А Фатима… Образа Фатимы, жившей в мечтах Сунагата, больше не существовало.

«Что же мне делать? — в отчаянии думал Сунагат. — Придётся возвратиться на завод…»

Но вернуться туда, не побывав в родном ауле, он тоже не мог.

Утром младший сын Гиляжа запряг лошадь в сани и отвёз Сунагата в Ташбаткан.

Салиха, не упустив ни одной подробности, рассказала всё, что знала о происшедшей осенью истории. В смерти Хусаина она винила в первую очередь Вазифу, хотя ту в городе лишь попугали и отправили обратно в аул.

— Фатима очень ждала тебя, — вздохнула тётка. — И как это у неё вышло? Не похоже было, чтоб могла поднять руку на человека. Всех изумила…

Прослышав о возвращении солдата, люди спешили повидаться с ним. И каждый вставлял в разговор слово о Хусаине, выражая Сунагату сочувствие в связи с потерей родственника. Пришёл и Ахсан, несмело поздоровался. У Сунагата сжалось сердце, к горлу подступил комок. Совсем немного осталось у него близких из рода Аккуловых: дряхлый дед Ахтари, дядя Адгам да вот братишка…

Сунагат пошёл с Ахсаном к нему домой. Оставшись с ним с глазу на глаз, спросил, верно ли люди говорят, что Хусаин намеревался жениться на Фатиме, или это пустой разговор.

— Вроде бы верно. Вазифа-енгэ голову ему заморочила, наврала, будто Фатима хочет выйти за него замуж.

— А в тот день… когда он из дому ушёл?

— Да он дома редко бывал. Даже на ночь не приходил. То с мальчишками где-нибудь в овине спал, то на сеновале…

— Вот ветрогон! — вырвалось у Сунагата.

Он смутился: нехорошо бранить покойного, да и какой от этого прок! Ничего теперь не изменишь, поздно.

Впрочем, хоть ничего уже изменить было нельзя, Сунагату хотелось разобраться в случившемся, только полная ясность во всём могла немного успокоить его.

Он сходил и к дяде Адгаму, но ничего нового не узнал.

На душе у него было тяжело, сумрачно, мысли путались. Загадочная смерть дяди Вага-па, убийство Хусаина, и вдобавок убийца — Фатима. У кого от такого голова не пошла бы кругом! «Как она могла, как могла?! — думал Сунагат. Он скорбел о погибшем брате и в то же время искал оправдание Фатиме: — Должно быть, не помнила себя… Исстрадалась…»

Стараясь отвлечься от тягостных дум, Сунагат занялся работой. Один день потратил на то, чтобы потихоньку перекидать поближе к сараю сено Салихи. Потом взял у Ахсана лошадь, съездил в лес, привёз дров деду Ахтари. Старец вышел во двор, ощупал дрова костлявой рукой и предпринял попытку помочь парню, разгружавшему сани.

— Ладно, бабай, не утруждай себя, один справлюсь, — крикнул Сунагат глуховатому деду почти в самое ухо.

— Ай, спасибо, сынок! Вот обрадовал человека на старости лет! Живи долго! — благодарил дед дребезжащим голосом.

Вскоре старец озяб, уковылял домой. Чтобы дрова не занесло снегом, Сунагат расставил плахи стоймя вокруг навеса и вошёл в дом погреться.

Дед Ахтари завёл разговор о войне:

— Когда, сынок, цари-то помирятся? Это что ж за долгая такая война? Ай-ба-ай!..

Сунагат попытался растолковать, что к чему. Но кричать в доме было неловко, старец слышал его плохо, и разговор получался такой смешной, что Сунагат невольно заулыбался.

Однако час-другой спустя, им снова овладело сумрачное настроение. Вернув лошадь хозяину, он заглянул к дяде Адгаму и рассказал о том, что услышал в госпитале от Киньябыза, — о предсмертных словах Вагапа.

— Халля-а-а! — удивлённо протянул Ад гам. — За что ж Исмагил мог таить зло на Вагапа?

Сунагат высказал мнение, что надо обратиться в суд: мол, там, может быть, разберутся. Адгам задумался.

— Нет, — решил он, — пожалуй, ничего из этого не выйдет. Спросят, кто видал, кто слышал. И как ты отыщешь шагита [113], коли он на войне?

— Люди из Саитова каждую субботу ездят на базар в Киньякай. Можно через них узнать у жены Киньябыза его адрес. Я пошлю письмо ему, попрошу подтвердить на бумаге то, что рассказал мне.

— Не знаю… Стоит ли? Свяжешься с судом — пойдёт разбирательство. Приедет духтыр, заставит раскопать могилу… Бестолку потревожим душу покойного. Исмагил с баями якшается, они примут его сторону, а байское слово и в суде, и везде слышнее нашего. Сам знаешь, их сила — в кармане…

Сунагат ушёл от дяди неудовлетворённый. Спорить не стал, но остался при своём: не мешает добыть адрес Киньябыза и запросить письменное подтверждение того, что он услышал из уст умирающего. Кстати сказать, Киньябыз, прощаясь в госпитале, обещал прислать Сунагату письмо в Ташбаткан. Только когда оно, это письмо, придёт?

В один из дней Сунагат встретил на улице Исмагила и остановил его, намереваясь расспросить об обстоятельствах гибели Вагапа, но тот сам заговорил об этом.

— А он перед смертью ничего не сказал? Ну, завещание какое-нибудь? — закинул удочку Сунагат.

— Нет, ничего, бедняга, не успел сказать, — ответил Исмагил.

«Ага, врёт!» — отметил Сунагат. Но беседа на том и кончилась, выведать что-либо ещё не удалось.

В этот же день, прослышав, что Зекерия прислал письмо родителям, Сунагат завернул в дом старика Абубакира. Там уже сидели женщины, желавшие узнать, что пишет солдат. Сунагат прочитал письмо вслух.

Зекерия писал из госпиталя, сообщал: скоро вернётся в аул. Среди тех, кому предназначались его приветы, значился и Хусаин.

— Не забывает дружка, а того уж и нет… — опечалился Абубакир.

— Читай, читай дальше! — нетерпеливо попросила одна из женщин-солдаток. — Не пишет ли, когда кончится война?

Но ответа на этот вопрос в письме, разумеется, не было.

— И чего царям не хватает? Воюют и воюют, — вздохнула та же солдатка.

— А ты вот его, Сунагатуллу, спроси. Он ведь недавно пришёл с войны… — отозвался Абубакир.

— Земли не хватает! Богатства! — сердито сказал Сунагат. — Чем богаче человек, тем жадней. Об этом вы можете судить и по здешним баям. А в России богаче всех — сам царь. Он и гонит бедняков, вроде нас, воевать на чужую землю.

— Атак, кого ж ещё ему гнать? Байских сынков не больно-то погонишь, — усмехнулся Абубакир. — Вон у Багау-бая сын здоров, как бык, а отец ему белый билет справил. И Шагиахмет своему азнауру какую-то выдуманную хворь купил.

— Война, — продолжал Сунагат, — кончится тогда, когда крестьяне поднимутся вместе с рабочими заводов и фабрик, скинут царя Николая…

— Астагфирулла!

— Да, скинут царя и возьмут дело в свои руки. Такой нынче идёт разговор. Люди устали бедовать, гнев народа вскипает. Да и сколько можно терпеть, чтоб одни кровь проливали, а другие в это время набивали карманы!..

Слушатели закивали, выражая согласие:

— Это уж так, так…

Накануне ухода на завод Сунагат навестил Мухарряма-хальфу. Хотя до этого у них была всего одна встреча, да и та — несколько лет назад, поговорили они как старые добрые друзья. Сунагат намного откровенней и полней, чем другим, рассказал о настроении на фронте, о том, что даже некоторые офицеры выражают недовольство существующим порядком.

— Мне Тагир-агай тоже говорил об этом, — заметил Мухаррям. — Я съездил в Тиряклы, повидался с ним. Оказывается, вы вместе добирались домой, он передал тебе привет.

— Спасибо! Как доведётся — и ему передай привет от меня.

— Кстати, зашла у нас речь об убийстве Хусаина. Тагир; агай считает: тут был злой умысел, как и в случае с Вагапом, — сказал хальфа и, немного помолчав, добавил: — Он припомнил, что однажды видел Хусаина в Сосновке у знакомца своего Евстафия, и говорили тогда как раз о смерти Вагапа…

Надо же — Сунагат пропустил последние слова хальфы мимо ушей! Бывает так, человек вроде слушает, а не слышит собеседника, ушёл в свои мысли. Как только прозвучало имя Вагапа, Сунагат подумал, что до сих пор не добыл Киньябызова адреса. И тут же всплыл вопрос: а стоит ли добывать, коль дядя Адгам — против судебного разбирательства? Задумавшись об этом, парень и прослушал важное сообщение хальфы. Сам Мухаррям не представлял, насколько оно важно.