А может быть, объявить голодовку?

Глупости, усмехнулась она, он справится и с этим, а я буду выглядеть полной дурой.

Стук в дверь прервал ее мысли. Торри вздрогнула и сказала:

— Войдите.

Джон заглянул в комнату и нахмурился.

Торри не могла отвести от него глаз: на нем были джинсы и спортивная рубашка в синебелую полоску. Волосы, влажные после душа, открывали высокий лоб.

— Что происходит? — резко спросил он.

Девушка вспыхнула и опустила глаза.

— Ничего, все прекрасно, — процедила она сквозь зубы.

Джон изучающе взглянул на нее.

— Если ты отдохнула, мы можем сделать следующий шаг.

— К чему? — спросила она и иронически продолжила: — Можешь не отвечать, я сама в состоянии догадаться.

— К тому, чтобы постараться понять друг друга.

— Джон, я должна предупредить тебя, — медленно проговорила Торренс, — что, вопреки моему, казалось бы, богатому опыту, я не сильна в подобных играх.

— А разве мы играем?

— Да, в кошки-мышки, причем мышка — это я.

— Пора бы тебе смириться, Торри, — он насмешливо посмотрел на нее.

— С тем, что ты принуждаешь меня выйти за тебя замуж, используя свой богатый опыт общения с женщинами и бессовестно играя на том, что однажды я неосознанно поддалась физическому влечению? Я прихожу к выводу, мистер О'Кинли, — презрительно сказала она, — что вы ничем не лучше Эндрю.

— Браво, Торри! — Его глаза недобро блеснули. — Ты просто неотразима, когда злишься.

— Господи, хотела же я запереться и не открывать тебе! — воскликнула она в отчаянии.

— Ну, это было бы слишком по-детски, — заметил Джон. — Мне больше нравится, когда ты играешь в открытую. После еды твое настроение улучшится. Погода замечательная, да и огонь уже хорошо разгорелся.

Несмотря на все свои волнения, Торри отдала должное жаркому из говядины и сочным, с аппетитной корочкой сосискам, запивая все это красным столовым вином. На сладкое был слоеный пирог с клубникой, собственноручно приготовленный Грейс.

Теплый, тихий вечер наполнял душу покоем. Торри, потягивая вино, следила, как бледный дымок поднимается в темное небо, сияющее мириадами звезд. Тонкий молодой месяц клонился к западу.

— Ты обещал рассказать мне о своей страсти к путешествиям, — после долгого молчания попросила она.

— Думаю, это началось в детстве, когда я читал Майн Рида, Киплинга, грезил о Килиманджаро, Серенгети, водопаде Виктория. Самой большой моей мечтой было стать следопытом.

Торренс вдруг подумала, что если бы он сказал, что собирался стать клоуном, она удивилась бы меньше.

— Странное стремление для городского мальчика.

— Моя мать родом из Южной Африки. Она встретилась с отцом в Кейптауне и была, как и многие женщины, сражена наповал. Однако ей, в отличие от всех остальных его поклонниц, ей удалось довести дело до свадьбы. Вероятно потому, что ее братья, сильные, крепкие ребята, готовы были постоять за честь сестры. — Помолчав, Джон продолжил: — Мама была дочерью фермера и всегда оставалась ею. Ее отличало упорство, любовь к земле, желание иметь семью. Она дорого заплатила за единственную ошибку в своей жизни.

— Она тосковала по Африке?

— Да, но дело не только в этом. Она была замечательной женщиной, и отцу было хорошо с ней, но брак лишил его любимой свободы. Он не мог жить на привязи… Как это ни странно, мать по характеру даже больше походила на О'Кинли, чем отец, и все его родственники просто обожали ее. Они держались друг друга, как плотная виноградная кисть… Только отец был паршивой овцой в стаде.

— Но у нее был ты, — тихо сказала Торри. — Она возила тебя на родину?

— Несколько раз. Мне там очень нравилось, к тому же мой дядя, один из ее братьев, работал в национальном парке.

— Почему же твоя мать не развелась с отцом?

— Я не мог понять этого, пока не стал взрослым. Мама была очень гордой, вероятно, слишком гордой, чтобы признать свое замужество неудачным. К тому же отец клялся, что никогда не расстанется со мной. Мы, мать и я, были единственной ниточкой, связывающей его с кланом О'Кинли. Если бы не это, родственники давно бы отвернулись от него…

Торри вздрогнула.

— Неудивительно, что ты так… циничен.

Он взглянул на нее и усмехнулся.

— Мой цинизм значительно поубавился с тех пор, как я восстановил нашу часть семейного состояния. Кстати, отец и «девушка моей мечты» все еще вместе и на самом деле счастливы.

— Она… Ты говорил, что она старше тебя… Значит, она намного моложе его?

— Больше чем на двадцать лет. Но она просто воскресила его.

— Так ты время от времени отправляешься в путешествия в память о матери?

— Что-то вроде этого, — согласился он.

Торренс молча глядела на Джона. Отсветы пламени ложились на его лицо, подчеркивая горькие складки в углах рта. Она вернулась мыслями к мысу Ветров, вспомнила его улыбку, покорившую ее сердце, улыбку, которую она с тех пор ни разу не видела. Она смотрела на его светлые волосы, красиво очерченные губы, и ей страстно захотелось прижать его к себе, вырвать из тех неведомых пространств, где он мысленно блуждал сейчас.

— Я не много знаю об Африке, — прервала молчание Торри. — Хотя, конечно, видела разные фильмы и читала книгу Рой Адамсон «Рожденная свободной». Она так пишет, что страницы просто оживают, невозможно не влюбиться в эту землю.

Джон наконец взглянул на нее.

— Ты говоришь, как моя мать. Она любила такую жизнь. — Он улыбнулся.

Как странно, размышляла Торренс, стоило мне подумать о той его улыбке, как она тут же приподняла уголки его глаз.

Потянуло вечерней прохладой, костер медленно угасал. Девушка вздохнула и тихо сказала:

— Надо все убрать.

— Я помогу тебе.

Вдвоем они быстро навели порядок, и Торри остановилась посреди кухни, раздумывая, что еще надо сделать. Джон взглянул на нее.

— Пора спать.

— Пожалуй, — нерешительно согласилась она.

Он стоял так близко, что можно было заметить золотистые искорки в его глазах.

Сейчас он поцелует меня, думала Торри. Она ждала с замиранием сердца.

Но Джон не сделал этого. Он задумчиво рассматривал ее платье, серую ленту в волосах, затуманившиеся глаза. Потом поднял руку, погладил ее по голове, как маленькую, и сказал:

— Что ж, иди. Спокойной ночи.

Она долго не могла уснуть, и не только потому, что дом, кровать, малейшие шорохи были чужими, а полная тишина казалась оглушительной и рождала тревогу. Больше всего ее мучили беспокойные мысли.

Солнечным воскресным утром, закончив завтрак, они проделали долгую прогулку верхом, поднявшись высоко на холмы, где чистый свежий воздух пьянил запахами буйной растительности и щедрой земли.

Джон сделал вид, что не заметил легких теней у нее под глазами, а она, в свою очередь, избегала всего, что выходило за рамки обычной, ничего не значащей болтовни.

Они отыскали в лощине, поросшей деревьями, небольшое озерцо и спешились, чтобы напоить лошадей. Торри прислонилась к стволу могучего эвкалипта и искренне восхитилась:

— Как тут красиво! Если бы я жила здесь, то ни за что не уехала бы. — Она вздохнула и подумала, что если уж начала, то почему бы не продолжить. — Ты не мог бы проводить здесь больше времени?

Джон привязал лошадей к дереву, растянулся на траве и, прищурившись, посмотрел на нее.

— Дело в том, что… Где бы я ни жил, разумеется, с женой и… детьми, мне придется либо отказаться от путешествий, либо возить семью с собой. Но ты права, всегда должно быть место, куда возвращаешься из долгих странствий.

— Да, — согласилась Торренс и замолчала.

— Ты что-нибудь имеешь против детей?

— Нет, но мне не приходилось с ними сталкиваться.

Взгляд его карих глаз ясно говорил, что он прекрасно понимает ее нежелание углубляться в эту тему. Неужели он действительно полагает…

— Я вовсе не настаиваю, чтобы мы сразу обзавелись выводком ребятишек, — рассмеялся Джон.