Жерар Ури, Мишель Морган и Бурвиль познакомились на картине «Двустворчатое зеркало» Андре Кайатта в 1958 году. Забавно отметить, что в начале этого драматичного фильма было показано, как Жерар Ури (тогда актер) на своей роскошной американской машине протаранил новенькую малолитражку Бурвиля!

Жерар, конечно, попытался сгладить острые углы. Но он не знал, какой настойчивой может быть моя мама. Она потребовала, чтобы муж спустился с облаков на землю. В общем, они пригласили Жерара позавтракать в свой отель. Бедняга не догадывался, что его ожидает… Мы же с Оливье хорошо помнили, как ругались родители с утра, после того как уже успели изрядно повздорить ночью.

— Мы с мамой не сомкнули глаз, — жаловался отец.

Выслушав их упреки, бедный Жерар капитулировал. Он добавил в сценарий «Разини» знаменитую сцену в душевой с чемпионом по кетчу Дюрантоном. И все от этого только выиграли. Позднее я где-то прочитал, что отец устроил своего рода забастовку, отказываясь играть, и пассивно присутствовал в массовке. Это неправда. Он был слишком ответственным человеком для того, чтобы так поступить. Зная его, трудно себе представить, чтобы он пошел на такое. Жерар это прекрасно объяснил: на самом деле в тот короткий отрезок времени, когда они несколько, скажем так, охладели друг к другу, отец играл строго по сценарию, как образцовый актер, то есть ничего не придумывая и не ища новых гэгов.

Актер не сценарист. Но и отец, и Бурвиль были исключением. Они действовали согласно своему инстинкту, находя по мере съемок новые диалоги и шутки, но никогда не претендовали на авторские права. В первом же дубле один обогащал начальную реплику другого каким-то словечком или жестом, и партнер разражался смехом, принуждая Жерара говорить: «Стоп!» Так были сняты целые куски фильма. Это мой отец придумал сцену ремонта машины под музыку.

Оба они любили землю, природу. Бурвиль был крестьянином по рождению, к тому же смешным, уморительно смешным человеком. Между дублями они усаживались в сторонке, чтобы поговорить по душам о простых вещах, которые так скрепляют дружбу. Их смех можно было услышать издалека.

Съемочной группе часто приходится отправляться в долгие экспедиции. Съемки «Разини» стали поводом для незабываемого путешествия по Италии. В этих случаях все живут в одном отеле, питаются вместе, спят в тесноте, как на паруснике длиной в пятнадцать метров. Так возникают романы и дружбы. Добравшись до конечной остановки, все обещают друг другу встретиться снова, без конца обнимаются. Но повседневная жизнь быстро заставляет забыть обещания, и поцеловаться удается только на премьере фильма. Поэтому мы редко узнавали новости о Бурвиле. Как и мой отец, он выпалывал в своем саду репейник, который разросся в его отсутствие.

Два года спустя они встретились на «Большой прогулке». Для знаменитой сцены в таверне был предусмотрен один съемочный день в постели комнаты № 6: в конце концов их потребовалось десять! Бурвиль и он все время добавляли новые реплики. Жерар Ури, надо отдать ему должное, отпускал вожжи и смеялся вместе с ними, не считаясь ни с затраченным временем, ни с количеством использованной пленки, ни с удорожанием сметы.

Бурвиль внушал отцу доверие. Уверенный в его таланте, он не считал нужным объяснять ему, что смешно, а что нет.

— Играя с Андре, я отдыхаю. К тому же он прелестный человек, всегда в хорошем настроении. Счастливый характер! Вот бы он поделился им со мной, мне бы тогда легче было ладить с людьми.

Этот внутренний комфорт совершенно менял его поведение. Не жалуясь, он переносил все трудности съемок, да еще смешил других, помогая им справиться со своими страхами.

— Гроза прекратится через час? Надеюсь, что Боженька ниспослал ее не в наказание за мои грехи. Потому что тогда мы тут застрянем на четыре дня! Ты думаешь, мы уложимся, Андре? Впрочем, не имеет значения, вернемся сюда в лучшее время года.

Я общался с Бурвилем только на съемочной площадке. Их обоюдная сдержанность объяснялась присущей им застенчивостью. И тем не менее я убежден, что отцу хотелось пригласить Бурвилей погостить в Клермон. Но он считал, что Андре предпочел бы нас пригласить к себе в Нормандию. А тот был уверен в обратном, словом, мы были не готовы к встрече!

«Зритель потерял в его лице умного человека, обладавшего своим стилем и знанием людей… Это был очень порядочный, компанейский человек, простой, бескорыстный, без тени педантизма. Я достаточно знал его, чтобы сожалеть об его уходе». Так говорил Сен-Симон о Лабрюйере, то же самое мог сказать и отец после смерти Бурвиля. Его уход, увы, не стал неожиданным. Первые признаки болезни уже были заметны на «Большой прогулке». Его смерть положила конец поразительному дуэту.

11. Времена меняются

В июне 1967 года начались съемки «Больших каникул» Жана Жиро, талантливого человека, с блеском снявшего серию «Жандармов». Отец обожал с ним работать.

— Я в восторге, что снова встречусь с Жаном, вот уж повеселимся! — говорил он. — К тому же я по-настоящему обязан ему началом своей карьеры в фильме «Ни шиша!».

В первый съемочный день я отправляюсь на студию «Булонь-Бианкур». Плеяда молодых актеров, приглашенных сниматься, открывает передо мной новые горизонты. Я буду делить с ними их заботы, участвовать в розыгрышах, которые часто оборачиваются новой формой юмора. Короче, предстоит работа со сверстниками.

Сценарий Жака Вильфрида сразу понравился отцу.

— Просто здорово делать фильм с молодыми актерами и для молодой публики!

Нравились ему и сцены, которые должны были сниматься в Англии: он вообще любил английский язык.

— Говорить по-английски с сильным французским акцентом очень смешно!

Роль отличника мне предложил отец. Мы часто говорили о несносных первых учениках в классе, кляузничающих на своих товарищей. Я рассказал ему про одного моего однокашника, который каждую неделю показывал учителю естествознания свой гербарий. Он запомнил это и использовал, чтобы мой герой выглядел еще омерзительнее. В первой же сцене, когда я должен расхаживать по просторному салону в ожидании отца, чтобы затем присоединиться к нему за столом, возникла проблема. Ослепленный прожекторами, я никак не могу проделать это естественно. Шесть метров, отделяющих меня от него, кажутся непреодолимыми.

— Тут ты ползешь, как улитка! — говорит он.

Или:

— Ты слишком опускаешь голову!

После десяти неудачных дублей отец просит оператора погасить свет.

— Пошли! Погуляем по декорации. Видишь, мы идем туда, потом возвращаемся, затем обходим все помещение. Теперь ты двигаешься совершенно нормально!

Включаются софиты, и он снова заставляет меня пройтись по комнате.

— Ну вот и хорошо! Скоро ты сможешь танцевать тут ригодон!

Постепенно мой страх перед пространством рассеивается. Но понадобится еще десять дублей, прежде чем появится какой-то намек на непринужденность.

Отец успокаивает меня:

— Ты бы видел, как неловки были Делон и Бельмондо в своих первых фильмах! Им пришлось немало потрудиться, чтобы обрести нужную выправку.

Пока я зубрю свой текст, он мимикой показывает, как ведет себя первый ученик, помогая мне тем самым лучше войти в роль. Но я чувствую себя еще не очень уверенно.

— Ты должен повторять про себя: «Ну, что еще мне скажет этот болван?» Это облегчит твою задачу.

С помощью подобных приемов мне удается справиться с замешательством, но я отдаю себе отчет, сколько усилий потребует моя роль.

— В нашей профессии надо выкладываться. Ты должен весь день думать о своей игре, даже в метро. Можешь придумать для себя ситуацию и закрепить два-три движения, две-три фразы.

Атмосфера на съемках приятная. Луи отлично ладит с Жаном Жиро, а молодые актеры Франсуа Леккиа, Морис Риш и Мартина Келли восхищают его.