Изменить стиль страницы

С того дня я стал проводить много времени с этим святым человеком. Каждое утро в девять часов я сворачивал на знакомую тропинку и направлялся к нему в чуланчик, превращенный в храм. Меня тянуло к нему, как магнитом. Всякий раз он радостно приветствовал меня одной и той же фразой: «Я — твой покорный слуга». И это были не просто слова. Он был готов с радостью отдать мне последнее, не ожидая ничего взамен. Как же я хотел стать похожим на него!

Однажды поутру, когда мы с Ганашьямом сидели одни, я спросил его, как он впервые попал во Вриндаван. Он опустил голову и произнес: «Какой смысл слушать историю моей жизни?» Но тут же лицо его просветлело: «Впрочем, наверное, стоит послушать о том, как Кришна пролил Свою милость на этого грешника». Своим тихим голосом он стал рассказывать о том, как рос в богатой семье. «Когда я был юношей, наша семья совершила паломничество во Вриндаван. Здесь мое сердце попало в сети милости Бога. Я не смог уехать отсюда». Рассказывая о себе, Ганашьям весь сжался от смущения. Он поведал о том, как вся его семья была ошеломлена его твердым решением отказаться от многообещающей карьеры и остаться во Вриндаване. «Они угрожали лишить меня наследства, но мне было все равно. Кришна уже похитил мое сердце», — говорил Ганашьям. Он спал на голой земле, ел сухие лепешки, которыми угощали его враджабаси, и ему ни разу не пришло в голову пожалеть о своем былом богатстве. «Я был благодарен, что могу служить Кришне у Него дома».

На этих словах Ганашьям, смущаясь, отвел в сторону свои темные глаза, как это делают застенчивые дети: «Долгое время я мечтал поклоняться божеству. И вот пришел день, который я никогда не забуду. Сидя под деревом в саду неподалеку отсюда, я написал пальцем в пыли на земле имя Шри Радхи. Весь день я поклонялся ее имени, начертанному на земле; моими дарами были цветы, песни и молитвы. Под конец, на закате, я стал стирать ее Имя ладонью».

Ганашьям замолчал. Влюбленными глазами глядя на божества, он пытался совладать с чувствами. После долгой паузы он заговорил вновь: «Стирая буквы, я увидел, что прямо на том месте, где было имя Радхи, блеснуло что-то золотое. Мне стало интересно. „Что бы это могло быть? — подумал я. — Дай-ка я вернусь сюда, когда вокруг никого не будет". Рано утром на следующий день я принялся рыть руками землю в том месте, куда пришла Радха в образе своего святого имени».

Ганашьям сдался: он больше не мог сдерживать себя — слезы хлынули у него из глаз и голос стал дрожать, пока он рассказывал историю своей любви. «Золотой предмет, проступивший из-под земли, оказался макушкой головы моей Радхи. Так ее божество явилось ко мне. А рядом с ней, там же, под землей, находилось черное божество — Кришна. На его постаменте значилось: „Гопиджана-Валлабха“ — "Возлюбленный пастушек"».

Его голос сорвался: «Но у меня не было ничего, ровным счетом ничего. Что мог я сделать для них?» С любовью взглянув на божества, Ганашьям чуть слышно продолжал: «Не знаю почему, но они вверили себя моим заботам. Я стал служить им день и ночь. Вначале прохожие подавали мне немного еды, чтобы я мог покормить божества. Долгое время я поклонялся им под деревом. Но так случилось, что предки этой семьи прониклись сочувствием к бездомным Радхе и Гопиджана-Валлабхе и предложили им чуланчик в своем доме, где я поклоняюсь им с тех пор уже пятьдесят с лишним лет».

Недели пролетали одна за другой, а я все больше и больше восхищался качествами Ганашьяма. «Я — твой покорный слуга, я — твой покорный слуга», — всякий раз повторял он, пытаясь отдать мне все, что у него было. Мы пели вместе для Гопиджана-Валлабхи или омахивали божества веером из павлиньих перьев. Каждый день он настаивал, чтобы я поел прасада от Господа — три простые пшеничные лепешки, враджа-роти. Это самая распространенная пища у жителей Вриндавана. Хотя, с обычной точки зрения, враджа-роти — это просто сухая лепешка из грубой муки, для тех, у кого есть вера, они становятся бесценным благословением. Сделанные из зерна, выросшего на святой вриндаванской земле, испеченные и предложенные Кришне руками Его верных слуг, враджа-роти считаются у местных жителей своего рода святым причастием, и я с благодарностью съедал все враджа-роти, которыми кормил меня Ганашьям

Однажды днем, когда я омывался в реке, к берегу подошел один мой знакомый садху. Обычно этот Баба благословлял меня, поэтому, услышав вместо приветствия ругань, я не на шутку испугался. «Из- за тебя, — кричал он мне с берега, — Ганашьям голодает!»

«О чем Вы? Я не понимаю!» — прокричал я в ответ.

Он вперился в меня взглядом: «Каждый день враджабаси приносят ему три роти. Это вся его еда. А ты съедаешь все его лепешки. Как тебе не стыдно!»

«Что?! — задохнувшись от ужаса, я стал выбираться на крутой берег. — Этого не может быть! Прошу Вас, поверьте, я этого не знал!»

На следующий день Ганашьям, как всегда, усадил меня на полу своего простого жилища, поставил передо мной тарелку из листьев и с любовью положил на нее три враджа-роти. Я отодвинул тарелку: «Спасибо, я не голоден. Сегодня я не буду есть».

Лучше бы я этого не говорил. Ганашьям аж побледнел: «Ты должен есть. Это пища Гопиджана-Валлабхи. Он специально оставил их для тебя». Я отказался. Тогда, сложив дрожащие ладони, он взмолился: «Это из-за моих грехов ты не принимаешь моего служения? Я прошу тебя, съешь мои роти!»

У меня разрывалось сердце. Я попытался уговорить его: «Ганашьям, ты голодаешь, потому что я съедаю все твои роти. Я могу поесть роти где угодно, а ты никогда не выходишь за порог!»

«Но у меня полно роти! — вскрикнул Ганашьям. — С чего ты взял, что я голодаю?» И он опять поставил тарелку передо мной: «Пожалуйста, я умоляю тебя, съешь это, угощайся!»

Я вновь отодвинул тарелку и сказал: «Хорошо, если у тебя есть много роти — покажи их мне».

«Зачем? Зачем это тебе? — произнес он высоким, дрожащим от отчаяния голосом — Они там, в другой комнате».

«Я отказываюсь принимать твою единственную пищу, пока ты не покажешь мне, что у тебя есть еще».

В ответ на мои возражения он повторил еще громче: «Зачем? Зачем это тебе?»

Я вскочил и осмотрел комнату, но, конечно же, ничего не нашел. «Ганашьям, нет здесь никаких роти. Из-за меня ты голодаешь. Пожалуйста, прошу тебя, съешь сам эти роти!»

Из глаз Ганашьяма полились слезы: «Ты — друг Гопиджана- Валлабхи, я же — всего-навсего слуга Его слуг. Единственное счастье моей жизни — это служение вайшнавам. Умоляю тебя — съешь эти роти!» Сложив руки, он взмолился: «Прошу тебя, не лишай меня единственного счастья, ради которого я живу». Я заплакал, пораженный его бескорыстной любовью и благородным сердцем. Чтобы порадовать моего дорогого Ганашьяма, я съел все его роти.

На следующий день я пришел на пару часов позже обычного, надеясь, что к этому времени он уже съест свои роти. Ганашьям возликовал: «Кришнадас, Ратхин-Кришнадас, наконец-то ты пришел! Гопиджана-Валлабха заждался тебя». Я не мог поверить своим глазам: роти все еще лежали на алтаре. Ганашьям объяснил: «Мой Господь не принимает от меня подношений, пока не придет Его друг. Кришна оставил эти роти специально для тебя!» С этими словами он поставил тарелку с роти передо мной. «Только когда ты ешь, Шри Радха признаёт меня своим слугой». Я снова был побежден.

Однажды какой-то доброжелатель подарил Ганашьяму новую одежду. Он застенчиво отвел взгляд в сторону и признался: «Это тело принимает только обноски от вайшнавов». Ганашьям считал бесценной старую одежду, потому что до него ее носил какой-то садху.

В один из вечеров я застал его поющим дивные раги под аккомпанемент маленькой фисгармонии. Поглощенный мыслями о Боге, Ганашьям даже не заметил, как я вошел. Слов песни я не понимал, но все было ясно и так. В каждой ноте звучали его любовь и преданность. Его голос то взмывал вверх, звеня от радости, то наполнялся невыразимой грустью от разлуки со своим возлюбленным Господом. Я вспомнил, что мне рассказывали, будто в юности Ганашьям был придворным музыкантом. Прошел час, прежде чем Ганашьям, поглощенный пением, заметил мое присутствие. Обнаружив меня, он просиял от радости: «Кришнадас, ты пришел!» Он спросил, не хотел бы я ему помочь. В течение пятидесяти лет он каждый вечер укладывал божества на отдых, однако, состарившись, стал слишком слаб, чтобы самостоятельно поднимать их. Я с радостью согласился, почитая за честь помочь ему.