Поздно вечером получил из Москвы две радиограммы следующего содержания:

Получив такую радиограмму, меня очень взорвало, что Медведев настолько зашкарублый энкаведист, что просто возмущает меня. Это он дал радиограмму о том, что я ему мешаю работать в районе Клевань — Ровно. Это абсурд, я с ним договорился, что этого участка трогать не буду, но все же этот чудак написал в Москву. Перестраховывает себя, дескать, если не удастся ему, то это виноват Балицкий, что можно сказать об этом мерзавце — просто чудак.

В 23.30 час[ов] получил сообщение о том, что нашими частями заняты города Орел и Белгород.

Товарищ Сталин в своем приказе отмечает пять дивизий, которые героически дрались за освобождение города. В приказе дано название трем дивизиям — Орловские дивизии, двум дивизиям — Белгородские дивизии.

Эта весточка воодушевила наших бойцов-партизан, поднялся дух у людей, хотя этот дух никогда у нас не падал, но в это время он повысился в несколько раз. Мы, партизаны, также не унываем. С 15 июля и в день освобождения городов — Орла и Белгорода я со своим отрядом пустил под откос 15 вражеских воинских эшелонов, но на этом мы не успокаиваемся, подрывы вражеских эшелонов будем увеличивать.

6 августа 1943 г.

Националистическая сволочь блокирует наш лагерь, ими заняты все лесные тропки и дорожки. Стрельба идет со всех сторон. Послали разведку в три направления, так как имеются сведения, что националистические отряды (3 отряда) находятся в лесах и имеют свои лагеря. Считаю, что, если обнаружили их лагерь, [надо] уничтожать эту мразь. 2 лагеря обнаружено, разведка ведет наблюдение. Вечером получил радиограмму:

Федоров почему-то не подписывает, по-видимому в гостях где-то.

Тов. Дубинин возвратился со своей группой с выполнения задания. Доложено, что в районе Рудечка — Клевань пущен под откос один эшелон (2.00 час[а]), заложили две мины МЗД-5 короткого замыкания. Одна взорвалась в 7.00 час[ов], другая должна взорваться позже. По докладу тов. Дубинина, первый эшелон пущен под откос, идущий с запада на восток (напряженным способом), — расстрелян один паровоз, разбито 4 вагона, более 5 вагонов повреждено. С чем — не знает, не проверили, потому что поспешно отошли. Сегодня же послал тов. Зубко к [Медведеву с тем, чтобы он узнал через свою агентуру, с чем подорвали эшелон, сколько разбилось вагонов и т. д. Я знаю только одно, что 2 эшелона подорвалось на минах МЗД-5 и третий подорван натяжным способом. Взрыв был очень удачный. Рвал подрывник тов. Лавриненок.

Созвал всех командиров на совещание, на котором предупредил всех командиров, в том числе подполковника Прокопюка, о том, чтобы немедленно покончить со всякого рода стуком, криком, лишним болтанием и прочее. Еще раз напомнил о конспирации и бдительности. Враг коварен, лезет в лес, как свинья.

7 августа 1943 г.

Утро началось очень хорошо, но не прошло несколько минут, как враг полез на наш лагерь, двух националистов захватили в плен. Пленные рассказали, что в этих лесах, то есть в этом районе, находится 3 больших националистических отряда. Один отряд под командованием Богдана находится в районе ст[анции] Богуславка, другой отряд — ватажок[368] Мельник, находится возле с[ела] Журавичи, и третий отряд — ватажок Рыбак, находится от нашего лагеря севернее 1 км (южнее 5 км с[ела] Берестяны).

В 15.00 час[ов] бой набрал серьезный характер. Выброшена полностью 2-я рота и 2 взвода с отряда подполковника тов. Прокопюка. 3-я рота полностью заняла оборону с западной стороны нашего лагеря. 2-я рота и приданные 2 взвода пошли наступать на отряд националистов, которые дислоцируются 1 км севернее нашего лагеря. Противник оказывает сопротивление, но после небольшого нашего нажима противник бежал.

С самого утра тов. Зубко вместе со 2-й ротой пошел на связь, но, не дойдя до места, встретились с засадой националистов. Засада была разогнана, захвачено два пленных, один из них, Каралюк Вениамин Андреевич, рассказал: «Мы воюем с большевиками, с советскими партизанами, которые мешают немецким эшелонам продвигаться на советско-германский фронт. Наш закон таков, — продолжает дальше рассказывать, — когда камень об камень трешь, так они больше стираются, это значит, когда немцы больше будут драться с советскими войсками, то это значит — больше жертв будет с обеих сторон, а нам это выгодно». Так рассуждают националисты, и так они делают. Всякими способами мешают нам — партизанам подходить к ж[елезной] д[ороге], делают везде нам засады, этим самым не давая возможности подходить к ж[елезно]д[орожному] полотну, но мы своим оружием, своим духом, волей гоним и посылаем на х…

Сегодня с самого утра и до поздней ночи вели бой с этой националистической сволочью. Целую ночь со всех концов националистическая банда вела огонь, нужно сказать, что вести бой в лесу очень трудно, особенно с этой сволочью. Они же, сволочи, знают лес даже больше, чем мы, они же местные, а мы… Мы лес, конечно, знаем по карте — не больше, но этого далеко не достаточно. Убито националистов — 5, винтовок захвачено — 3, патронов — 300, лошадей — 8.

8 августа 1943 г.

Целую ночь националисты вели стрельбу, все пытались прорваться в наш лагерь, но наши партизаны бдительно несли ночную службу, не допуская врага. Не спал целую ночь, одно то, что неспокойно, а тут, черт возьми, еще рука болит, которая прямо жизни не дает. С утра пока затишье на нашем фронте, не знаю, как дальше будет. Народ-бойцы веселятся, отдыхают, частью несут лагерную службу (заставы, засады и т. д.).

9 августа 1943 г.

В 2.00 час[а] на заставе 3-й роты поднялась стрельба, оказалось, что огонь вели по группе тов. Коновалова. Коновалов прибыл. Очень много рассказал о делах части. Привез письма, в которых указывается, что 7[-й] батальон подорвал 30 поездов, тов. Попудренко убит, Пасенков также убит (был пьян). Получил письмо от Маруси Коваленко, которая в письме написала такую глупость, что просто и не придумаешь. Письмо просто клеветническое. В своем письме она пишет: «Марусю Товстенко ты любишь, к ней ты ходил, целовал ты ее при отъезде, всем она говорит, что у нее от тебя будет ребенок, письмо ты ей сейчас передал. В Москве ты Феде Кравченко говорил, что со мной у тебя покончено…» Но просто чепуха, клевета.

Когда из лагеря выезжал 2 июля 1943 года, прощался со всеми, стоящими на просеке, в том числе и с Марусей Товстенко. Ни с кем не целовался, все время сидел на лошади — дальше откуда она может иметь от меня ребенка, когда я с ней не живу с 17 августа 1942 года. Она живет, как всем известно, с кем попало, а сейчас со Шкодой.

Дальше тов. Коваленко пишет: «Знал ты о том, что Маруся написала письмо в ЦК комсомола и ЦК КП(б)У, знал ты о том, что она меня хотела в Скричанове застрелить, знал ты, что со Строкачом вела разговор Пидтыченко и что ответил Строкач. Почему ты обо всем этом мне не рассказал, а я только узнала тогда, когда приехал Федя Кравченко и все рассказал…» Это на меня как на голову упало. Ничего абсолютно не знаю, а Коваленко пишет такую чепуху. Не знаю, почему она поверила всему этому. Очень еще обидно то, что Маруся Коваленко пишет: «Я тебе нужна была в те трудные минуты, когда ты был ранен». И это неправильно, ибо я с ней дружил, встречался и делился всеми своими впечатлениями и дружил неплохо, еще до ранения.