— Не волнуйтесь, Филипп, — сказал он. — Отсюда у нас хороший прицел, и мы можем отлично попрактиковаться сегодня в стрельбе. Вот только бы они подошли поближе!

В эти минуты напряженного ожидания Филипп впервые улучил возможность поговорить со своим соседом. Сперва он сказал:

— Думаю, Олаф, что, быть может, вы и поймете меня. Вместе с этой девушкой мы прошли целый ад, и я полюбил ее. Если нам удастся выбраться отсюда, то она будет моей женой. Она уже обещала мне это, но, к сожалению, я ровно ничего не понял из того, что она говорила мне о себе. В чем дело? Кто она такая? Почему вдруг она оказалась у Брэма Джонсона? Вы знаете их язык и к тому же некоторое время пробыли вместе с ними.

— Вот они сейчас там получают распоряжения, — перебил его Олаф, точно вовсе его и не услышал. — Они затевают что-то особенное. Это все Блэковские планы. Смотрите, как они разбились на группы!

Он глубоко вздохнул и, точно ничего и не случилось, продолжал без малейшей перемены в голосе:

— Калкинс, Гаррис и Офлин погибли в честном бою, тщетно отбиваясь. Но об этом я расскажу вам потом. Целых семь дней я убегал на запад и вдруг наткнулся на лагерь Армина, этой девушки и двух русских. От залива Коронации их вели, в качестве проводников, два эскимоса. Ну а об остальном вы можете догадаться и сами. Эти проводники дали знать о нас Блэку и его шайке два дня спустя, как я познакомился впервые с Армином и его дочерью. Затем вдруг как снег на голову откуда-то появился Брэм Джонсон со своими волками. Он остановился около нас, долго сидел на корточках и что-то бормотал. Тогда я стал за ним наблюдать. Оказалось, что он подобрал один из волосков Селии, который она сбросила во время причесывания с гребешка и когда увидел меня, то зафыркал, как зверь, точно боялся, что я отниму у него этот священный волос. Я понял тогда, что этот волос ему нужен был для силка. Я предвидел, что должно было случиться. Я знал, что Блэк только и ожидал того, чтобы Брэм поскорее уехал и развязал ему этим руки. Поэтому я посоветовал Селии давать Брэму свои волосы добровольно, чтобы задержать его при нас подольше. Она стала давать их ему своими собственными руками, и с этой минуты этот сумасшедший стал следовать за нею по пятам, как собака. Я пробовал было поговорить с ним, но это оказалось невозможным. От него нельзя было добиться ни одного слова. Ну-с, а затем Брэму и его волкам понадобилось мясо, и он все-таки должен был от нас уехать. Тогда Блэк напал на нас. Оба русских были убиты, а я и Армин забились в уголок, прикрыли своими телами Селию и долго отбивались, пока наконец точно снег на голову снова не явился к нам Брэм. Он вовсе не принял никакого участия в этой драке, а просто отнял у нас девицу, посадил ее к себе в сани — и был таков со своими волками! Армин и я впоследствии кое-как добрались до этой избушки и живем в ней вот уже сорок дней и сорок ночей. Сбегал было я сегодня, чтобы достать себе пищи, да вот нарвался опять на этих разбойников и пришлось вернуться назад ни с чем…

Его голос вдруг осекся. Через какую-нибудь сотую секунды вслед за этим грянул выстрел из его ружья, и вслед затем один из эскимосов Блэка повалился на землю.

Послышалась стрельба со всех сторон. Эскимосы бежали к хижине на рысях по открытому пространству и стреляли на бегу. Филиппа удивило их количество. Сердце его замирало от отчаяния даже в тот самый момент, когда, нажав затвор, он сделал свой первый выстрел в нападавших. Что будет с Селией, когда его убьют? А что его убьют, он в этом не сомневался нисколько, так как пули уже давно стучали о бревенчатые стены избушки, точно кастаньеты.

Филипп уже видел, как в нескольких местах пули уже пробили стены и влетели в избушку, и, приставив ружье к косяку, подскочил к Селии и почти на руках отнес ее вглубь и загородил ее скамьей, стоявшею вдоль стены.

— Оставайся здесь! — приказал он ей. — Понимаешь? Здесь!

Она улыбнулась ему и утвердительно кивнула головой. Это была удивительная улыбка, полная нежности, которая говорила ему, что она поняла то, что он говорил ей, и будет ему повиноваться. Она не сделала ни малейшей попытки удержать его около себя, но в этот момент Филипп не мог осилить искушения, привлек ее к себе и поцеловал ее в губы. Армин стоял у двери, держа в руке тяжелую дубину, которая нижним своим концом касалась пола. Он спокойно ожидал заключительной сцены атаки, когда враги будут наконец ломиться в самую избу. А затем случилось то, чего так боялся Филипп. Пули стали пробивать дверь и влетать через окно. Одна из собак вдруг жалобно завизжала и повалилась на пол, начав корчиться от конвульсий.

Олаф отступил назад и посмотрел на Филиппа. Теперь на его лице уже не было улыбки. Оно застыло, как железная маска.

— Ложитесь! — скомандовал он. — Слышите? Ложитесь все!

Он опустился на колени и приказал это сделать и Армину на его родном языке.

— Растянитесь на полу! — продолжал он. — Вытяните ноги по направлению к ним и так лежите, пока они совсем не прекратят стрельбу. Вот так! — И он сам растянулся на полу параллельно полету пуль.

Вместо того, чтобы последовать примеру шведа, Филипп подскочил к Селии. На полпути к ней пуля задела его за ворот. Он опустился перед ней, забрал ее целиком к себе в руки и заслонил ее своим телом от огня. Минутой позже он уже благодарил за это судьбу, так как пули стали влетать в избушку, как крупные капли дождя. Он опять услышал команду шведа, кричавшего ему с пола:

— Нагнитесь ниже! Спрячьтесь за последнее бревно! Вы имеете в своем распоряжении еще восемь дюймов!

То же он приказал, по-датски и Армину.

И вдруг неожиданно, сама собою, пальба прекратилась.

Вместо ружейного огня до них вдруг долетел неожиданный гул голосов, и Олаф вскочил на ноги и радостно вскрикнул. Филипп тоже бросился к нему, и оба выглянули через щель наружу.

— Что такое?! — в удивлении воскликнул Олаф. — Да это никак Брэм Джонсон? Да, да! Так и есть! Это сам Брэм Джонсон!

Даже Селия поняла потрясающее значение этих слов взволнованного Олафа. Неужели это правда? Неужели в самом деле это Брэм Джонсон? Она бросилась вслед за Филиппом и выглянула вместе с ним через щель. Оттуда, от той далекой полоски леса, сюда бежали Брэм и его волки! Вся стая была на свободе и развертывалась, как громадный веер. Она мчалась с быстротою ветра! А за ними едва поспевал на своих лыжах их хозяин Брэм — дикая, чудовищная фигура, выделявшаяся на яркой белизне снега. В руках у него была тяжелая дубина. Он что-то кричал вслед волкам. Этот его вопль покрывал собою все другие звуки, как рев дикого, громадного животного, и они его услышали и повиновались. Они побежали еще скорее, а затем…

Находившиеся в избушке сразу поняли все, и сердца у них остановились.

Брэм Джонсон со своими волками повел атаку на эскимосов.

С безумца-великана, мчавшегося со своими кровожадными зверями через равнину, Филипп перевел глаза на нападавших. Охваченные суеверным страхом, они только смотрели на мчавшихся на них животных и на кричавшего во все горло человека-волка. Никто из них не поднял ружья и не выпустил ни одного заряда. А затем они вдруг пришли в себя и бросились бежать в разные стороны. Волки их уже настигали. Селия закрыла глаза руками. Швед проскользнул мимо нее, откинул засов и распахнул дверь настежь. Филипп последовал за ним.

Еще минута, и все было кончено. Последний из осаждавших скрылся в опушке леса, но волки бросились вслед за ними, а за волками побежал туда же и Брэм.

Филипп посмотрел на Олафа Андерсона. На лице у шведа была его старая улыбка. И несмотря на нее, он все-таки казался взволнованным.

— Мы не последуем за ними, — сказал он. — Брэм и его волки расправятся с ними и затем он вернется, когда все уже будет кончено. А тем временем не отправиться ли нам всем домой? Давайте запрягать собак! Я уже так устал от этой хижины! Сорок дней и сорок ночей — уф! — ведь это ад! Не найдется ли при вас табаку, Филипп? Если есть, то угостите… На чем это, бишь, я остановился, рассказывая вам историю Селии и Армина? Что это, табачок?