Изменить стиль страницы

Раз в день ему приносили еду — какие-то безвкусные брикеты, похожие на прессованные водоросли. От этих брикетов у него началось страшное несварение желудка, что, учитывая отсутствие гальюна, не прибавило его обиталищу комфорта.

Спустя неделю Бунин почувствовал, что начинает превращаться в примитивное животное, не обращающее внимания ни на что, кроме холода. Кто-то из знаменитых полярников сказал, что холод — единственное, к чему человек никогда не сможет привыкнуть. Что ж, мудрая мысль, вот только зачем он пошел в полярники, раз был таким умным?

Холод пронизывал его насквозь. Борода звенела сосульками, пальцы, несмотря на теплые перчатки, едва гнулись. Он настолько обессилел, что даже перестал дрожать. Просто лежал и ждал прихода смерти. Смерть от холода, насколько помнил Бунин, была довольно легкой — просто засыпаешь, и все. Но его мучители, видимо, хорошо знали об этом, потому что температура в карцере все же была не такой низкой, чтобы заморозить человека до смерти. Бунин засыпал с надеждой никогда больше не открыть глаз… и просыпался в холодном аду рыбного трюма.

Так прошло много времени. Счет дням он потерял, да и выбраться из карцера тоже уже не надеялся — все его мечты сводились к одному слову: «тепло». Бунин начал надрывно кашлять, каждый новый глоток холодного воздуха словно разрывал легкие изнутри. В какой-то момент ему показалось, что у него идет горлом кровь, но это, к счастью, оказалось не так — просто из-за постоянного напряжения, вызванного кашлем, лопнули сосуды в носу.

На следующий день к нему неожиданно пришел врач — хмурая пожилая тетка в зеленой форме без знаков различия. Она сделала ему какой-то укол, от которого потом долго болело бедро, высыпала в алюминиевую миску горсть желтых таблеток и, показав ему два пальца, ушла. Запить таблетки было нечем, поэтому Бунин просто положил их в рот и разжевал. Горечь была такая, что он на мгновение даже забыл о холоде, но уже через несколько часов он почувствовал себя лучше.

А потом к нему пришел Чен.

Китаец выглядел здоровым и бодрым — его-то небось в рыбном трюме не держали. Он был одет в ту же доху и унты, что и профессор, вот только его одежда, в отличие от бунинской, была чистой.

—Рад вас видеть, Степан Борисович, — радушно поздоровался Чен по-русски.

Бунин никак не мог ответить тем же, поэтому предпочел промолчать. Чен, впрочем, отлично его понял.

—Прошу простить за маленькую накладку, — улыбнулся он. — Наши немецкие друзья оказались чересчур подозрительными, и мне, прежде чем я смог убедить их устроить наше свидание, самому пришлось пройти детальную проверку.

—Вы тоже сидели в карцере? — хмуро осведомился профессор.

—Нет, но до недавнего времени свободы перемещения у меня не было. Впрочем, теперь все уже позади, надеюсь, что и для вас.

—Надеетесь? — саркастически переспросил Бунин.

—Все зависит от вас, дорогой Степан Борисович. — Чен огляделся по сторонам, видимо, отыскивая какой-нибудь стул, ничего не обнаружил и остался стоять. — Точнее, от вашего желания помочь нашим немецким друзьям.

—Что это еще за условия? В Москве вы обещали мне, что я получу доступ к хранилищу предметов и найду Еву! Почему вы не сдержали своего слова?

Чен дружелюбно поглядел на него.

—Просто не успел. Но сейчас я пришел как раз для того, чтобы выполнить по крайней мере одно свое обещание.

—Да ну? — хмыкнул Бунин. — Вы привели с собой Еву?

—Нет. Скоро вы поймете, почему я не мог этого сделать. А вот что касается хранилища предметов — тут дело другое. Оно совсем рядом, и наши немецкие друзья давно о нем знают. Проблема в том, что они не могут туда зайти.

—Почему же?

—Видимо, потому что оно заперто. Но вы, Степан Борисович, можете попытаться это сделать, и у вас, скорее всего, все получится.

—С чего вы взяли? — подозрительно спросил Бунин.

Улыбка пропала с лица Чена.

—С того, что Ева, которую вы так долго искали, скорее всего, находится именно там. Думаю, она вас туда пустит — по старой-то па­мяти.

—Куда — туда? — спросил ошарашенный профессор.

—Это место называется Черная башня, — терпеливо объяснил Чен. — Она стоит на дне океана, но к ней ведет сухой туннель, начинающийся прямо на базе… Ах да, вы же ничего не знаете! Мы с вами сейчас находимся на базе «Ultima Thule», расположенной в воздушном пузыре в недрах подводного вулкана. Поэтому под воду вам лезть нет никакой необходимости. Пройдете по туннелю и постучите в ворота… точнее, не в ворота, их там, собственно, нет, но это не важно. Постучите в стенку. Ева увидит вас и впустит внутрь. Таким образом, вы найдете свою старинную любовь и заодно окажетесь в том самом хранилище предметов, которое показывал вам Спрут.

—И что дальше?

—Дальше поступайте по своему усмотрению. Все предметы окажутся в вашем распоряжении…

—Не смешите меня! Ваши немецкие друзья тут же приберут их к рукам!

—Нашим друзьям нужны не предметы, которых у них и без того достаточно. Им нужна сама башня. Постарайтесь как-то решить эту проблему, если не хотите прожить в ледяном карцере до конца своих дней. А наградой вам будет сокровищница предметов.

Предложение китайца явно содержало в себе какой-то подвох, но Бунину сейчас не хотелось об этом думать. Может быть, всех, приближающихся к Черной башне, уничтожают? Но смерть больше не пугала профессора. Главное — выбраться из этого воняющего рыбой трюма, из этого вечного холода. В Черной башне, какая бы она ни была, наверняка теплее…

—Как будто у меня есть выбор, — буркнул Бунин. — Но мне надо немного восстановить силы…

—Не волнуйтесь. — Чен вздохнул с видимым облегчением. — Сегодня же вас переведут в куда более комфортное местечко.

На этот раз китаец не обманул. Не прошло и часа, как за профессором явились две здоровенные надзирательницы. Они подхватили его под мышки и потащили куда-то по длинному полутемному коридору. Бунину уже было все равно, куда его тащат, — главное, что прочь от рыбного трюма, прочь от въевшегося в кишки холода.

Оказалось — в душевую. Там было влажно и восхитительно тепло, как в раю. Одна из надзирательниц знаками показала ему, чтобы он раздевался, и Бунин, дрожа от слабости, принялся стягивать с себя доху. Он возился так долго, что женщина потеряла терпение и двумя быстрыми взмахами остро наточенного ножа располосовала толстую доху на части. После этого профессор довольно резво скинул с себя оставшуюся одежду.

Голого Бунина без особых церемоний загнали в угол душевой и принялись поливать из шлангов горячей водой.

Степан Бунин никогда не чувствовал себя таким счастливым.

Холод уходил из его тела, неохотно покидая каждую жилку, каждую косточку. Профессору хотелось бы, чтобы это продолжалось вечно, но у надзирательниц были другие планы. Они затолкали Бунина в маленькую кабинку и плотно закрыли дверцу. Из отверстий под крышей кабинки пополз ядовито-зеленый дым, живо напомнивший профессору о газовых камерах Освенцима. Запахло хлором, и Бунин закашлялся. Он кашлял мучительно долго и в какой-то момент всерьез испугался, что его хотят отравить, но вспомнил, как тщательно его мыли, и понемногу успокоился. Это была просто дезинфекция — грубая, но эффективная.

Потом ему выдали комплект чистого белья и серый комбинезон с теплой подкладкой. Он был очень легким, но грел не хуже медвежьей дохи.

Дальнейшее профессор помнил очень смутно.

Его опять вели по длинным каменным коридорам, но воздух в них был гораздо теплее, чем в рыбном трюме. Бунин и его тюремщицы спускались по лестницам, вырубленным в толще скалы, и чем ниже они спускались, тем жарче становилось вокруг. В какой-то момент перед профессором со скрежетом открылась тяжелая металлическая дверь, и он увидел небольшую комнату без окон. Надзирательница подтолкнула его в спину, он качнулся, переступил порог и как куль упал на пол. Сильные руки подняли его и бросили на кровать — настоящую кровать с матрацем, мягкую и пружинящую.

Тут силы окончательно оставили его, и он провалился в темноту.