Изменить стиль страницы

– Да, и мне это не по душе. Ты знаешь, Энн меня никогда не любила, и она может настроить Люси против меня.

– Ты уверена?

– Конечно. Давай говорить начистоту, Джулиан. Я уже немолода, и у меня была нелегкая жизнь. Твой отец постоянно работал за границей, когда вы с Фрэнсисом были детьми, и вся ответственность за ваше образование и воспитание лежала на мне. Я всегда надеялась, что, когда мои сыновья женятся, у меня появятся две дочери, но невестки невзлюбили меня, всем своим видом показывая, что я им не нужна. Мне жаль Люси, иначе я бы попросила тебя сейчас же увезти ее из этого дома.

Джулиан провел рукой по волосам и вздохнул:

– Не знаю, что и сказать. Люси была здесь не очень-то счастлива, но я надеялся, что все уладится.

– Не вышло. На этой неделе мы поссорились, потому что я сказала ей, что у нее недостаточно сил ухаживать за ребенком.

– Конечно же недостаточно. Ведь сестра Ричардс опытная няня. Впрочем, теперь я могу позволить себе снять квартиру в Лондоне и перевезти туда Люси и Аманду.

Миссис Саммерфорд серьезно взглянула на сына:

– Думаешь, она сможет заботиться о ребенке?

– А ты считаешь, нет?

– Честно говоря, нет. Посмотри, как нелепо она себя вела с момента приезда сюда – безмерно вспыльчива, не умеет держать себя в руках, постоянно спорит. И потом, эта страсть к долгим прогулкам в одиночестве, даже в последние месяцы беременности. Конечно, она жалеет о том, что оставила балет, но все равно ее поведение бывает очень странным.

– Почему? Что ты имеешь в виду? Женщина тяжело вздохнула, прежде чем признаться:

– Видишь ли, мне показалось странным, что несчастный случай произошел с Люси сразу после того, как она узнала о новом балете Беллами.

– О чем ты? – Джулиан побледнел, чувствуя что-то недоброе.

– Этот хореограф хотел, чтобы Люси вернулась в балет, но ребенок ей мешал.

Воцарилось молчание. Джулиан склонился над столом и, помолчав, поднялся.

– Прости, мама, пойду посмотрю, как Аманда.

В тот вечер Энн, попрощавшись с Люси, быстро спустилась по склону холма и, оказавшись одна, стала думать о Саймоне. Сколько еще ей притворяться, что она ненавидит его, испытывая лишь одно желание: броситься в его объятия? Как он поступит, если она станет умолять спасти ее от брака, который постепенно иссушает ее ум, лишает самоуважения и веселого нрава?

Саймона обижает ее холодное отношение к нему – значит, она небезразлична этому человеку?

И почему это Фрэнсис пытался их подружить? Как странно, что любовь, которую она испытывала к мужу, могла умереть такой бесславной смертью. Энн вспомнила шесть лет супружества, с ужасом понимая, что занимает второстепенное место в его жизни. В сотый раз она с недоумением подумала, как могла выйти за него замуж не разгадав слабости его характера, как она, мечтавшая о муже, которым можно было бы гордиться, выбрала слабака, слепо подчинявшегося матери.

Если бы только у нее хватило сил настоять, чтобы они покинули Кумб-Хаус раньше, все могло бы сложиться иначе. Но когда они переехали, было уже слишком поздно: любовь угасла, и было уже безразлично, что думал или чувствовал Фрэнсис. Если бы не дети… Лицо Энн смягчилось, когда она подумала, как они изменились после переезда в Мэйфилдс. В Кумб-Хаус они были всего лишь внуками миссис Саммерфорд, послушными, чтобы завоевать любовь старухи. Вдали от ее тиранической власти они превратились в нормальных, веселых мальчиков.

Энн дошла до края поля, перебралась через изгородь и пошла через лес к своему дому, настолько погруженная в свои мысли, что не заметила, как наткнулась на Саймона.

– Привет, Энн.

Она долго глядела на него, не веря своим глазам. Впервые Саймон не видел на ее лице скуки и раздражения и едва узнал.

– Не думал, что встречу тебя здесь, – неловко произнес он.

Мгновенно на ее лице появилось раздраженное выражение.

– Почему бы и нет? Это тебя не касается.

– Я хотел сказать, что обычно ты ходишь другой дорогой.

– Откуда тебе знать? Ты следишь за мной?

– На холме легко разглядеть одинокую фигуру.

– Хочешь сказать, что я такая заметная?

Энн попыталась пройти, но внезапно Саймон решительно преградил ей путь.

– Не говори со мной так, Энн. Ради бога, не вымещай свою боль на мне!

– Что ты имеешь в виду?

– Разве ты не знаешь, что я отдам все за одно твое ласковое слово?

Энн испуганно отпрянула.

– Прости, я не подумала. Если я кажусь тебе недружелюбной…

– Мне не нужна дружба! Я хочу заключить тебя в объятия и заставить забыть все то, что причиняет тебе боль. Энн, мне невыносимо видеть, как ты страдаешь. Я так тебя люблю! – Саймон замолчал и провел рукой по лицу. – Прости меня, я не знаю, что говорю… Должно быть, я сошел с ума, у меня нет права…

– Саймон, не забирай свои слова обратно. Прошу тебя!

В голосе Энн звучала радость, и не говоря ни слова, они обнялись, крепко прижимаясь друг к другу, словно страсть могла стереть все преграды между ними.

Вернувшись в Кумб-Хаус, Люси приняла твердое решение убедить мужа в своей правоте.

– Милый, я так по тебе скучала, – проворковала она, прижавшись к нему: – Не могу больше жить вдали от тебя. Возьми меня с собой в Лондон. Мне все равно, где мы будем жить, лишь бы вместе.

– Сначала я должен тебе кое-что сказать.

Джулиан подошел к окну, Люси встала рядом и положила голову на плечо мужа. Он обнял ее, но в его объятии не было нежности.

– Сегодня я вернулся раньше, потому что есть для тебя новости. Меня назначили атташе по делам шведской миссии, и я пробуду в Лондоне по меньшей мере до середины будущего года.

– Милый, это же замечательно! Теперь у нас будет свой дом.

– Все не так просто…

– Не нужно ничего объяснять, – быстро перебила Люси. – Твоя мать сказала, что у тебя нет доходов, кроме тех денег, что ты получаешь на работе. Но я согласна экономить, если только мы будем вместе.

– В экономии нет необходимости, мне повысили зарплату.

– Это самая лучшая новость, которую я услышала от тебя за последнее время!

– Значит, деньги для тебя так много значат?

– Почему ты так думаешь? Твоя мать сегодня сказала мне то же самое. Ты говорил с ней?

– Что, если да?

– Ты не имеешь права обсуждать мои дела со своей матерью. Неужели у тебя совсем нет чувства долга по отношению ко мне?

– Не стоит волноваться, Люси, ты опять выйдешь из себя.

– Волноваться! Именно этого я пыталась избежать с тех пор, как пришла в этот дом. Мне постоянно приходилось сдерживать свой гнев и отвращение.

– Отвращение – едва ли подходящее слово в отношении мамы.

– Ты не сказал бы этого, если бы не говорил с ней! Джулиан, что с нами случилось? Разве тебе не ясно, что ты и ребенок – самое важное в моей жизни? – По ее щекам заструились слезы, но она поспешно их смахнула. – Неужели ты не можешь взглянуть правде в глаза, пока с нами не случится то же, что с Энн и Фрэнсисом?

– Я так и знал, что Энн имеет к этому отношение! – вспыхнул Джулиан. – Она ненавидит маму и настраивает тебя против нее.

– Неправда! У меня есть своя голова на плечах, и я все вижу сама. Энн делала все возможное, но…

– Ради всего святого, давай не будем ссориться из-за Энн и Фрэнсиса. С нас и так довольно на сегодня. Сядь, дорогая, и послушай меня.

Люси повиновалась.

– Тебе лучше остаться в сельской местности, пока ты не окрепнешь. Да и ребенку тоже.

Несколько месяцев тишины и покоя пойдут на пользу.

– На пользу! – повторила Люси сквозь стиснутые зубы. – Я что, инвалид или сумасшедшая, что мне нужны тишина и покой? Я здоровая молодая женщина, и именно тишина и покой сводят меня с ума. Да, я темпераментна, но я актриса…

– Была ею.

– Мой темперамент не изменился после того, как я вышла за тебя.

– Но ты же скучаешь по балету больше, чем признаешься. Разве не поэтому ты стремишься в Лондон? Чтобы потом добиться моего разрешения вернуться на сцену?