— К твоему сведению, ты говоришь с социопатом. Поэтому я в своей стихии.

— Ну да, точно. Социопаты, живущие la vida loca,[129] не устанавливают бомбы в пустыне, не наступают на них. Признай, тогда, в пустыне, ты хотел уйти… и хочешь сейчас. Признай это.

Какое-то время раздавался лишь шум автомобиля на заднем фоне. А потом Матиас взорвал очередную бомбу, образно выражаясь.

— Это был сын Чайлда.

Джим нахмурился и даже слегка отшатнулся.

— Что?

— Сын Чайлда… все изменил. Я смотрел запись… Чайлда, рыдавшего, пока его сын умирал на его же глазах. Мой отец никогда бы так не поступил, если бы я валялся на том диване. Более вероятно, что он бы вставил иглу в мою вену. Я не мог понять этого… это было выше моего понимания. То, как бедный ублюдок смотрел, и то, что говорил… Он любил этого ребенка так, как должен любить отец.

Ага, вау… на каком-то уровне было сложно представить, что у Матиаса был отец. Казалось, он скорее вылупился из икринки.

Джим покачал головой, впервые с момента их знакомства, столько лет назад, он жалел парня.

— Говорю тебе, позволь Исааку уйти. Забудь про месть. Забудь подразделение. Прошлое. Я помогу тебе исчезнуть, найти безопасное место. Оставь все это позади… и доверься мне.

Долгая пауза. Дооооолгая пауза, заполненная лишь шумом машины в движении.

— Ты на перепутье, Матиас. То, что ты сделаешь по отношению к Исааку этой ночью, может спасти тебя… и спасти его. У тебя больше силы, чем ты думаешь. Работай с нами. Приезжай сюда, сядь и поговори с нами.

Возможно, лучше умолчать до поры до времени о вскрытии его грудной клетки хрустальным ножом и вытаскивании из парня заразу Девины за глотку.

Матиас, задрожав, выдохнул.

— Никогда не думал, что тебе близка по духу «Кум ба ях»[130].

— Матиас, люди меняются, — хрипло сказал Джим. Люди могут измениться. Ты можешь измениться.

Стоя в другой части кухни, Исаак не знал, правильно ли он расслышал: Матиас заложил бомбу, которая разнесла его на части?

Боже, Исаак помнил, как по пескам вел Лэнд Ровер обратно к лагерю. Как только Матиаса выгрузили из внедорожника, медики с полными пакетами крови, лезвиями и латексными перчатками окружили парня. Это все, что известно Исааку.

Дело в том, что Херон не сказал ни слова относительно «что», «где» и «почему», касавшихся взрыва, а Исаак не стал спрашивать. «Принцип необходимого знания»[131] — эмпирическое правило специального подразделения: появляются босс и оперативник, и один из них покрошен как деликатес, а второй тащит его жалкую задницу по пескам посреди ночи?

Отлично. Ничего особенного. Проехали.

В конце концов, информация в твоей голове несет большую опасность, чем заряженный пистолет у виска.

Когда Джим внезапно прекратил разговор с боссом, Исаак должен был предъявить сукину сыну свои претензии.

— Во-первых, не нужно ради меня становиться мучеником… поэтому забудь про «я застрелил его». И, что за хрень? Матиас пытался убить себя?

— Во-первых, — эхом ответил Джим. — Я не сторонник сопутствующего ущерба, поэтому смирись со всем, что я сделаю ради спасения твоей задницы. Во-вторых… да. Пытался. Бомба была одна из наших, и он точно знал, куда наступать. Он посмотрел на меня, а потом наступил на землю… и что-то произнес. — Парень покачал головой. — Без понятия, что он сказал. А потом ба-бах. Большая часть детонатора превратилась в пыль. Но не вся. Не вся.

Восхитительно.

— Как скоро он приедет сюда?

— Не знаю. Но он приедет. Обязан.

Да, а что там с заместителем Матиаса? Исаак не хотел ничего знать, на самом деле. Достаточное количество информации переполнило его мозг. Он просто хотел покончить с этой ночью.

— Я чертовски устал от ожидания, — пробормотал он.

— Не ты один.

На этой ноте, Исаак оглянулся вокруг. Охранная сигнализация была отключена, равно как и громила в шкафу Гри, но все двери были заперты, и была велика вероятность, что они узнают, когда кто-то проникнет в дом.

— Слушай, я собираюсь сходить наверх, — сказал он. — Понаблюдай за обстановкой здесь.

— Окей. — Острые глаза Джима сосредоточились на заднем дворике, будто он ожидал проникновения в любой момент. — Я послежу за садом.

Начав подниматься по задней лестнице, Исаак помедлил и вернулся на кухню. Херон стоял перед стеклянной стеной, хмуря брови, руки уперлись в бедра.

Нет, парень не был мертвым. И его совсем не беспокоила вероятность того, что в любой момент на прозрачную стену могли посыпаться пули.

— Джим.

— Да? — парень оглянулся через плечо.

— Что ты? На самом деле.

Когда молчание затянулось, слово «ангел» буквально витало в пространстве между ними. Но как такое возможно?

Мужчина пожал плечами.

— Я — это просто я.

Да будет так, подумал Исаак.

— Ну… спасибо тебе.

Джим покачал головой.

— Мы еще не разобрались со всеми проблемами.

— Неважно. Спасибо. — Исаак прокашлялся. — Не могу сказать, чтобы кто-то когда-либо подставлял себя под удар ради меня.

Ну, это ложь, не так ли? Гри рисковала ради него в некотором смысле. И, Боже, при одной мысли о ней глаза защипало от слез.

Херон слегка поклонился, он казался искренне тронутым.

— Не стоит благодарности, приятель. А сейчас, перестань вести себя как придурок и примись за охрану третьего этажа.

Исаак улыбнулся.

— Знаешь, вероятно, после всего мне понадобится работа.

Появилась ухмылка, которая быстро исчезла.

— Не думаю, что ты захочешь пройти через процесс приема, которому подвергся я. Требования жесткие.

— Знаем, плавали.

— Я сперва тоже так подумал.

На этом, Исаак взбежал по лестнице.

Да, конечно, он якобы собирался вести наблюдения с верхнего этажа, но была и другая правда, иная причина.

Ступив в спальню Гри, он направился прямиком к ее шкафу и встал перед кучей одежды, которая до сих пор валялась на кремовом ковре. Она бросила проект «Перестановка» на половине… потому что, ага, какой-то придурок откинулся в ее переднем холле.

Но он мог позаботиться о деле.

Ожидая, во что все выльется — в некое странное воссоединение с Матиасом или же перестрелку с их трупами — Исаак принялся поднимать блузки, юбки и платья, принадлежащие Гри, и вещь за вещью упорядочивать хаос.

По крайней мере, он мог хотя бы прибраться для нее; видит Бог, то тело по-прежнему было внизу, хоть и завернуто в полиэтилен, словно посылка, прошедшая через компанию, торгующую по почте.

Позже будет время перенести его.

Но возможность позаботиться о ее вещах больше не представится.

К тому же, Придурок в нем хотел последнего контакта с Гри… и самое близкое, что он мог получить, — это аккуратно разложить то, что она носила на своей прелестной коже.

Глава 45

Гри следовала за Мерседесом отца, державшего курс на Линкольн, и когда показались знакомые столбы по обе стороны от дороги, Гри сделала первый глубокий вдох со времени отъезда из Бикон-Хилл. Свернув направо, на покрытую треснутыми ракушками дорожку, Гри подъехала к дощатому, серо-белому дому и припарковала Ауди. Хотя центр Бостона располагался всего в двадцати милях отсюда, казалось, что они превратились в две сотни. Когда она заглушила двигатель и вышла из машины, вокруг стояла тишина, от чистого, морозного воздуха защипало в носу.

Боже, она любила это место, подумала Гри.

Мягкий, исчезающий свет сумерек смазывал линию деревьев, опоясывавшую шесть акров земель и садов, и купал дощатый дом в маслянистом сиянии. До смерти ее матери, место служило убежищем для них четверых, способом выбраться из города, когда они не ездили в Кейп[132]… и Гри провела здесь много выходных дней, бегая по лугам, играя около пруда.