Луи доедал суп, когда вошел Гофреди.

— Карета готова, мсье, — сказал он и тут же ушел.

Было пять часов утра.

Луи поднялся, попрощался с матерью, мадам Малле и Ришпеном, а затем вышел вслед за Гофреди.

Карета с зажженными масляными лампами ожидала во дворе под присмотром Жака Бувье, который уже открыл ворота. Гофреди поднялся на облучок, а Луи удобно устроился внутри, на одном из сидений, обитых красной кожей. Подмораживало, но он завернулся в свой толстый плащ, и ему не было холодно.

Накануне он попросил горничную матери завить ему волосы. Сейчас Луи надел отцовскую элегантную бобровую шапку, к которой сестра Байоля прицепила кокетливое перо цапли. Кроме того, он сменил черные банты на многоцветные, взятые у матери, и натянул атласные перчатки с бахромой под цвет камзола.

Эта очевидное фатовство было, конечно же, данью уважения графу де Бриену, с которым он собирался встретиться, однако, прежде всего ему хотелось показаться шифровальщикам Антуана Россиньоля в непривычном для себя виде, поскольку позднее ему предстояло следить за ними.

Небольшую карету Пьера Фронсака везла упряжка из двух лошадей, что позволяло легко передвигаться по узким улицам, но, как обычно в этот утренний час, целая армия мулов перекрыла все пути. Это магистраты отправлялись во Дворец правосудия, на остров Сите.

Проехав по улице де Ломбар, экипаж Фронсака совсем сбавил ход: хотя мулы исчезли, свернув к острову, дорогу загромоздили кареты и портшезы, направлявшиеся к Лувру или в Пале-Кардиналь. В этом старом квартале и без того узкие улицы стали почти непроходимыми из-за столиков продавцов, которые выдвигались на мостовую гораздо дальше, чем им было разрешено.

Луи сохранял бдительность. Как только лошади начинали спотыкаться, он оборачивался и грозил кулаком мальчишкам или наглым лакеям, которые забирались на задок кареты между большими колесами, чтобы проехаться, не пачкаясь и сберегая силы.

Гофреди же целиком сосредоточился на том, чтобы не задеть водоносов, торговцев пирогами и вафельными трубочками, крючников с заплечными корзинами или уксусниц, толкающих тачку, — словом, всех торопыг, которые сновали в опасной близости от карет и лошадей. Малейший инцидент мог привести к пробке, а порой даже и стычке!

Наконец они въехали на улицу Сент-Оноре, значительно более широкую, чем все те, которые им удалось благополучно миновать, и вскоре оказались перед Пале-Кардиналь или, скорее, Пале-Роялем, как окрестила дворец регентша, после того как поселилась в нем вместе со своим сыном.

Строительство Пале-Кардиналь было начато Ришелье с целью собрать в одном месте собственный дворец, а также дворец короля, королевы и основных министерских служб. Однако Людовик XIII не пожелал перебираться туда, поэтому Ришелье, в конечном счете, ограничился созданием удобных апартаментов для себя и своих приближенных.

После смерти короля регентша, наконец, решилась покинуть мрачную зловещую крепость Лувр и переехала в этот светлый дворец с его великолепным садом. И поскольку она по-прежнему ненавидела бывшего министра, который однажды посмел подвергнуть ее личному обыску, то сменила название на Пале-Рояль.

Этот дворец совершенно не походил на тот, который мы видим в наши дни. Чтобы построить себе особняк, Ришелье купил прилегающие дома. Некоторые из них снесли и на их месте возвели новые, другие же сохранили из соображений экономии и кое-как включили в новый ансамбль. Вследствие этого никакой гармонии достичь не удалось, и на свет появился настоящий лабиринт из разнообразных жилых зданий и внутренних двориков.

В украшениях также не наблюдалось единства. Некоторые дворы были окружены аркадами, тогда как другие представляли собой колодцы света в окружении серых фасадов. Ансамбль выглядел еще более нелепым из-за того, что новые здания были сравнительно невысокими, дабы не вызывать зависти у вельмож, согласно распоряжению Ришелье!

Несмотря на эти изъяны и хаотичный вид, дворец обладал многочисленными достоинствами. Он был просторным и включал светлые галереи для приемов, два театра, парадные гостиные, служебные кабинеты и, наконец, удобные апартаменты.

Тут имелось все, что необходимо для нормальной жизни дворца: кухни, кордегардии, конюшни и множество комнатушек и каморок — без окон и под лестницей — для офицеров и обслуги.

Залы, галереи, служебные кабинеты и жилые помещения располагались вокруг дворов — их насчитывалось восемь, — главными из которых были два: первый перед фасадом, выходившим на улицу Сент-Оноре, его именовали передним, и большой внутренний, названный вторым.

Справа от переднего двора возвышался театр, сейчас заброшенный, где по случаю свадьбы герцога Энгиенского поставили трагедию «Мирам». На другой стороне теснились строения, среди которых самым значительным была большая галерея. В глубине двора, напротив выхода на улицу Сент-Оноре, находились апартаменты короля. Их пересекал широкий коридор, идущий во второй двор, который был отделен от садов балконом на аркадах, закрытых решетками.

Справа от этого двора начиналась галерея, к которой примыкали обширные жилые помещения. Именно здесь поселилась Анна Австрийская; здесь же заседал и Высокий Совет.

По другую сторону двора тянулась Галерея знаменитостей с портретами, лично отобранными Ришелье, который сам заказал их художникам Вуэ и Шампаню. Эта галерея была построена в бывшем дворце Анжан, названным также дворцом Ришелье, поскольку именно в нем жил кардинал. Старинные здания соседствовали тут с новыми — сохранился даже древний донжон!

Именно в этой части дворца находились самые важные государственные учреждения, такие как министерство графа де Бриена, Служба депеш и шифровальное бюро.

Что касается Мазарини, он выбрал себе дворец,[13] стоящий на улице, которая начиналась у самого края сада. Правда, чтобы отправиться на совет, ему нужно было пересечь открытый для публики сад. Поскольку министра в народе не любили и его появление вызывало насмешки и чуть ли не угрозы со стороны гуляк, регентша предложила ему поселиться рядом с собственными апартаментами. Новое жилище кардинала сообщалось с покоями королевы посредством потайной лестницы, что не замедлило вызвать сплетни.

Луи вышел из кареты перед кордегардией, находившейся на эспланаде между входом во дворец и улицей Сен-Тома-дю-Лувр.

Действительно, его карета не могла въехать на передний двор, уже заполненный другими экипажами, мулами и лошадьми. Гофреди придется подождать его снаружи.

Луи объяснил офицеру швейцарской гвардии, в красном плаще с расшитыми отворотами и в голубых штанах до колен, что прибыл по приглашению графа де Бриена. Офицер кивнул, разрешив карете и кучеру остаться у входа.

Было по-прежнему темно, несмотря на слабый свет от восковых факелов, прикрепленных к пилястрам. Закутавшись в тяжелый шерстяной плащ с капюшоном и держа шляпу под полой из-за накрапывающего дождя, Луи вошел во двор и с трудом протиснулся между экипажами, лампы которых, к счастью, были большей частью зажжены. Он оказался в темной толпе магистратов, офицеров, клерков и прелатов, которые поголовно носили черное одеяние, словно бы их к этому принудили. Единственными цветными пятнами оказались плащи дворян.

Среди этой сутолоки и в этой темноте он быстро понял, что переоценил свои возможности и вряд ли сумеет отыскать кабинет графа де Бриена самостоятельно.

Перед дверьми в королевские апартаменты он заметил несущих караульную службу мушкетеров и драгун. В поисках знакомого лица он вдруг углядел при свете факела белокурого гиганта, с рукой на перевязи, который смутно кого-то ему напоминал. В конце концов, он опознал в колоссе Исаака де Порто, или сьера дю Валлона, которого его друг Шарль де Батц, сеньор д'Артаньян, называл Портосом.

Тут же на память ему пришли события трехмесячной давности, и он вновь увидел, с какой яростью этот громила добивает ударом шпаги еще живых разбойников из банды, атаковавшей Мазарини на Луврском мосту.