Внезапно ему в спину уперся тяжелый и острый предмет. У него неистово забилось сердце: кто-то прямо ему в ухо властно пророкотал:

– Стоять. Не двигаться.

Он резко обернулся.

– Боже мой, Дик! Ты просто хочешь добить меня.

Гейдж широко улыбался.

– Тренируюсь. Вот уйду в отставку и стану грабителем. Ворам ведь больше платят. Карен здесь?

– Что-то не вижу. Не знаешь, она придет?

Гейдж размахивал газетой, свернутой в трубочку, изображая, что держит в руках пистолет.

– Я позвонил ей. Она сказала, что встречается с тобой в шесть. Пойдем в кабинку.

Драммонд заказал четыре пива и водку с тоником – своеобразная гарантия, что Карен скоро объявится.

– За жизнь, – поднял он кружку с пивом.

– Как говорится, аминь. – Гейдж с жадностью отпил пиво.

– В котором часу ты с ней говорил?

– Около полудня.

– Есть ли какая-нибудь реакция на статью?

– Ничего, что могло бы нам помочь. Много сочувственных звонков, очевидно, личных и организованных, но ни одного нам полезного. Впрочем, время еще есть. Думаю, сегодня ничего особенного не будет. Люди читают газеты днями, иногда неделями, так что могут позвонить и завтра, и послезавтра. А может, кто-то прочитал статью уже сегодня, но ему надо подумать. Вариантов много.

Драммонд кивнул.

– Да, конечно. Но очень уж хочется, чтобы это случилось сегодня. Мне почему-то запало в голову, что звонок раздастся через час, после того как газета появится в киосках. Конечно, это бред, но я здорово завелся с этим делом, хочется, чтобы все произошло быстро и в нашу пользу. Если оно затянется, считай, все пропало. Те, кто интересуются Киганом, выйдут сухими из воды. Они прекрасно знают, что без дополнительной информации любые наши утверждения – всего лишь догадки и предположения.

Лейтенант снова отпил большой глоток пива.

– Ты говоришь так, словно в этом деле есть какой-то определенный срок.

– Я действительно так думаю. Никак не могу разорвать связь Киган – Крейн. Мы с Карен уже говорили об этом в понедельник. Она предложила одну версию – не совсем точную, но достойную внимания. Судя по тому, что нам известно, можно допустить, что Киган узнал во Вьетнаме нечто такое, что может подорвать авторитет героя войны Крейна и поставить под угрозу его политическую карьеру. А куплет "Триц-блиц-лиц" – это ключ к разгадке какой-то тайны. Да, крайний срок, конечно, есть – восьмое ноября, день выборов. Через три недели, считая с сегодняшнего дня.

Гейдж уставился на него, потом громко рассмеялся:

– Боже мой, Драм... – Он быстрым взглядом окинул зал и понизил голос до хриплого шепота: – Думаешь, этот стишок может выбить Крейна из колеи?

– Скандалы всегда ставили точку на карьере политических деятелей. Почему на этот раз должно быть иначе?

– Вот это да! Старик Милтон Бёрн наверняка не отказался бы получить в руки что-нибудь пикантное, да еще накануне воскресных дебатов! – Гейдж нахмурился, о чем-то задумавшись. – А кто возьмет верх, если Крейн получит пинка? Его конкурент? Вот беда-то! – Неожиданно Гейдж перестал шутить и посмотрел на Драммонда серьезным взглядом. – А вот теперь все сходится... И то, почему в этой игре замешаны игроки ведущей лиги. И то, почему, когда кто-то говорит парням из Центра Паркера: "Прыгайте!", – те вежливо спрашивают: "А как высоко?" И почему исчез Киган. И зачем прослушиваются телефонные разговоры.

– Все это пока предположения, Дик. Всего-навсего версия, сценарий.

– Разумеется, но сценарий, очень похожий на правду.

– Надеюсь, мы не впустую гоняемся за разгадкой этого куплета. Я буду страшно разочарован, если никто не позвонит или все окажется сущей ерундой.

Драммонд, который, не отрываясь, смотрел на входную дверь, наконец увидел Карен. Она приветливо помахала рукой и через весь зал направилась к ним. Пол внимательно следил за выражением ее лица. Все ясно – пока еще никто не отозвался на публикацию.

– Привет, парни, – бросила она на ходу скучающим тоном и, заняв место рядом с Гейджем, улыбнулась: – Это моя водка? Огромное спасибо тому, кто обо мне позаботился. Очень кстати. За ваше здоровье.

На ней было бежевое платье из тонкой шерсти. Казалось, она появилась со съемочной площадки в Париже, а не вырвалась из суматошной редакции.

Драммонд улыбнулся и сочувственно спросил:

– Никаких звонков?

– Да нет. Звонков хоть отбавляй, но ни одного по поводу куплета. Знаете, я даже не предполагала, сколько существует хороших людей. Я уж думала, они все вымерли. Вы не представляете, сколько народу позвонило, и все предлагали помощь Тому Кигану – советом, деньгами, работой. У меня такое ощущение, что большинство звонков от людей, у которых во Вьетнаме погибли родственники. Эта война оставила незаживающие шрамы.

Драммонд и Гейдж, соглашаясь, кивнули.

– Телефон все звонил и звонил, – продолжала Карен, – а меня все сильнее терзала мысль: что же все-таки произошло с Киганом. Никто, кроме редактора "Таймс", не знает, что он исчез. Было так странно благодарить людей за помощь, отвечать, что передадим их предложения о помощи, зная про себя, что, возможно, он уже мертв.

– Хорошо, что статья написана именно так, будто Том жив и сейчас лечится у Пола, – заговорил Гейдж. – Тебя словно осенило.

– Так оно и было. Поначалу я собиралась писать по-другому, но потом поняла: во-первых, у нас нет доказательств. Не могу же я без доказательств говорить о заговоре военной разведки и ЦРУ и подозревать кандидатов в президенты. Газета "Лос-Анджелес таймс" не станет иметь дело с такими домыслами. Во-вторых, если бы я такую статью представила, редактор потребовал бы согласовать ее со всеми инстанциями, на что ушло бы много времени, которого у нас нет, и насторожило бы их. Мы все – а Том Киган в первую очередь – оказались бы в опасности, а у меня еще теплится надежда, что он жив и его могут отпустить после выборов. Если, конечно, весь этот сыр-бор разгорелся из-за них. Эта статья, – Карен показала на свернутую в трубочку газету, лежавшую на столе, – прежде всего обращена к неизвестному пока разоблачителю. Поверь, Дик, мне было больно писать такую статью... Ведь если все это окажется правдой, "Уотергейт" покажется просто детской шалостью.

– А если никто не объявится? – спросил Гейдж. – Что тогда?

Карен тяжело вздохнула.

– Не знаю. Наверное, тогда эти паршивцы снова выиграют. А Тома Кигана, возможно, найдут где-нибудь на проселочной дороге. И на этот раз они позволят восстановить его память. Пол поработает с Томом и поможет ему вспомнить, что с ним случилось. Но все это будет слишком поздно. Нет, информация нужна именно сейчас. – Она глубоко вздохнула. – Да катись все к черту! Теперь я угощаю вас. Если уж нам не удастся стать знаменитыми, по крайней мере мы можем сделать себя счастливыми.

Она окинула взглядом зал, заметила официантку, пробиравшуюся сквозь толпу посетителей к кабинам, и подала ей знак рукой.

Полнеющая белокурая женщина средних лет, проходя мимо Карен, скороговоркой бросила на ходу:

– Это вас... там, должно быть, псих какой-то... – и устремилась в соседнюю кабину.

Карен удивленно посмотрела ей вслед, перевела взгляд на Драммонда и Гейджа, потом вскочила со стула:

– Элли... что там?

Официантка кивнула в сторону бара.

– Вам звонят. Я думала, вы слышали. Хотите заказать напитки? Сейчас подойду.

Карен обернулась к мужчинам:

– Видимо, из редакции. Закажите мне двойную порцию. В любом случае не повредит.

Она пробежала через весь зал и скрылась за перегородкой, отделявшей телефоны-автоматы.

Гейдж скрестил пальцы и плотно сжал губы.

– Опять звонок. А знаешь, я не уверен, хочу ли, чтобы это был тот самый звонок. Мой внутренний голос, о котором ты всегда толкуешь, подсказывает, что вам с Карен придется немедленно убираться из города и до самого девятого ноября заняться где-нибудь в горах другими играми.

Драммонд кивнул головой: