Изменить стиль страницы

И после того как они поцеловались на прощанье у калитки и Фрэнчи в последний раз приласкал ее, она на цыпочках пробралась в лачугу, которую ее семейство делило с соседями, надеясь, что никто ее не услышит, и предвкушая радость матери от льняной скатерти и от набора бакалейных товаров, и размышляя о том, как будут веселиться ее братья, играя с красной коляской.

Но ее отец не спал и стоял в нижнем белье перед деревянной бадьей в кухне, нацеживая себе стакан воды. А когда она положила окорока и поставила одну из корзин с едой на стол, поинтересовался:

— Откуда это все взялось?

— Выиграла на ярмарке, — ответила она. — Точнее, один мужчина выиграл и отдал мне.

— Тот, что сейчас стоял у калитки? Тот, что только что гладил тебя по заднице, пока вы целовались на прощанье?

— Да, — дерзко призналась она.

Но вместо того, чтобы наотмашь ударить ее или просто обозвать непечатным словом, как он обычно делал, если только подозревал, что она была с мальчиком, ее отец лишь ограничился тем, что бросил ковшик назад в бадью с водой. А потом этот большой мужчина сел за кухонный стол, закрыл лицо " руками и заплакал.

А теперь Фрэнчи даже не узнает ее.

Лу хотелось бы поговорить с Фрэнчи. Она ему многим обязана. Если бы не он, она, скорее всего, все еще жила бы в Хэррине, стала бы женой или вдовой какого-нибудь шахтера. Или. уже давным-давно умерла бы от тяжелого труда, частых родов или от того и другого. Они с Фрэнчи отлично бы провели время в воспоминаниях. Но напомнить и открыться ему без того, чтобы не выплыло кое-что, чему лучше бы оставаться на дне, нельзя.

Однако есть еще одно, чего она никогда не забудет, — сцена в конце недели, когда она умоляла Фрэнчи взять ее с собой.

— Я не хочу, Лу, — говорил ей Фрэнчи. — Мы с тобой прекрасно поладили. Но бродячая жизнь с балаганом не для такой малышки, как ты. Нет. Тебе лучше остаться. Когда-нибудь ты встретишь парня, который сможет дать тебе дом и все остальное, что такая девушка, как ты, должна иметь.

Естественно, она сочла это отговоркой. Но после того, как его поезд тронулся, а она сунула руку в свою сумочку за носовым платком, то обнаружила, что Фрэнчи положил семь десяток и одну пятидолларовую бумажку в отделение с зеркальцем. Три четвертых его недельной зарплаты. Не для того, чтобы заплатить за удовольствие. Он с ней уже расплатился. Просто потому, что он такой человек. Потому что из тех скудных сведений, что она ему рассказала, он знал, что она сильно нуждается в деньгах.

Лу услышала, как дверь снова открылась, и во второй раз раздвинула занавески. Теперь это был мистер Роджерс. Судя по объявлению в целую страницу, которое она прочла в журнале для писателей, мистер Роджерс работал литературным агентом и консультантом. За определенную сумму он читал короткий. рассказ или целую книгу и либо пытался продать ее, либо советовал, как изменить произведение так, чтобы его купили. Или же, если он сочтет, что присланное вами действительно хорошо, но его можно сделать еще лучше, за дополнительную плату он поработает с писателем и предоставит ему или ей честь воспользоваться его профессиональным опытом.

Если Лу когда-нибудь вздумает написать книгу о своей жизни, то она непременно начнет с той недели, которую провела с Фрэнчи, и закончит первую главу вопросом, сможет ли кто-нибудь догадаться, почему прежняя Лу Чандлер, теперь ужасно добропорядочная миссис Ламар Мейсон, сняла квартиру именно в этом доме.

Потом она начнет вторую главу рассказом о том, как она вошла в дело. Она до сих пор не знает, почему поступила именно так с деньгами, которые ей оставил Фрэнчи. Единственным логическим объяснением этого может быть то, что это был наилучший выход из ее положения, и, поскольку она уже познала вкус жизни, она просто не могла вернуться к бедности, неопределенности и угольной пыли, в которой ее родители прожили всю свою жизнь. Итак, даже не вернувшись домой за тем минимумом одежды, который у нее был, через пять минут после того, как уехал Фрэнчи, она потратила часть денег, которые он ей дал, на билет в один конец на ближайший поезд в Чикаго.

Лу продолжала разглядывать приземистого литературного агента. Если она когда-нибудь позволит мистеру Роджерсу помочь ей с ее книгой, во второй главе она вывернет его наизнанку, заставит его и ее читателей упасть в обморок от пары забавных историй, основанных на воспоминаниях о приключениях четырнадцатилетней голодранки — дочери угольщика в Бернэме. Или на Стокаде. Или в старой харчевне «Кленовый лист». Или в доме терпимости с тридцатью девушками за два доллара.

Лу почувствовала, что сигарета, которую она курила, начинает жечь ей пальцы, и загасила ее в пепельнице из серебра 925-й пробы с ониксом на антикварном кофейном столике в стиле Луи XV перед диваном, обитом золотой парчой. О, это будет отличная глава! Она произведет шум. А затем для придания местного колорита, чтобы дать почувствовать время, в которое происходили события в книге, она сумеет привести сколько угодно примеров того, чему она была свидетельницей.

Например, о том, как убрали Самуэля Дж. (Нейлса) Мортона.

«Стоит, — размышляла Лу, возобновив разглядывание мистера Роджерса, — рассказать о том периоде истории Чикаго».

Тогда в криминальной среде было не слишком много расистских или религиозных предрассудков. Любой, у кого достаточно денег, мог вступить в игру. И несмотря на то что Нейлс был евреем, с ним обращались как с равным. Пока он не связался с шайкой О'Баниона, он был лейтенантом в Первой мировой войне, настоящим героем во плоти, доказательством чего был его французский крест за храбрость.

К несчастью, Нейлс ко всему прочему был плохим наездником. И вместо того чтобы дать себя наиприличнейшим образом пристрелить банде Геннаса или Торрио — Капоне, Нейлс имел настолько плохой вкус, что одним ранним утром, выехав на верховую прогулку в Линкольн-парк, позволил взятой напрокат лошади выбросить себя из седла и залягать до смерти.

Она никогда не забудет его похороны. Самые пышные из всех, на которых ей приходилось присутствовать. Нейлс был похоронен со всеми военными почестями, с соблюдением религиозных обрядов, с гирляндами из цветов и почетным караулом. Все было очень трогательно, и парням надо было бы на этом успокоиться. Но нет. Вознесшись высоко, им нужно было залезть еще выше.

И через несколько дней после похорон мистер О'Банион с Малышом Хайме и несколькими менее значительными членами шайки с Норт-Сайда назначили себя судом присяжных и нашли ту самую лошадь, что убила Нейлса. Обвинили ее в убийстве и не только приговорили к смертной казни через расстрел, но и назначили команду для приведения приговора в исполнение.

Все это произошло так давно, что Лу не могла вспомнить все их имена, но ей на ум пришли Багз Моран и красавчик Дэн Маккарти и Макси Эйзен и Луи Олтери-Двужильный вместе с Греко и Рейли.

Она сама не присутствовала на этом судебном разбирательстве. Она узнала о нем от одного парня, который мог позволить себе роскошь потратить на нее сотню долларов. Но следующим же ранним утром после суда она, будучи не последним лицом в окружении шишек из шайки с Норт-Сайда, что к тому времени дало ей собственный дом, и еще три девушки были назначены официальными сопровождающим для расстрельной команды, чтобы проследить, как будет выполнен приговор.

На траве еще не высохла трава, когда двое парней, которые были посланы за лошадью, вывели приговоренное животное на то самое место, где было найдено бездыханное тело Нейлса.

Потом каждый гангстер по очереди торжественно выходил вперед и делал один выстрел в голову лошади.

Когда все было кончено, у всех остался неприятный осадок и подавленное настроение. Поэтому когда один из парней предложил пропустить по паре стаканчиков скотча и закусить гамбургерами, а потом засесть в пару авто и проехаться до гангстерской малины на Игл-Ривер, то всем это показалось замечательной идеей.

Но даже после того, как они доехали до места, пикник смахивал больше на похороны. Мужчины сидели кружком с унылыми лицами, едва перебрасываясь словами, и чистили свои пушки, пока она и остальные трое девушек слушали пластинки и танцевали друг с другом под «Бедную бабочку», и «Дарданеллы», и под «Японского песчаного человека». Это был один из тех редких случаев в ее жизни, когда она действительно напилась. И все-таки это был один из самых длинных, самых жарких и самых скучных дней в ее жизни. Почти такой же нескончаемый и скучный, как воскресный день в городе Хэррине, штат Иллинойс.