Полицейский остался доволен.

— Простите за беспокойство. Часто ли вы выглядываете в окно?

Я от души расхохотался.

— Это и есть ваш знаменитый вопрос?

— Нет. Это предвопрос.

Прекрасный сленг! Я больше не сомневался, что повод для визита у полицейского достаточно серьезный. Принимая во внимание множество неприятностей, случившихся со мной за последние дни, легко поверить, что они — неприятности — будут продолжаться. Что ни говори, а полицейские без нужды к жильцам не приходят.

Настасья взяла телефонную книгу, повертела ее руках, а потом внезапно выпустила. Шлепок получился достаточно громкий.

— Что случилось? — спросил полицейский.

— А вам что за дело? Книга упала. Случайно, — ответила Настасья. — Задавайте свой вопрос.

— Хорошо, не буду вас задерживать. Две недели назад у ваших соседей пропал серебристый «Тойота Лендкрузер». Не обратили внимания? Во дворе вашем стоял?

— Нет. Я чужими машинами не интересуюсь.

— Свою любите?

— И своей редко пользуюсь. Только, когда уж без нее никак не обойтись. На дачу езжу. А так...

— Метро? Троллейбусы? Автобусы?

— Вот-вот.

— Значит, я зашел к вам напрасно?

— Сожалею.

— Хотите, удивлю? Я рад, что вы ничего не знаете про эту чертову «Тойоту Лендкрузер». Не знаете — и замечательно. Я с удовольствием закрою это дело, тем более, что машину уже вернули родственникам владельца. Вот такое приключение.

— Бывает.

— Всего вам наилучшего.

— И вам того же.

У меня не сложилось впечатления, что посетивший меня полицейский — враг. Еще меньше он был похож на убийцу. Симпатичный парень. Например, мог бы он заступиться за меня в метро? Вполне. Попробовал заменить в памятной сцене Настасью на полицейского, диссонанса не возникло. И если их поменять местами в только что происшедшем фарсе с поиском автомобиля, тоже бы ничего не изменилось. Каждый из них мог сыграть обе роли. Я понял, что запутался окончательно. Хорошо мне было пару недель тому назад, когда я был уверен, что у меня нет врагов. А сейчас... Как это он сказал: «Машину вернули родственникам владельца». Сильно! У Михалыча, значит, были родственники.

— Обошлось, — сказала Настасья.

Голос у нее был хриплый, непривычный. Я с удивлением понял, что Настасья была по-настоящему взволнована и готова к битве (нет, не так, она готовилась к драке). В отличие от меня, она знала своих врагов в лицо и не питала иллюзий по поводу их намерений. Меня оправдывало только одно — я абсолютно не понимал, что вокруг меня происходило, происходит и будет происходить, я ничего не понимал. Стало одновременно и смешно, и грустно. Из таких далеких от реальности парней, как я, наверное, и получаются настоящие писатели. Впрочем, речь сейчас шла не о сочинительстве и не о любопытстве, пора было подумать о безопасности.

— Так, — сказал я. — Хватит. С меня довольно. Требую объяснений.

— Хорошо, — неожиданно ответила Настасья, я, честно говоря, думал, что она и дальше будет мне лапшу вешать на уши. — Теперь все можно рассказать. Спрашивайте, что вы хотите узнать?

На мгновение я растерялся.

— Я хочу знать все.

— Например?

— Кто был этот парень?

— Полицейский. Насколько я поняла, это был ваш новый участковый. Вы же видели его удостоверение?

— Он и есть тот самый опасный человек, о котором вы меня предупреждали?

— Да.

— Он хотел меня убить?

— Я сказала — опасный, я не говорила — убийца.

— И на том спасибо. А теперь, давайте, рассказывайте все с самого начала. Что происходит? Кто вы такая? Почему вас так заботит моя безопасность?

— Это моя работа. Мне поручили охранять вас.

— Кто поручил?

— Ваш отец.

Мне сразу расхотелось задавать дальнейшие вопросы.

— Мне кажется, что ваш отец лучше, чем я, ответит на остальные вопросы, — сказала Настасья, мне послышались в ее голосе нотки сочувствия.

— Я скоро его увижу?

— Да. Очень скоро.

Анна в свое время говорила, что защитить нас может только мой отец, я поверил ей, но не мог предположить, что защита потребуется так скоро и, к тому же, примет вид симпатичной девушки.

— У вас нет причин для беспокойства.

— Как это нет? С некоторых пор в моей жизни стали появляться странные таинственные люди, которые уделяют моей скромной персоне чересчур много внимания. Я хочу заниматься своим делом, а вместо этого мне приходится участвовать в каких-то, прости господи, приключениях. Мне не нравится, что моя жизнь стала похожа на шпионский боевик. Вы, Настасья, конечно, красивая девушка, но я не нахожу ничего привлекательного в том, что обзавелся личной охраной. Я не привык к излишне активной жизни! И привыкать не собираюсь. Хочу поскучать в свое удовольствие в собственном кресле!

— Вы преувеличиваете. Защита вам понадобилась по совершенно смешному поводу — далеко не всем людям нравится ваш рассказ. Только и всего.

— Каким-таким людям? А я не человек? Неандерталец, что ли?

— А разве нет?

— Смешно.

— Пора выпить еще по чашке кофе, — примирительно сказала Настасья.

— Хорошая идея. Я и сам хотел предложить. Мне нужно успокоиться.

Мы отправились на кухню. Простые механические действия и в самом деле успокаивают: налить воду в чайник, воткнуть вилку в розетку, достать чистые чашки, открыть банку с растворимым кофе — что ни говори, а пять минут прошло.

— Ну вот и готово, — сказал я, и в этот момент раздался телефонный звонок. — Извините, постараюсь быстро освободиться.

Я подошел к телефону, снял трубку.

— Алло.

Никто не ответил. Я подождал — тишина. Ошиблись, номером, наверное. Так бывает. Но связь не прерывалась. Словно очередной таинственный персонаж набирался смелости перед тем, как огорошить меня сногсшибательным известием. Процесс давался ему с трудом, и я решил подождать. В моем положении особо привередничать не стоило. Любая дополнительная информация стоила сейчас на вес золота.

Я заглянул на кухню, хотел рассказать Настасье о немом собеседнике, и обалдел. Настасья бросила в мою чашку какую-то таблетку и тщательно размешала получившийся напиток, который отныне называть кофе было бы глупо. Принято считать, что на лице человека, совершающего подлый поступок, обязательно проступает клеймо дьявольской решительности. Никогда не замечал ничего подобного, но много про это слышал. Думаю, если бы увидел, то обязательно догадался, что вот это она и есть — дьявольская решительность. Но на лице Настасьи ничего криминального не проявилось, она была спокойна, она выполняла свою работу. Так мне показалось.

Сейчас она меня отравит. Я отнесся к происходящему на удивление спокойно. Я не возмутился, не ужаснулся, словно речь шла о каком-то незнакомце. Даже не так — не о незнакомце, а о сыгравшем уже свою роль литератур-ном персонаже, которого удаляют из текста за ненадобностью. Меня удивило другое — почему я до сих пор жив. Меня, конечно, могли прибить бомжы, грабившие дачу. В меня мог попасть из своего пистолета Михалыч. Хорошие шансы убить меня были у Островского. Легко мог пристрелить вежливый полицейский Петров. А уж у Настасьи были десятки прекрасных возможностей разделаться со мной. Так что глупо было отказываться от кофе из рук красивой девушки. Чему быть, того не миновать. Меня заставляют играть в таинственную игру, правил которой я не знаю. Но я не играю в чужие игры. Отказываюсь играть. Надоело.

Я повесил трубку, так и не дождавшись ответа, и направился на кухню.

— Кофе готов, — сказала Настасья, волнения в ее голосе я не почувствовал.

— У меня есть вопрос. Считаете ли вы, Настасья, что все будет хорошо?

— Конечно. все будет хорошо. А как же иначе? — удивилась Настасья.

Ответ меня удовлетворил, я взял из рук Настасьи чашку, выпил ее содержимое и закусил вафлей.