Против Абакумова использовали письмо старшего следователя следственной части по особо важным делам подполковника Михаила Рюмина о том, что Абакумов и его люди не расследуют деятельность вражеской агентуры, не протоколируют все допросы заключенных, чтобы скрыть от Сталина собственные промахи, что Абакумов обогатился за счет трофейного имущества и потратил большие государственные средства на оборудование себе новой квартиры в Колпачном переулке.

Донос не был личной инициативой следователя. Рюмин просто уловил настроения начальства и обвинил своего министра в серьезных политических ошибках. А у самого Рюмина рыльце было в пушку.

Кирилл Столяров:

— Рюмин не указал в анкете, что у него с родственниками непорядок. Кроме того, он потерял в автобусе следственное дело, да и вообще плохо себя зарекомендовал. Понимая, что терять ему нечего: его все равно вытурят, он и написал донос на Абакумова…

Как недавно выяснилось, Рюмин писал свое заявление прямо в цековском кабинете Игнатьева, который станет преемником Абакумова на посту министра. Потом донос Рюмина несколько раз переделывали в приемной Маленкова, пока хозяин его не одобрил.

Рюмин написал свое заявление 2 июля. Его сразу принесли Сталину. Он прочитал и остался доволен:

— Вот, простой человек, а насколько глубоко понимает задачи органов госбезопасности. А министр не в состоянии разобраться.

Абакумова обвинили в том, что он обманывал ЦК. Его исключили из партии.

4 июля 1951 года Абакумова отстранили от дел, 12 июля вызвали в прокуратуру, арестовали и отправили в «особую тюрьму».

Он жил в доме номер 11 по Колпачному переулку. Отсюда выселили шестнадцать семей, чтобы министр мог разместиться с комфортом. В тот день окна на втором этаже этого особняка были плотно зашторены. Шел обыск, недавние подчиненные Абакумова описывали невиданное по тем временам имущество — мебельные гарнитуры, холодильники, радиоприемники, и все в больших количествах!

Против него возбудили дело по признакам преступления, предусмотренного статьей 58–16 Уголовного кодекса («измена Родине, совершенная военнослужащим»), и арестовали. Его отвезли в Сокольническую тюрьму, известную как «Матросская Тишина». Поместили в одиночку, именовали «заключенный № 15».

Арестовали и его жену Антонину Николаевну, которая работала в отделе военно-морской разведки министерства госбезопасности, и с двухмесячным сыном посадили в Сретенскую тюрьму МГБ.

Кирилл Столяров:

— Провели обыск и у тещи Абакумова. Там нашли две книги, выпущенные для служебного пользования, о работе английской контрразведки и американского Федерального бюро расследований. Хранение секретной литературы было поставлено в вину его жене. После ареста у нее пропало молоко. Но мальчик выжил. Ему сменили метрику. Он перестал числиться сыном врага народа.

Жену Абакумова выпустили только в марте 1954 года.

4 июля Сталин сформировал комиссию по проверке письма Рюмина. В нее вошли секретарь ЦК Маленков, заместитель главы правительства Берия, заместитель председателя Комиссии партийного контроля Шкирятов, заведующий отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК Семен Денисович Игнатьев. Комиссия допросила несколько сотрудников министерства, но выводы были сделаны заранее.

11 июля политбюро приняло постановление «О неблагополучном положении в МГБ СССР», а через день ЦК разослал закрытое письмо республиканским, краевым, областным комитетам партии, а также республиканским МГБ и областным управлениям госбезопасности.

В письме говорилось, что 2 июля ЦК получил заявление старшего следователя следственной части по особо важным делам МГБ Рюмина, который сигнализирует о неблагополучном положении в МГБ со следствием по ряду весьма важных дел и обвиняет в этом министра госбезопасности Абакумова. В ходе проверки «факты подтвердились», поэтому ЦК немедленно освободил Абакумова от обязанностей министра и поручил первому заместителю министра Огольцову временно исполнять обязанности министра.

В письме говорилось, в частности: «Абакумов встал на путь голого отрицания установленных фактов, свидетельствующих о неблагополучном положении в работе МГБ, при допросе пытался вновь обмануть партию, не обнаружил понимания совершенных им преступлений и не проявил никаких признаков готовности раскаяться в совершенных им преступлениях».

В материалах комиссии возникла тема «врачей-вредителей» — это дело станет одним из важнейших для нового руководства министерства госбезопасности.

Первым — 18 ноября 1950 года — был арестован один из самых заметных советских кардиологов профессор Яков Гиляриевич Этингер. А «дело врачей» как таковое возникнет много позже. Официальное сообщение ТАСС будет опубликовано 13 января 1953 года. В нем говорилось о том, что органами госбезопасности «раскрыта террористическая группа врачей, ставившая своей целью путем вредительского лечения сократить жизнь активным деятелям СССР».

В сообщении перечислялись арестованные врачи — шесть еврейских фамилий, три русские. В списке был уже мертвый профессор Этингер.

Еще до его ареста взяли его сына — Якова Яковлевича, студента исторического факультета МГУ (ныне известного профессора-историка, который по документам и восстановил всю эту историю). В июле 1951 года арестовали жену профессора. Ее приговорили к десяти годам тюремного заключения, сына к десяти годам лагерей.

Профессор Этингер окончил естественно-математический факультет Кенигсбергского университета и медицинский факультет Берлинского университета. В Первую мировую войну служил в военном госпитале. Он заведовал кафедрой 2-го мединститута и был консультантом лечебно-санитарного управления Кремля.

Госбезопасность стала заниматься им с лета 1948 года. В квартире была установлена подслушивающая аппаратура, и два года все беседы записывались. А отец с сыном вели очень откровенные разговоры на политические темы — о Сталине, о расцветающем антисемитизме. Санкцию на арест Этингера дал Булганин, Сталин в ноябре 1950 года еще отдыхал в Сочи.

Но на первом же допросе 20 ноября старший следователь следственной части по особо важным делам подполковник Михаил Рюмин предъявил Этингеру обвинение во «вредительском лечении» руководителей страны, в первую очередь — Александра Щербакова. Этингер отвечал, что тяжело больного Щербакова лечил Виноградов, он же был всего лишь консультантом.

Абакумов в конце декабря 1950 года пришел к выводу, что обвинение это липовое, и приказал «прекратить работу с Этингером о вредительском лечении», достаточно и антисоветской деятельности.

Профессора избивали, не давали спать. Один сердечный приступ следовал за другим. Медчасть Лефортовской тюрьмы предупредила следователя: «В дальнейшем каждый последующий приступ грудной жабы, сопровождающийся сердечной слабостью, может привести к неблагоприятному исходу». После одного из допросов в марте 1951-го Яков Этингер скончался.

Рюмин обвинил Абакумова в том, что он хотел «положить на полку» обвинение Этингера во вредительском лечении Щербакова и потому установил для арестованного «более суровый режим и перевел из Внутренней тюрьмы в Лефортовскую, в самую холодную и сырую камеру, что и привело, особенно после приступов грудной жабы, к смерти Я. Г. Этингера».

Теперь комиссия установила, что «арестованный еврейский националист врач Этингер признал, что при лечении т. Щербакова А. С. имел террористические намерения в отношении его и практически принял все меры к тому, чтобы сократить его жизнь».

Абакумов не сообщил ЦК о показаниях Этингера и помешал тем самым выявить «законспирированную группу врачей, выполняющих задания иностранных агентов по террористической деятельности против руководителей партии и правительства.

Кроме того, в январе 1951 года в Москве были арестованы участники еврейской антисоветской молодежной организации. При допросе некоторые из арестованных признались в том, что имели террористические замыслы в отношении руководителей партии и правительства. Однако в протоколах допроса участников этой организации, представленных в ЦК ВКП(б), были исключены, по указанию Абакумова, признания арестованных в их террористических замыслах».