Изумленные матросы осыпали меня вопросами, но мне трудно было отвечать на них. Я совершенно растерялся при виде этой толпы пигмеев. Я так привык жить среди великанов и исполинских предметов, что люди малого роста казались мне какими-то жалкими уродцами.

В конце концов капитан, мистер Томас Вилькокс, достойный и почтенный шропширец, заметив, что я готов упасть в обморок, отвел меня к себе в каюту, дал укрепляющего лекарства и уложил в постель, советуя мне немного отдохнуть. Это действительно было для меня крайне необходимо. Прежде чем заснуть, я сообщил капитану, что в моем ящике находится ценная мебель, которую было бы жаль потерять. Там есть прекрасный гамак, походная постель, два стула, стол и комод. Вся комната обита шелком и бумажными тканями. Я просил капитана распорядиться, чтобы кто-нибудь из матросов принес ящик к нему в каюту. Здесь я открою ящик и покажу ему все мои богатства. Услыхав этот вздор, капитан подумал, что я в бреду. Но, желая успокоить меня, обещал исполнить мое желание. Затем он вышел на палубу и велел нескольким матросам спуститься в мой ящик. Они вытащили оттуда мои вещи и ободрали со стен обивку. К сожалению, стулья, комод и постель были порядочно повреждены: не заметив, что они привинчены к полу, матросы стали их вырывать. Забрав из ящика все, что показалось им интересным, и отбив несколько досок, которые могли пригодиться на корабле, они бросили остов ящика в море. Ящик быстро наполнился водой и пошел ко дну. Я был очень доволен, что мне не пришлось присутствовать при этом. Я уверен, что это зрелище очень расстроило бы меня, напомнив мне все пережитое за последние годы.

Я проспал несколько часов. Но сон мой был беспокоен: мне все время снились недавние события и опасности. Все же я отдохнул и чувствовал себя гораздо лучше. Было около восьми часов вечера. Капитан, полагавший, что я уже давно голодаю, приказал немедленно подать ужин. Убедившись, что в моих глазах не заметно безумного выражения и что я говорю вполне связно, он принялся радушно угощать меня. Когда мы остались одни, он попросил меня рассказать о моих приключениях и объяснить ему, каким образом я попал в этот диковинный ящик. Он сказал, что около полудня заметил его в зрительную трубу. Сначала он принял его за парус. Так как парус виднелся в направлении курса его собственного корабля, то он решил приблизиться к нему в надежде купить немного сухарей, в которых у него чувствовался недостаток. Подойдя ближе и убедившись в своей ошибке, он послал шлюпку узнать, что это такое. Матросы в испуге воротились назад, клятвенно уверяя, что видели пловучий дом. Посмеявшись над ними, капитан сам спустился в шлюпку, приказав матросам взять с собой два прочных каната.

Так как море было спокойно, то он несколько раз объехал вокруг ящика и увидел в нем окно с железными решетками. На глухой стенке ящика он заметил две крепкие скобы. Капитан приказал пропустить канат в одну из этих скоб и тащить мой сундук (как он его называл) на буксире к кораблю. Когда это было исполнено, капитан велел привязать другой канат к кольцу, прикрепленному на крыше, и попытаться поднять сундук на палубу, но сундук оказался настолько тяжелым, что соединенными усилиями всей команды удалось поднять его только на два или три фута. Капитан сказал, что они увидели мою палку с платком, просунутую в дыру, и решили, что в сундуке заключен какой-то несчастный.

Я спросил капитана, не заметили ли с корабля вблизи того места, где виднелся мой ящик, каких-нибудь громадных птиц. На это он ответил, что один из матросов видел трех орлов, летевших на север, но они показались ему не крупнее обычных; это, вероятно, объясняется большой высотой, на которой они летели. Капитан не мог понять, почему я задал такой вопрос. Затем я спросил его, далеко ли мы от земли. На это он ответил, что, по самым точным вычислениям, до ближайшего берега не менее ста лиг. Я попытался убедить его, что он сильно ошибается, так как я покинул страну, в которой жил, всего за два часа до того, как упал в море.

Тут капитан принял серьезный вид и посоветовал мне отправиться в отведенную мне каюту и хорошенько выспаться. При этом он намекнул, что у меня от перенесенных страданий, вероятно, немного помутилось в голове. Я уверил моего хозяина, что благодаря его любезному приему я чувствую себя прекрасно.

Тогда он попросил позволения говорить вполне откровенно. Я, разумеется, выразил согласие на это. Помедлив несколько мгновений, капитан спросил, не повредился ли мой рассудок оттого, что на совести у меня лежит какое-то ужасное преступление, в наказание за которое я и был посажен в этот сундук? Ему известно, что в некоторых странах существует обычай сажать самых страшных преступников на ветхое и дырявое судно и пускать это судно в море. Капитан прибавил, что я могу говорить с ним прямо и без утайки. Конечно, он никогда не простит себе, что принял на корабль такого преступника, но дело сделано, и он дает слово доставить меня целым и невредимым в ближайший порт.

Я, в свою очередь, попросил капитана запастись терпением и внимательно выслушать мой рассказ. Я добросовестно изложил ему все приключения, пережитые мною, начиная с отъезда из Англии и до той минуты, когда он заметил мой ящик. Истина всегда находит доступ в сознание умного и рассудительного человека. Вполне естественно, что этот достойный джентльмен, обладавший большим здравым смыслом и не лишенный образования, довольно скоро убедился в искренности и правдивости моего повествования. Желая рассеять последние сомнения, какие у него могли еще остаться, я попросил капитана приказать принести мой комод, ключ от которого был у меня в кармане. Я открыл комод и показал капитану небольшую коллекцию редкостей, собранных мной в стране, которую я покинул таким странным образом. Тут был гребень из волос королевской бороды и другой, на спинку которого пошел кусочек ногтя с большого пальца ее величества. Тут была коллекция иголок и булавок длиной от фута до полуярда; кучка волос, подобранных мной, когда я присутствовал при причесывании королевы; золотое кольцо, которое она мне подарила, сняв с мизинца и надев мне на шею как ожерелье. Я просил капитана принять это кольцо в благодарность за оказанные им мне услуги, но он наотрез отказался. Я показал ему также мозоль, которую я своими руками срезал с пальца на ноге одной фрейлины; эта мозоль была величиной с хорошее яблоко и до того тверда, что по возвращении в Англию я вырезал из нее кубок и оправил его в серебро. Наконец, я попросил капитана взглянуть на мои штаны из мышиной кожи.

Мне стоило большого труда уговорить капитана принять от меня в подарок зуб придворного лакея, который он разглядывал с большим любопытством. Капитан принял подарок с благодарностью, которой не заслуживала такая безделица. Неопытный хирург по ошибке выдернул этот зуб у одного из лакеев Глюмдальклич, страдавшего зубной болью. Зуб оказался совершенно здоровым. Я вычистил его и спрятал в качестве диковинной редкости к себе в комод. Он имел около фута в длину и четыре дюйма в диаметре.

Капитан остался очень доволен моим безыскусственным рассказом. Он выразил надежду, что по возвращении в Англию я изложу это все письменно и напечатаю в виде книги. По его мнению, этим я окажу большую услугу всему человечеству. Я возразил капитану, что едва ли моя история привлечет к себе много внимания. В настоящее время, сказал я, читателя ничем нельзя удивить. Многие авторы гораздо больше заботятся об удовлетворении своего тщеславия и корысти, чем об истине, и стараются развлечь невежественных читателей самыми диковинными выдумками. По сравнению с их россказнями моя книга, наверно, покажется бледной и скучной и пройдет незамеченной. Во всяком случае, я поблагодарил капитана за его лестный отзыв и совет.

Капитана очень заинтересовало, почему я так громко говорю, и он спросил меня, не страдали ли глухотой король и королева той страны, где я жил. Я объяснил ему, что это — следствие долгого пребывания среди великанов. Чтобы разговаривать с ними, мне приходилось говорить так, как говорят с человеком, стоящим на верхушке колокольни.