— Аня, вы не посмотрите эту записную книжку? — Леонидов достал из кармана толстый засаленный блокнот. — Мне нужно вычислить некую Лену, с которой Ли-ля сблизилась в последнее время и, судя по всему, сделала ее поверенной в своих страданиях по Серебрякову.

— Да, конечно, посмотрю. Эта книжка мне известна, многие знакомые у нас были общие, Лиля еще с института все записывала, а я иногда пользовалась. Вот это — наши сокурсницы. Правда, Лены среди них нет, Наташа и Ирочка. На этой странице телефоны всех тех, что с нами работали в «Алексере».

— Погодите-погодите. Давайте запишу фамилии ваших подруг по институту.

— Да, конечно.

Под ее диктовку Леонидов сделал пометки у себя в блокноте.

— Еще кого знаете?

Аня отыскала еще несколько общих знакомых, раз-бирая визитки. Несколько отложила:

— Это наши постоянные клиенты, из магазина. Бывшие, конечно. А вот этих не знаю. — Алексей получил приличную пачку неопознанных картонных прямоугольников.

— Аня, Лиля не звонила вам вечером седьмого сентября?

— Нет.

— Она куда-то уехала из дома, когда мать на нее накричала. Значит, не к вам. Возможно, к этой самой Лене и уехала. Вспомните, пожалуйста, всех знакомых Лен, с которыми вы общались.

— Лен? В «Алексере» точно не было ни одной. В группе с нами учились две Лены, но мы знакомства не поддерживали, не думаю, что у Лили осталась с ними связь, эти девушки для нее интереса не представляли.

— Так, хорошо, а из не общих ваших знакомых никого не можете вспомнить? Может, подруга детства или из класса кто-нибудь? Ни с кем Лиля не встретилась после того, как ее бросил Серебряков?

— Да, как же. Совсем забыла. У Лили была подруга Лена, в школе еще. Они вместе устраивали какие-то вечеринки, с мальчиками гуляли, ходили вместе на дискотеки. Лиля часто ее вспоминала. Последние два года они, кажется, даже сидели за одной партой.

— Телефон этой Лены и фамилию не поищете?

— Нет, не знаю. Лена и Лена. Наверное, Лидия Евгеньевна помнит.

— Спасибо, Аня. Это для меня уже кое-что.

— Так я буду собираться?

— Да, конечно, извините, что задержал.

Пока Аня собиралась, умытый и причесанный Сергей налил себе и Леонидову по чашке крепкого кофе. Они посидели молча, дожидаясь, пока соберется Аня. Наконец Барышев осторожно спросил:

— Ну что, разобрались?

— Пытаюсь. Спасибо за кофе. Пойду, надо подумать.

— Успехов.

Они обменялись крепким рукопожатием.

«Вот с ним мне легко, — подумал Леонидов, когда вышел из маленькой квартирки. — Сразу видно — мужик. И девушку хорошую отхватил, а ты, Леша, так и будешь по чужим подушкам лысину протирать. Но кто же такая эта Лена? Неужели действительно школьная подруга? А если нет? Господи, ну почему Лиля не могла рыдать на плече какой-нибудь Василисы или Матильды? А Лен в славном городе-столице как собак нерезаных».

Уже ближе к вечеру Леонидову удалось дозвониться до Лидии Евгеньевны Мильто. Даже по телефону было слышно, как гудит в квартире собравшийся на поминки народ.

— Извините, ради бога, что в такой момент. Это следователь Леонидов вас беспокоит.

Пауза.

— Лидия Евгеньевна, примите мои соболезнования.

— Спасибо. — Голос ее был безжизнен, как только что погребенная дочь.

Алексей в душе ругал себя и. свою работу самыми последними словами.

— Один, только вопрос: вы не помните, с кем сидела ваша дочь за одной партой последние два года в школе?

Лидия Евгеньевна даже не удивилась:

— С Леной Завьяловой. Девочки дружили. А потом, когда Лена кончила школу, старшая девочка вышла замуж, и Завьяловы переехали. Я даже телефон Леночки не знаю. Помянула бы мою девочку. — В трубке послышались всхлипывания.

— Извините еще раз, ради бога, Лидия Евгеньевна. — Леонидов осторожно прервал поток глухих рыданий.

Несколько минут сидел молча, переваривая услышанное.

«А вот это уже кое-что. Лена Завьялова — это уже не такое редкое сочетание».

Одну Лену Завьялову он знал наверняка и был уверен, что другой искать уже не придется. Если эта самая Лена была подругой Лили Мильто, то уж Серебрякова могла знать. не только по рассказам прелестной соседки. Это было горячо, очень горячо.

Лиля и Лена, Лена и Лиля — Леонидов и так и этак примерял эту комбинацию и, наконец, решил побеседовать для начала не с младшей сестрой, а со старшей. Александра- наверняка знала о подругах сестры и могла пролить свет на их отношения с ней. В конце концов, девушки могли в последнее время и не встречаться.

Настроение у Леонидова взлетело, как ртуть в градуснике от высокой температуры. Мысль о том, что сегодня он может увидеть Сашу, привела Алексея в состояние" щенячьего восторга — то беспричинное слепое ощущение кайфа, которое возникает от самого невинного чесания или щекотания. Если ему и хотелось вести с кем-то долгие бессмысленные разговоры, содержащие в себе больше многозначительных пауз, чем ничего не значащих слов, то этим человеком была Александра Завьялова, Саша, Сашенька.

«Постой, — одернул себя Леонидов, — какая Сашенька, и тем более Завьялова. Она же замужем, фамилию носит другую. Черт, я все время забываю про этого самого мужа, как его там? Где-то запись в. деле… Так. Владимир Заневский. Она, значит, Александра Викторовна Заневская, тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года рождения. Десятое сентября. Адрес, телефон…»

Телефон, естественно, не отвечал.

«Идиот, она же работает, — ругнул себя Алексей. — Ребенок в садике, муж, как и положено, на жизнь зарабатывает».

Выяснить место работы Александры Завьяловой-За-невской много времени не заняло. Леонидов решил времени зря не терять, а махнуть прямиком в школу.

Ох уж эти школы в новых районах Москвы! Они похожи друг на друга, как новенькие карандаши в одной коробке — одинаковые, свеженькие и удивительно безликие. Типовые сине-белые здания, рядом с которыми обязательно расположены бело-желтые садики, и все это окружено прутиками только что посаженных деревьев. И запах везде одинаковый: свежая краска и резина на подошвах сменной обуви.

Леонидову повезло. Он вообще был везучим, этот баловень судьбы, ибо в очереди за колбасой всегда был тем последним человеком, которому эта самая колбаса доставалась. Сегодня Леонидову повезло в том, что после этого урока у Александры Викторовны было «окно», а значит, сорок минут относительно свободного времени. Он нашел нужный кабинет и пристроился у стены в ожидании звонка.

Как всегда неожиданно, прозвенел звонок. За дверью раздался грохот разом отодвигаемых стульев, гомон и крики.

Александра Викторовна вышла из класса следом за волной раскрасневшихся подростков, хлынувшей в коридор, прорывая убогую плотину хлипкой двери. На ней был синий костюм с белой блузкой, делавший ее старше, волосы тщательно уложены, под мышкой классный журнал. Леонидов впервые подумал, что перед ним взрослая женщина, имеющая семью, нелегкую работу и устоявшуюся размеренную жизнь.

«И никогда она не захочет все это изменить. Да с чего я взял, что вообще могу в эту самую жизнь вмешиваться? Кретин. Правильно Лялька поставила диагноз: гипертрофированное самолюбие», — ругал себя Леонидов, прежде чем решился окликнуть Александру:

— Александра Викторовна!

Она обернулась и, кажется, почти не удивилась:

— Здравствуйте, Алексей Алексеевич. Вы ко мне? Он на всякий случай оглянулся вокруг:

— Да вроде больше никого знакомых у меня здесь нет. — Присутствие Саши катастрофически заставляло его паясничать. Он вдохнул побольше воздуха и попытался себя одернуть: — Даже помните, как меня зовут. Спасибо. У меня к вам небольшой разговор. В учительской сказали, что у вас «окно». Не помешаю?

— Я хотела сочинения проверить, но ничего, оставлю работу на вечер. В учительскую пойдем?

— Погода нынче наладилась: солнышко блестит, травка еще зеленеет; ласточек, правда, уже не видел, но кое-какая птичья живность чирикает. Пойдемте лето проводим. Посидим на лавочке, погреемся. Я видел, там сквер пытаются разбит-ь возле вашей школы. Деревья, правда, еще не выросли, зато лавочки вполне.