Короче говоря, мама не хочет жить одна в Коннемаре, поэтому на две недели до отплытия приедет ко мне. А потом я останусь одна. И раз сейчас лето и в школе занятий нет, значит, остается только учиться.

Руби: А тебе не кажется, что это отличный повод выйти на люди?

Рози: Знаю-знаю. Но, видишь ли, то, что я одна, — это мой собственный выбор. Когда мне было восемнадцать, все вокруг говорили только о мальчиках, не о младенцах. В двадцать два говорили о колледже, а не о дошкольниках. В тридцать два все говорят о браке, а не о разводе. И наконец, когда мне тридцать пять и я наконец-то готова говорить о мужчинах и колледже, все как раз хотят говорить о младенцах. Я все перепробовала. Я пыталась болтать с мамашами, когда мы ждали наших детей у школы. Ничего не выходит. Никто не понимает меня так, как ты, Руби.

Руби: И даже мне это не всегда удается. Ты необыкновенная, Рози Данн. Уникальная, и все тут. Но я здесь, рядом с тобой, и, если мы с Гэри чудесным образом не выиграем Всеирландский чемпионат по сальсе и не отправимся в Мадрид, на европейский, я никуда не собираюсь.

Рози: Спасибо.

Руби: Пожалуйста. Но если продолжить тему встреч с новыми людьми… Не пора ли сделать еще попытку? С последнего раза прошло уже несколько лет!

Рози: Прости, подруга, но разве по твоему наущению я не встретилась с Адамом? Кстати, за исключением этого действительно приятного вечера, свидания — совсем не та затея, о которой стоит скучать.

Руби: В самом деле?

Рози: В самом. Секс с Этимкакеготам был совершенно механический. Он двигался в такт чертову будильнику рядом с кроватью, который тикал так громко, что мешал мне спать (по ночам, конечно, не во время секса). Секс с Брайаном-плаксой — просто пьяная возня в темноте, я его и не помню совсем. Наверно, ночь с Адамом была особенной, он был совсем другой, чем эти двое, но не думаю, что встречу своего донжуана. Да мне и наплевать. Чего не знаешь, о том не горюешь.

Руби: Но разве то, чего ты не знаешь, не задевает чуточку — самую-самую чуточку — твоего любопытства?

Рози: Нет. Не задевает. У меня дерьмовая работа с дерьмовой оплатой, дерьмовая квартира с дерьмовой рентой. У меня нет времени на дерьмовый секс с дерьмовым мужчиной.

Руби: Рози!

Рози: Что? Я серьезно.

Руби: Не верю своим ушам. Я просто потрясена этой новостью. Раздавлена. Ладно, в выходные пойдешь со мной в клуб.

Рози: В клуб? Ты что, правда думаешь, что, припершись в место, где все моложе меня на десять лет, я почувствую себя лучше? Думаешь, горячие молодые парни заинтересуются расплывшейся тридцатипятилетней матерью-одиночкой? Сомневаюсь. Горячим молодым парням интересны женщины с грудью, которая не свисает до пояса.

Руби: Брось, не преувеличивай. Тебе тридцать пять, а не девяносто пять! Я с Тедди познакомилась как раз в ночном клубе, и, хотя он определенно не Брэд Питт, недостатки внешности покрывает достоинствами в спальне.

Рози: В самом деле? Ты хочешь сказать, что Тедди хорош в постели?

Руби: Ну а чего ради я с ним живу? Не для бесед же.

Рози: Да уж. Но о сексе я думала в последнюю очередь…

Руби: Вот это и следует поменять. Все, давай пойдем хорошенько повеселимся.

Рози: Честно, Руби, спасибо тебе большое, но лучше не надо. Я правда не в настроении ни с кем встречаться. И даже если б была — куда я его приведу? Сюда, где в соседней комнате спит измученная горем мать?

Руби: Смысл в том, что ты говоришь, конечно, есть, но рано или поздно все равно начнешь радоваться жизни. Ты еще помнишь это слово? Радоваться?

Рози: Никогда его даже не слышала.

Руби: Ладно. Тогда в субботу пойдем в кино, а потом я снова выставлю тебя на рынок.

Рози: Идет, но тогда договоримся, что я иду только за полную цену. Никаких скидок. И если покупателей не найдется, на аренду не соглашусь.

Руби: А как насчет самозахвата?

Рози: Самозахватчики преследуются по закону.

Руби: Так и вижу тебя с ружьем в руке: «Пошел прочь с моей территории, мерзавец!»

Рози: Правильно понимаешь.

Глава 44

Милая мамочка,

прости, что не написала раньше, но я так ужасно занята с тех самых пор, как приехала, что ни секунды не было сесть за письмо. Тут настоящая жара, так что я изо всех сил стараюсь загореть до того, как прилетит Джон, и встретить его в аэропорту настоящей чернокожей островитянкой!

Отец встретил меня, как договорились, и это было ужасно смешно. Странно было видеть его одетым — ну, в смысле раздетым, — потому что он был в шортах и сандалиях. Я не знала, что у него есть ноги. Ты бы расхохоталась, если б его увидела. Он был в такой темно-синей гавайской рубахе с желтыми цветами, хотя сам настаивает, что она черная. Между прочим, теперь я тебе верю, что на твоем выпускном смокинг у него был темно-синий: он вообще не различает цвета.

У него ярко-синяя (по его словам, черная) открытая машина, кабриолет, клевый, я ведь до того в кабриолетах не ездила. Остров красивый до невозможности. Отец живет в хорошем месте, близко к центру. Это такой квартал из десяти белых вилл с общим бассейном. В доме напротив живет классный на вид парень, целыми днями только плавает и загорает. Весь шоколадный и мускулистый и такой красавчик, что я весь день сидела на бортике и пускала слюни. Отец кипит и твердит ему, чтоб надел рубашку. Пытается сделать вид, что шутит, но до смешного злится.

Тоби с Моникой прилетят на будущей неделе, это классно, если, конечно, Моника не будет открывать рот. Они остановятся в отеле в городе, там вокруг полно модных клубов. Да, знаю, но прежде, чем ты завопишь, прочти это. В тот же день, как я приехала, отец провел меня по всем окрестным барам и клубам и познакомил меня со всеми менеджерами и вышибалами. Я думала, он это для того, чтобы они меня запомнили и пускали, но, когда на прошлой неделе попыталась зайти в какой-нибудь бар, меня никто не впустил. Никто! Я подумала, может, они в контрах с отцом и делают это ему назло, но вчера вышибала из одного клуба пришел в клуб к отцу познакомить его со своим пятнадцатилетним сыном, который тоже приехал на лето. А потом услышала, как отец распорядился, чтобы этого парня ни в коем случае не впускали.

Так что по вечерам я бываю только в отцовском клубе. Вчера мне разрешили стоять в будке диджея, смотреть, как он работает. Это конец света. Клуб вообще клевый. Народу каждый день столько, что на танцплощадке не повернуться, но это никого не волнует. Кажется, чем тесней клуб и душней, тем популярней.

Главного диджея зовут Шугар (он ОФИГЕННЫЙ!). Он всю ночь показывал мне, что и как надо делать, и даже дал постоять за пультом пару минут. Задача была в том, чтобы никто этого не заметил, и я изо всех сил старалась делать все так же профессионально, как Шугар, но когда подняла глаза, то увидела, что на меня пялятся, потому что отец со здоровенной камерой просит, чтобы люди позировали перед будкой, в которой я работаю. Очень было неловко.

Познакомилась с папиной подружкой. Ей двадцать восемь лет, зовут Лайза, она танцует в клубе. Танцует на подиуме в самом центре помещения, который возвышается метра на три выше пола, в кольце огня, сама в чем-то тигровом (платьем это не назовешь). Она из Бристоля, переехала сюда, когда была как я, чтобы стать танцоршей. Сказала, что работала в другом клубе (думаю, стриптизершей) и там познакомилась с отцом и он предложил ей работу (даже думать не хочу, как и где они познакомились!).

Она придумала добавить в свой номер змею, потому что купила новый костюм из чего-то под змеиную кожу. Я посоветовала ей вместо змеи танцевать с папашей (определенно в этот момент в меня ты вселилась). В общем, отец говорит, она полоумная, и змею покупать не хочет, и они ссорятся из-за этого всю неделю. У меня не хватает духу сказать ей, что в клубе все такие поддатые, что не заметят, со слоном она танцует или с питоном. А она твердит, что все равно хочет со змеей, чтобы потом иметь основания написать об этом в своем резюме. Отец поинтересовался, не собралась ли она поступить в цирк. Они такие смешные!