Однако секта караимов представляет собой, скорее, исключение, чем правило. Обычно иммигрантское население в новой стране за два-три поколения расстается с родным языком и начинает пользоваться языком новой страны [203]. В Америке внуки иммигрантов из Восточной Европы вообще не учатся говорить по-польски или по-украински и считают речь своих бабушек и дедушек комичным лепетом. Трудно понять, как историки умудряются игнорировать реальность миграции хазар в Польшу на том лишь основании, что те по прошествии половины тысячелетия перешли на другой язык!
Кстати, потомки библейских Колен Израилевых являют собой классический пример языковой приспособляемости. Сначала они говорили по-древнееврейски, в вавилонском пленении перешли на халдейский, при Иисусе пользовались арамейским, в Александрии — греческим, в Испании — арабским, а позднее ладино — смесью испанского и древнееврейского, с еврейской письменностью, служившей у сефардов эквивалентом идиша. И так далее. Храня верность своей древней религии, они меняли языки так, как им было удобно. Хазары не были потомками библейских Колен, но, как видим, им тоже был присущ космополитизм и другие социальные характеристики единоверцев.
А. Н. Поляк предложил еще одну гипотезу относительно ранних корней языка идиш, заслуживающую упоминания, даже при ее проблематичности. Он полагает, что «ранний идиш зародился в готских районах хазарского Крыма. Тамошние условия жизни не могли не вызвать к жизни сочетание германских и еврейских элементов за сотни лет до появления поселений в Польском и Литовском королевствах» (92; гл. IX).
В качестве косвенного довода А. Н. Поляк цитирует Иософата Барбаро из Венеции, жившего в Тане (итальянской торговой колонии в устье Дона) с 1436 по 1452 г. и писавшего, что его немецкий слуга мог беседовать с готом из Крыма, подобно тому, как флорентиец понимает язык итальянца из Генуи. Собственно, готский язык сохранялся в Крыму (и, видимо, только там) как минимум до середины XVI в. В то время посол Габсбургов в Константинополе Гизелин де Бусбек встречался с крымчанами и составил список слов готского языка, которые они употребляли. (Этот Бусбек был, судя по всему, незаурядной личностью: например, это он первым привез в Европу из Леванта сирень и тюльпаны). А. Н. Поляк считает, что этот словарь близок к средне-верхнегерманским элементам, обнаруживаемым в идише. Он полагает, что крымские готы поддерживали контакты с другими германскими племенами и что их язык испытал влияние других родственных языков. Как бы то ни было, эта гипотеза заслуживает внимания лингвистов.
«В некотором смысле, — писал Сесил Рот, — еврейское „темное средневековье“ началось одновременно с европейским Ренессансом» (103).
До того периода тоже хватало убийств и прочих форм преследования — во время Крестовых походов, Черной смерти, по иным поводам, — но это были вспышки беззакония, массового насилия, которым власти либо активно противодействовали, либо в лучшем случае пассивно терпели. Однако с началом контр-реформации легально утвердился взгляд на евреев как на недочеловеков, во многом сходный с отношением к неприкасаемым в индийской кастовой системе.
«Немногочисленные общины, удержавшиеся, невзирая на все страдания, в Западной Европе — в Италии, Германии, папских владениях на юге Франции — почувствовали на себе, наконец, все ограничения, которые прежде существовали только на бумаге, в идеале» (103) — то есть предусматривались в церковных и иных документах, но не претворялись в жизнь (например, в Венгрии, см. выше, V, 2). Теперь же даже эти «идеальные» предписания были дополнительно ужесточены: изоляция по месту жительства, ограничения в брачной сфере, запрет занимать любые почетные должности, требование носить отличительную одежду, желтую звезду и конический головной убор… В 1555 г. папа Павел IV в своей булле «cum nimis absurdum» («ибо чрезвычайно абсурдно») настаивал на строгом и последовательном исполнении всех предшествующих эдиктов, по которым евреям полагалось не высовывать носа из замкнутых гетто. Еще через год были насильственно перемещены евреи Рима. Этому примеру должны были последовать все католические страны, где евреи еще пользовались относительной свободой.
В Польше «медовый месяц», начавшийся при Казимире Великом, длился дольше, чем где-либо еще, но в конце XVI в. и там все стало, как везде. Еврейские общины, загнанные в гетто и местечки, страдали от скученности, которую усугубляли беженцы, спасавшиеся от казацких расправ, чинимых на Украине при Хмельницком (см. выше, V, 5). Жилищная и экономическая ситуация резко ухудшилась. Результатом всего этого стала новая волна массового бегства в Венгрию, Богемию, Румынию и Германию, где евреев было еще очень мало после мора от Черной смерти.
Так возобновилось великое переселение на Запад. Ему было суждено продолжаться почти три века, до самой Второй мировой войны, и превратиться в главный источник теперешних еврейских общин Европы, Соединенных Штатов и Израиля. Стоило потоку немного поредеть, как погромы XIX в. придали ему новый импульс. «Можно сказать, что второй рывок на Запад, — пишет Рот (первым он считает исход, спровоцированный разрушением Иерусалима), — продолжавшийся до XX в., начался с массовой резни, учиненной Хмельницким в 1648-1649 гг. в Польше» (103).
Аргументация, представленная в предыдущих главах, делает еще более обоснованным мнение тех современных историков — среди которых и австрийцы, и израильтяне, и поляки, — которые независимо друг от друга пришли к выводу, что большая часть современного еврейства имеет не палестинские, а кавказские корни. Главный поток еврейских миграций тек не из Средиземноморья, через Францию и Германию на восток и со временем обратно. В действительности он был направлен, главным образом, в противоположную сторону — на запад, с Кавказа на Украину и в Польшу, а оттуда в Центральную Европу. Когда происходило беспрецедентное массовое расселение в Польше, на Западе просто не существовало такого количества евреев, которое могло бы вызвать к жизни этот феномен, зато на востоке имелся целый народ, двигавшийся на новые земли.
Было бы, конечно, неразумно отрицать, что нынешнее мировое еврейство сложилось из различных составляющих. Невозможно вывести численное соотношение между евреями хазарского и семитского происхождения. Однако собранный массив доказательств заставляет принять точку зрения польских ученых, дружно утверждающих, что в «ранний период основное количество происходило из страны хазар» и что, соответственно, хазарский вклад в генетический код еврейства должен считаться значительным и даже, по всей видимости, доминирующим.
VIII. Раса и миф
Евреи нашего времени делятся на две главные категории: сефарды и ашкенази.
Сефардами называют потомков евреев, живших в Испании («сефарад» по-древнееврейски) с античных времен до конца XV в., когда они, будучи изгнанными, расселились по странам Средиземноморья, на Балканах и, в меньшей степени, по Западной Европе. Они говорили на испанско-еврейском наречии «ладино» (см VII, 3) и сохраняли собственные традиции и религиозные обряды. В 60-е годы нашего века число сефардов оценивалось в 500 тысяч человек.
Ашкенази в это же время насчитывалось более 11 миллионов В просторечии понятие «еврей» практически сипонимично понятию «еврей-ашкенази». Правда, сам этот термин обманчив, поскольку еврейское слово «ашкеназ» обозначало в средневековой раввинской литературе Германию, что тоже работало на легенду, будто современное еврейство вышло из долины Рейна. Однако другого термина для не-сефардского большинства современного еврейства не существует.