местах казалось совершенно невероятным. Думалось, что нога человека вообще никогда не ступала на эту землю, что и песок, и вода, и воздух так же девственны и чисты, как и в момент создания мира, что зловонное дыхание человеческого прогресса еще не донеслось до этой первозданной красоты.

Тем не менее люди жили на этом благословенном острове. Если бы вы прошли немного по пляжу до пальмы, стоящей чуть поодаль от своих товарок, а затем свернули бы направо, то непременно увидели бы небольшое бунгало, которое очень хорошо вписалось в яркую красоту острова. Создавалось впечатление, что оно было не построено людьми, а само произросло на плодородной почве и являлось такой же правомочной принадлежностью острова, как птицы, деревья, песок и вода.

Но дверь дома распахивалась, и вы могли убедиться, что самые настоящие люди из плоти и крови, а не какие-нибудь местные боги, сотворили это чудо. Ибо работа еще продолжалась: из дома выносили доски, краску, инструменты, и палящее солнце равнодушно наблюдало, как человеческие существа старались создать свой рай в этом райском уголке.

Человеческих существ было трое: мужчина, женщина и мальчик. Все трое бронзово-загорелые, стройные, красивые и с такой очевидностью счастливые люди, что нельзя было не залюбоваться ими. Кожа женщины отливала тем коричневым оттенком, несвойственным белой расе, который сразу выдавал в ней уроженку солнечных островов, где женщины рано расцветают и рано увядают и где мужчины полны беззаботности и ленивой истомы. Ее муж был великолепным образчиком европеоидной расы. Высокий и стройный, широкий в плечах и узкий в бедрах, он являл собой тот замечательный тип мужественной красоты, который заставляет женские сердца во всех странах и континентах учащенно биться.

Мальчик был очень похож на отца. Но его движения были отмечены необыкновенной пластичностью и грациозностью, северные черты лица смягчены южной нежностью и негой, в каждом его взгляде и повороте головы видна была та непередаваемая, чарующая прелесть, что отличала его мать. Хотя, впрочем, необходимо оговориться сразу — это был скорее не мальчик, а юноша, балансирующий на грани между вчерашним мальчишеством и завтрашней мужественностью: то веселый, задиристый щенок, кусающий всех подряд, то взрослый, созерцающий мир с подобающим достоинством.

Нельзя было не восхищаться этой троицей, непонятно каким образом занесенной на чудесный остров. Эти люди, казалось, олицетворяли наивысшую красоту и гармонию, которая только возможна в этом мире.

Для того чтобы нарисовать счастье, не нужна богатая палитра. Несколько светлых тонов, пара ярких красок — и вот оно перед тобой, искрится, сверкает, переливается радужным блеском.