6 декабря министр обороны Грачев и министр внутренних дел Ерин встретились с Дудаевым на территории Ингушетии. Дудаев был готов договариваться, но он хотел, чтобы ему оказали уважение, чтобы его принял сам президент Ельцин. В тот момент чеченцев устроил бы договор о разграничении полномочий между республикой и федеральной властью.

Грачев сказал, что они с Дудаевым, как люди военные, поняли друг друга. 12 декабря во Владикавказе должны были начаться переговоры. Дудаеву сказали: вас ждет встреча с Борисом Николаевичем в Сочи. Генерал был счастлив, сшил новую форму.

Но Ельцин уже подписал секретный указ № 2137 о наведении конституционного порядка в Чеченской Республике. 11 декабря российские войска пересекли административную границу Чечни.

Части, которые двигались через Ингушетию, были блокированы местными жителями и пробивались с боями. Войска, которые шли через Дагестан, были блокированы в Хасавюртовском районе, населенном чеченцами-аккинцами.

Продвинулись только те, кто двигался через районы, занятые оппозицией. В первый раз они столкнулись с сопротивлением в десяти километрах от Грозного.

16 декабря Совет федерации предложил президенту прекратить боевые действия и вступить в переговоры.

17 декабря Ельцин отправил Дудаеву телеграмму: «Предлагаю без промедления Вам встретиться с моими полномочными представителями Егоровым и Степашиным в Моздоке». От генерала требовали подписать документ о сдаче оружия и прекращении огня. Самолюбивый Дудаев воспринял это требование как оскорбление.

На совещании у Черномырдина Грачева спросили:

— Сколько вам надо времени на завершение боевой операции?

Министр обороны мрачно ответил:

— Полгода.

19 декабря Грачев отстранил от руководства командующего Северо-Кавказским военным округом генерал-полковника Алексея Николаевича Митюхина. Митюхин докладывал о «неготовности органов управления, пунктов управления и в целом войск для ведения боевых действий». Плохое материальное снабжение ухудшало моральное состояние солдат и офицеров.

Грачев предложил принять командование первому заместителю командующего сухопутными войсками генерал-полковнику Эдуарду Воробьеву. Генерал два дня изучал ситуацию и доложил министру, что операция совершенно не подготовлена. Она рассчитана на устрашение, а не на ведение реальных боевых действий. Воробьев вскоре был отправлен в отставку. Командовать Объединенной группировкой федеральных сил в Чеченской Республике взялся генерал-лейтенант Анатолий Квашнин.

26 декабря на заседании Совета безопасности было принято решение штурмовать Грозный.

31 декабря штурм начался.

Войска действовали так, как их учили. Но они имели дело не с регулярной армией, которая должна была отступить под давлением превосходящих сил противника, а с партизанскими отрядами, а им бежать некуда. Танковые колонны прорвались к центру города, но чеченцы не прекратили сопротивления. Они методично уничтожали танк за танком. Федеральные войска несли огромные потери.

Один из руководителей военной разведки потом совершенно серьезно объяснял депутатской комиссии, что штурм Грозного в ночь на 1 января был неудачным потому, что у армии были карты города 1991 года, а за это время дудаевское руководство выстроило новые опорные пункты…

Наступавшие под командованием генерала Константина Пуликовского 131-я (Майкопская) отдельная мотострелковая бригада и 81-й (Самарский) мотострелковый полк были разгромлены. В плен попало больше ста человек.

Для Ельцина это был тяжелый удар. Когда телевидение показало несчастных солдат, взятых в плен чеченцами, президент понял, в какую неприятную историю он попал.

Ельцин мог поступить двояко.

Либо признать, что совершена ошибка, и приступить к поиску политического решения чеченской проблемы. Но в таком случае пролившаяся кровь, большие жертвы лишали его шансов на переизбрание…

Либо сделать вид, что ничего не произошло, и приказать армии немедленно подавить сопротивление в Чечне, рассчитывая на то, что победителей не судят.

Ельцин сразу решил для себя, что он не станет признаваться в своих ошибках. Не бывает ошибающихся президентов… Началась настоящая война. Она оттолкнула от Ельцина почти всех его сторонников. Отношение к нему резко изменилось. Мало кто сохранил ему верность — помимо тех, для кого он был работодателем. Тогда, в 1995 году, он перестал в глазах людей быть реформатором и стал властителем — таким же, как многие другие, кого люди не любят и не уважают, вынуждены терпеть, но не более.

Кровавая чеченская война — пожалуй, главное, что можно поставить в вину президенту Ельцину. Убитые, раненые, искалеченные там — на его совести. Он начал эту войну, он не подготовил армию к такой войне, он не нашел командиров, которые смогли бы вести ее на современном уровне.

27 апреля 1995 года Ельцин подписал указ «О дополнительных мерах по нормализации обстановки в Чеченской Республике». Он объявил мораторий на боевые действия на время празднования 50-летия Победы — с 28 апреля по 12 мая. В Москву прилетали руководители ведущих стран Запада, и Ельцин понимал, что, если их беседы пойдут под артиллерийскую канонаду, ему не избежать крайне неприятных вопросов.

Военные потом утверждали, что апрельский мораторий был большой ошибкой. Боевики отдохнули и накопили силы, а в федеральных силах, напротив, началось разложение — войска попадали в засады, гибли в мелких стычках и, чтобы обезопасить себя, договаривались с полевыми командирами: мы с вами не воюем, сидим тихо, друг друга не трогаем.

К середине июня, через полгода после начала операции, федеральные силы заняли основные горные районы, рассекли позиции боевиков и оттеснили их к грузинской границе. Казалось, до полной победы рукой подать. После праздничного моратория федеральная авиация возобновила бомбардировки.

В ответ Совет полевых командиров потребовал перевести войну на территорию России. Шамиль Басаев заявил, что он займется диверсионно-подрывной деятельностью — такая тактика заставит Москву сесть за стол переговоров. На слова какого-то Басаева федеральные силы не обратили внимания. И напрасно.

Шамиль Басаев в ноябре 1991 года организовал угон самолета из Минеральных Вод в Турцию. С 1992-го командовал ротой и батальоном чеченского спецназа. Когда Абхазия начала войну против Грузии, Басаев отправился туда во главе отряда Конфедерации народов Кавказа. Он был одним из руководителей обороны Грозного.

Через несколько лет президент Ингушетии Герой Советского Союза Руслан Аушев расскажет, что Шамиль Басаев, у которого руки по локоть в крови, сотрудничал с Главным разведывательным управлением Генерального штаба Российской армии. Тот же факт предал гласности бывший директор Федеральной службы контрразведки Сергей Степашин. Только более осторожный Степашин не называл военную разведку, а говорил об «одной из спецслужб».

Сотрудничество Шамиля Басаева с «одной из наших спецслужб», предположительно военной разведкой, началось несколько лет назад, когда шли бои в Абхазии. Абхазцы подняли восстание против правительства, выбили грузинские войска со своей территории и создали никем не признанную республику.

Конфедерация народов Кавказа, которая объединила различные националистические движения, объявила о своей солидарности с Абхазией. Первыми туда пришли отряды кабардинцев и адыгейцев. Министром обороны Абхазии стал кабардинец Солтан Сосналиев, бывший полковник Советской армии. В середине 1992 года в Карачаево-Черкесии остановили военную колонну, состоящую из чеченцев. Но из Москвы пришел приказ пропустить. Это чеченские отряды шли на помощь Абхазии. Помимо Басаева в Абхазии сражался еще один будущий полевой командир — Руслан Гелаев.

Чеченцы воевали в Абхазии вахтовым способом, одни заменяли других, в результате несколько тысяч боевиков получили там боевую подготовку. Абхазии неофициально помогали российские военные — как минимум оружием и боевой техникой, хотя никто в этом признаваться не желает. Вот тогда на почве борьбы с общим врагом и объединились российские спецслужбы и мало кому известный Шамиль Басаев.