Алексей улыбнулся.

- Да уж, лучше на пути не становиться.

- Точно.

- Да.

Как глупо, подумали одновременно.

На лобовое стекло падали хлопья снега, подтаивали и превращались в месиво, которое скользило по стеклу вниз, оставляя за собой неровные мокрые полоски. Марина смотрела на эти ручейки, и чувствовала, как в горле начинает першить. И напомнила себе, что нужно просто открыть дверь и выйти. Собрать всю волю в кулак…

- Марин… - Алексей всё-таки протянул руку, успел коснуться её пальцев, а Марина перепугалась так, что мгновенно нащупала ручку двери и буквально вывалилась из машины. Только мельком на Асадова оглянулась, встретила его несчастный взгляд и дверь захлопнула. По всем лужам, даже не вспомнив о новых итальянских сапогах, рискуя поскользнуться и упасть, кинулась к подъезду. В дверях замешкалась, столкнувшись с кем-то. Никак не могла понять кто это, рвалась в подъезд, боясь обернуться и увидеть, что Алексей всё ещё наблюдает за ней, а она знала, что это именно так.

- Марина. Марина! – окликнули её, и она всё же вскинула голову и посмотрела на мужчину. – Что случилось? – спросил Томилин, разглядывая её из-под нахмуренных бровей. Он возвышался над ней, смотрел сверху вниз, давя своей громоздкостью.

- Ничего, - выдавила Марина из себя и даже улыбнулась, правда, кинув быстрый взгляд через плечо. Машина Алексея как раз развернулась и быстро проехала мимо подъезда, разбрызгав ледяную жижу в стороны.

Томилин проследил за её взглядом.

- Это Асадов?

Марина гневно уставилась на любопытного соседа.

- Нет! И уйди с дороги.

- Подожди! Ты зачем меня Калерии заказала?

- Что я сделала? – Марина настолько удивилась, что даже выглянула из-за подъездной двери, чтобы снова взглянуть на него.

- А что, скажешь не так? – завозмущался Томилин. – Откуда у неё номер моего сотового?

Марина приоткрыла рот от удивления.

- Понятия не имею. А он у неё есть?

- Представь себе! Террористка какая-то! Она мне звонит каждые полчаса, а мне работать надо! Скажи ей, чтобы отстала, - потребовал он.

Марина смерила соседа задумчивым взглядом, вспомнила про то, что она вроде тоже в протопленной квартире проживает и вполне может подумать о своих правах, а также обязанностях, и строго поинтересовалась:

- А ты зачем нас заливаешь?

Томилин смешно стрющился.

- Тебе не стыдно? Две жалкие капельки!..

Марина лишь пожала плечами и хотела дверь закрыть, но Томилин не позволил.

- Да подожди ты! Скажи ей, что я всё исправлю. Только её слесаря всё равно не пущу, я ремонт недавно сделал, у меня сантехника итальянская.

- Врут.

- Что?

- Врут, что итальянская. Иначе с чего ей течь?

Томилин застыл в задумчивости, а Марина этим воспользовалась и подъездную дверь перед его носом захлопнула.

= 4 =

Она с самого детства ненавидела свою фамилию, даже когда совсем маленькой была, уже стеснялась. Что это за фамилия такая – Косьян. Слишком мужская и косая какая-то. Все окружающие всегда её любили, улыбались ей, умилялись огромным голубым глазам и тёмным волнистым волосам, забавным детским хвостикам, которые она обожала лет до пятнадцати, называли не иначе, как Сонечка, а вот фамилия всё портила. Не спасало даже то, что на взрослых фамилия Косьян производила практически гипнотическое действие. Соня всё равно непроизвольно морщилась каждый раз, когда к ней обращались по фамилии, даже в школе к доске вызывали:

- Соня, Косьян! – а она неизменно вздыхала.

Ну, кто же это выдумал такую дурацкую фамилию?

- Замуж выйду, - заявила Соня родителям, когда ей исполнилось тринадцать. – И фамилия у меня будет красивая!

Отец весело расхохотался в ответ на это заявление. Его громовой смех раскатился по всему дому, и стало как-то по-особенному спокойно, хотя тогда Соня ещё не придавала значения таким мелочам, они были её жизнью, и держаться за них не было необходимости.

У неё была совсем особенная семья. Её папа, такой могучий и простоватый, как говорила про него мама, в некоторые моменты грубоватый, и её мамочка, хрупкая, изящная, из интеллигентной семьи, которую папа когда-то «выписал» из Ленинграда. Он так всегда и говорил – «выписал» и Ленинград. Никакого Санкт-Петербурга он упорно не признавал. Мама в юности мечтала стать актрисой, поступала в институт, и Соня была уверена, что наверняка поступила бы и стала известной (пусть и не на весь мир, но всё же, она ведь такая талантливая!), но тут судьба её свела с папочкой, который приехал в Ленинград погостить к родственникам. Их настигло великое чувство, и спустя месяц они вместе с мамой отбыли из культурной столицы в провинцию, в далёкий город Бийск, откуда Николай Косьян был родом. Мама любила рассказывать дочери историю их с отцом любви, как они с папой встретились, как он поразил её своей нахрапистостью и бесшабашностью, как они гуляли по Петербургу, ходили в музеи… На этом этапе рассказа всегда вступал папа, если находился рядом, и Соне с самого детства посчастливилось узнать очень много интересного о ленинградских музеях, обо всех картинах и скульптурах, а особенно о памятниках, и о том, какое впечатление они произвели на молодого человека, который впервые приехал в такой большой город. Мама при этом начинала нервничать и грозить веселящемуся мужу кулаком за спиной дочери, краснела, а Соня хохотала, слушая отца.

Как же она любила своих родителей!.. Не понимала, не задумывалась об этом, как любой ребёнок, не ценила, но она их любила. Конечно же, они были не пара: её хрупкая мама, которая всегда тщательно следила за модой, и более стильной женщины в их краях не было, в это Соня свято верила, и отец рядом с ней, на самом деле напоминающий медведя, грозного и нелепого в своих строгих костюмах-тройках, которые всегда покупала ему мама. Они были самой красивой «не парой», которую Соня когда-либо видела. И подходили друг другу идеально, не смотря на всю внешнюю негармоничность.

Папа был истинным сибиряком, любил рыбалку и охоту, сетовал на то, что бог ему сына не дал, которого он мог бы брать с собой, а дочку только баловать можно, что он и делал с огромным удовольствием. Но при этом совершенно не понимал её причитаний по поводу того, что заняться ей в этом городе совершено нечем.

- Чем тебе заниматься? – удивлялся он, хмуря брови. – Замуж выходи, детей рожай…

- Ой, папа, - нетерпеливо обрывала его Соня. – Я ещё школу не закончила, а ты меня уже замуж выдаёшь! Может, и мужа подобрал уже?

- Что уж я, совсем ничего не понимаю? – обижался тут же отец. – Сама выбирай, я при чём? Вон хоть Саньку.

- Какого это Саньку?

- Сына Димкиного… То есть, Дмитрия Васильевича.

- Конечно, и стать Хвостовой! Пап, ты что? Мам, ну скажи ему!

- А что сразу – мама? – начинал лепетать отец, оглядываясь с опаской.

- Папочка, - вздыхала семнадцатилетняя Софья и обнимала абсолютно не разбирающегося в жизни отца за могучую шею, - замуж надо выходить с умом.

- Правда что ли? – весело хмыкал Косьян.

- Представь себе! Вот выйду я за этого Саньку Хвостова – и что?

- Что? Внука мне родишь.

- Господи, папа!

- А зачем ещё замуж выходить? Детей рожать.

- Да даже если и так! Но надо идти вперёд, к чему-то стремиться. А оставаясь здесь, я куда пойду? Выйду замуж и буду с ребёнком дома сидеть, пока дорогой-любимый по рыбалкам-охотам ездить будет!

Отец неодобрительно посмотрел.

- Что-то ты умная больно стала. Не по годам. Что плохого в рыбалке? Природа, воздух…

- Да ничего, пап… - Соня присела на подлокотник его кресла и расстроено вздохнула. – Скучно просто. Я в Москву хочу.

- Куда ты хочешь? – с проснувшейся злостью протянул отец. Он всегда считал, что Москва только обирать их умеет, сама по себе ничего не зарабатывая, вот и злился каждый раз, когда кто-то заговаривал о сказочной жизни в столице. Всегда говорил, что за бесплатно сказки не бывает, а раз не бесплатно, то и здесь вполне сказочно можно жить.