А. Это должен быть ум.

К. Целомудренный ум. Что означает потрясающе аскетичный ум. Не аскетизм суровости и безжалостного принятия принципа, и все остальное.

А. Это возвращает нас назад к прошлой беседе, когда мы говорили об обиде.

К. Верно.

А. Целомудренный ум никогда не будет обижен.

К. Никогда. И поэтому это невинный ум. У которого нет картины женщины или мужчины, или действия — ничего из подобного воображения.

А. Это очень фундаментально. Я знаю, что в наших беседах продолжаю приводить вещи, которые читал и изучал, так как это было главным занятием моей жизни. И вещью, которая тронула меня настолько глубоко, слушая вас, было то, что так много вещей, которые были сказаны и написаны на протяжении веков, должны быть поняты тем способом, как вы представляете их. В христианской теологии у нас даже есть традиция, которая называется «падением человека», начавшимся с точки воображения. И, тем не менее, мне кажется, что это не было правильно понято. Иначе, если бы это было правильно понято, мы бы не находились в том бесконечном конфликте, в котором находимся.

К. Христиане первыми изобрели грех и, затем, все остальное.

А. Это была телега перед лошадью. Да, я вижу, что вы говорите.

К. Итак, может ли ум быть целомудренным? Не «может ли ум дать обет безбрачия и оставаться… и иметь горящие желания?» Вы следите? И раньше мы говорили о желании. Мы горим желанием. Все наши железы полны им. Итак, целомудрие означает ум, у которого нет обиды, нет образа, нет ощущения картин себя, своих аппетитов, всего этого. Может ли такой ум существовать в этом мире? Иначе любви не существует. Я могу бесконечно говорить о любви к Иисусу, любви к этому, любви к тому, но это становится настолько фальшивым.

А. Так это любовь к.

К. Да.

А. Любовь, как активность, это не то же самое, что любовь, предпринимаемая как способ.

К. Да, сэр. Итак, является ли любовь удовольствием? Я могу ответить, что нет, лишь когда я понял удовольствие. И понял не на словах, но глубоко, внутренне, вижу его природу, его жестокость, его разделяющий процесс. Так как удовольствие всегда разделяет. Наслаждение никогда не разделяет. Радость никогда не разделяет. Только удовольствие разделяет. Когда вы слушаете араба, говорящего о нефти, энергии, это его гордость, его… Вы следите? Вы видите это в нем. И вы видите это в министрах, в политиках: все это чувство высокомерия, власти. И в то же самое время они говорят о любви.

А. Но это всегда любовь к.

К. Конечно, любовь к или любовь… Я, так или иначе, не знаю, что они имеют в виду. В этом нет смысла. Они говорят: «Любовь к моей стране» и «Моя любовь убьет вас».

А. Да, да.

К. Итак, вы понимаете, сэр, мы должны понять и это убийство тоже. Западная цивилизация превратила убийство в идеальное искусство. Война, наука войны. Они обучили этому весь мир. И, возможно, христиане являются величайшими убийцами. Затем мусульмане. И я полагаю, что изначально буддисты действительно не были убийцами.

А. Да.

К. Так как все религии говорят: «Не убивай» и убивают людей. Я должен рассказать вам эту прекрасную историю. Несколько лет назад я был на Цейлоне, и буддистская пара пришла увидеть меня. Они сказали, что у них есть одна основная проблема. Они сказали: «Мы практикующие буддисты. Мы не убиваем, но мы едим мясо». Я спросил, что они имеют в виду. Он сказал, что они меняют своих мясников. «Мы меняем наших мясников, поэтому мы не ответственны. И нам нравится мясо». Я спросил, в этом ли проблема? Он сказал, что нет, совсем нет. Наша проблема в том, должны ли мы есть оплодотворенные яйца, так как они содержат жизнь?

А. О, господи.

К. Итак, сэр, когда мы говорим о любви, мы так же должны говорить о насилии и убийстве. Мы убиваем, мы разрушили землю, загрязнили землю. Мы уничтожили виды животных и птиц, мы убиваем детенышей морских котиков. Вы видели их по телевизору?

А. О, я видел.

К. Как человек может делать подобную вещь?

А. Это глубоко потрясает.

К. Чтобы какая-то женщина надела тот мех. И он вернется и скажет, что любит свою жену. Итак. И мы обучены убивать. Все генералы. Они готовят, бесконечно, способы убийства других. Это наша цивилизация. Вы следите, сэр? Итак, может ли амбициозный (честолюбивый) человек любить?

А. Нет.

К. Нет. Поэтому покончите с амбициями (честолюбием). Они этого не сделают, они хотят и то, и другое. Это означает, не убивай ни при каких обстоятельствах, не убивай животное для еды. Я никогда в своей жизни не ел мяса, никогда. Я не знаю, какой у него вкус. Не то чтобы я гордился тем, что я вегетарианец, но я не мог сделать этого. И убийство стало индустрией, убийство животных для питания людей. Вы следите, сэр?

А. Да. Это верно. Пока вы говорили, я думал о целомудрии, и ко мне пришло, что целомудренный ум должен быть неразделенным умом.

К. Да, сэр. Убивать и любить.

А. И пытаться соединить их вместе (тут Джидду зарычал слегка, как обиженный зверь). И затем всевозможными способами смягчать свою очевидную неудачу соединить их вместе.

К. Конечно.

А. Огромность высказанного вами действительно потрясающа, и я хотел бы побыть с этим, если вы не против. Я слушал очень внимательно. Этот ваш совет остановить это в себе настолько радикален, что требует такого качества серьезности, которое не находится с серьезностью в количественном отношении. Фактически, мы в действительности не понимаем, что это слово означает. Отношения между серьезностью и любовью входят в мое осознание здесь.

К. Да, сэр, если я серьезен, я никогда не буду убивать, и любовь тогда становится чем-то, что действительно является состраданием. «Страсть ко всем», «сострадание» означает «страсть ко всем[23]».

А. Когда вы говорите, что человек никогда не убьет, если он любит, вы имеете в виду внутри этой деятельности по созданию образа, где он убивает преднамеренно?

К. Сэр, предположим, что на мою сестру — у меня нет сестры — но на мою сестру напали, человек пришел изнасиловать ее. Я буду действовать в тот момент.

А. Точно.

К. Моя разумность, так как я люблю, имею сострадание, это сострадание создает эту разумность, эта разумность будет действовать в тот момент. Если вы спросите меня, что я буду делать, если на мою сестру нападут, я отвечу, что не знаю, что узнаю это тогда.

А. Да, я хорошо понимаю это. Но мы создали индустрию преднамеренности.

К. Преднамеренного убийства.

А. На всех уровнях, не только сами.

К. Я не знаю (взялся за голову). Как-то я видел по телевизору на Красной площади были огромные межконтинентальные ракеты, предназначенные для убийства, бог знает…, слепого убийства. И у американцев есть это, у индийцев, у французов. Вы следите?

А. Должно быть.

К. Конечно. «Мы должны существовать».

А. Да.

К. Итак, может ли ум быть свободен от этого стремления убивать? Что означает, может ли ум быть свободен от того, чтобы обижаться? Итак, когда есть обида, он совершает всевозможные невротичные вещи. Является ли удовольствие любовью? Является ли любовью желание? Но мы превратили удовольствие, желание в любовь. Я желаю бога. Вы следите, сэр? Я должен учиться о боге. Вы знаете все это. Бог — это мое изобретение, мой образ. Я создал его из своей мысли и поэтому хожу кругами. Итак, я должен узнать, что есть наслаждение. Является ли наслаждение удовольствием? Когда я наслаждаюсь хорошей едой или хорошим закатом или вижу прекрасное дерево или женщину, или что угодно в этот момент, если оно не заканчивается, оно становится удовольствием. Если ум, мысль несет это наслаждение и хочет его повторения на следующий день, оно становится удовольствием, оно больше не является наслаждением. Я наслаждаюсь и это его окончание.