— Не могу понять женщин, которые отказывают мужчинам, — говорил Маркофьев. — Что они теряют? Что, собственно, такого происходит между мужчиной и женщиной, из-за чего стоило бы долго размышлять и сомневаться? — И, словно обращаясь ко всей женской половине населения, вопрошал: — Что такого вы теряете? Может, приобретаете, а не теряете…
А как вы называете своих спутниц? Как представляете их знакомым?
НЕПРАВИЛЬНЫЙ ОТВЕТ: — Моя подруга, товарищ, сослуживица…
ПРАВИЛЬНЫЙ ОТВЕТ: — Моя жена. (ВАРИАНТ: будущая жена). Невеста.
Иногда мы отправлялись на поиск вдвоем.
Но как непохоже себя вели!
Маркофьев без умолку болтал, а я хранил тяжелое, напряженное молчание. Он фантазировал, приписывал себе всевозможные геройства, а мне не хватало воображения.
Он смело брал инициативу в свои руки и всегда знакомился первым, а я робел.
И даже когда все козыри были, казалось бы, у меня на руках, я упускал свой шанс.
Какой нормальный, здравомыслящий человек поступил бы так, как поступал я?
В кафе мы сидели с двумя девушками. Обе липли ко мне. Я же ерзал на стуле и думал, как бы удрать поскорее, улизнуть домой, где смогу сосредоточиться и проанализировать результаты проведенных мною в лаборатории опытов.
И я уезжал — к недоумению девушек и вящему удовольствию Маркофьева, который мог теперь выбирать сразу из двух, а то и сразу обеих (если верить его хвастливым рассказам).
«Ничего, — успокаивал я себя, — впереди много времени, вот разберусь с результатами опытов… А потом примусь за девушек…»
Глупец! Я не знал, не мог знать тогда: в будущем девушкам станет не до меня. Жизнь проходит и уходит — в буквальном смысле.
Маркофьев, в отличие от меня, брал от жизни все, что она давала, рвал те плоды, которые поспевали, не откладывая сбор урожая на потом, он рвал свежее прямо с веток…
Не всегда подружки уступали ему сразу. Тут он выходил из себя, из кожи лез, чтобы добиться своего…
Поехали на дачу, в гости к одной из таких вскруживших ему голову упрямиц. Маркофьев вокруг нее увивался, не знал, как ей угодить. И когда она, заглянув в казан для приготовления плова, сказала, что плова нам, видимо, отведать не придется, потому что казан слишком грязен и закопчен изнутри, Маркофьев потрясающе красивым жестом рванул свою идеально белую (редкий случай) рубаху — так что посыпались пуговицы, стянул ее с себя и швырнул на дно казана.
— Может, так легче будет отчистить? — сказал он.
И остался в одних брюках, с обнаженным бледным торсом. Но не мог же он так, полураздетым, оставаться? Тем более, становилось прохладно. Тем более, начинали одолевать комары.
НАДО СОВЕРШАТЬ БЕЗРАССУДНЫЕ ПОСТУПКИ — ЕСЛИ ЕСТЬ ВОЗМОЖНОСТЬ ОПЛАТИТЬ ИХ ИЗ ЧУЖОГО КАРМАНА. Смело рви рубаху на груди, когда видишь, что рядом находится кто-то, кто тебя согреет. Я отдал ему свой пиджак. А девушка, восхищенная его гусарством и не желая, чтобы он замерз и был искусан, ему уступила. БЕЗРАССУДСТВО ДОЛЖНО ОПИРАТЬСЯ НА ТРЕЗВЫЙ РАСЧЕТ И ХОЛОДНЫЙ РАЗУМ, ТОГДА ОНО ПРИНЕСЕТ ЖЕЛАЕМЫЙ РЕЗУЛЬТАТ. БЕЗОГЛЯДНОСТЬ ХОРОША, ЕСЛИ ВЫ ХОРОШО ОСМОТРЕЛИСЬ ПО СТОРОНАМ.
Студенческие беззаботные годы… Веселые компании и загулы до утра… Только мой неискушенный, неразвитой ум мог расценить то время как безалаберное желание просто повеселиться. Вы, читатели моего Учебника, знайте: гулянки и танцы — лишь поверхность. На самом деле, в глубине, с обеих сторон — девичьей и мужской — идет интенсивный поиск женихов и невест, будущих спутников и спутниц жизни, причем проверка проводится по всем параметрам.
Центральным местом встреч стала квартира нашей с Маркофьевым однокурсницы Лауры. Сюда приходили друзья и подруги, приходили и приводили своих друзей и подруг. Пили вино, танцевали, целовались на балконе и в кухне, встречали Новый год и отмечали Татьянин день…
Отец Лауры был ректором нашего института.
Маркофьев позвонил мне и сказал:
— Мы решили пожениться.
— С ума сошел, — сказал я.
— И мы к тебе сейчас зайдем, — будто не слыша меня, таким же бодрым голосом продолжал он. — Я так счастлив, так счастлив…
Я догадался: она стоит рядом…
Вскоре Маркофьев и Лаура нагрянули в лабораторию, где я засиделся допоздна. У Маркофьева был растерянный вид. А у Лауры — бесконечно гордый.
Как голубки, они опустились на казенный диванчик против моего заваленного бумагами стола.
— Поздравь нас, — сказал Маркофьев.
Но стоило Лауре отлучиться, он подался ко мне и быстро-быстро зашептал:
— Я с ума схожу. Зачем мне это нужно?
А едва она вернулась, снова заулыбался, обнял ее за плечи, приговаривая:
— Лаурочка…
Когда на следующий день мы встретились на лекции, я не стал скрывать:
— Мне кажется, ты поторопился.
— Просто ты никогда не терял голову, — ответил он. — А в беспамятстве такое можно совершить…
— Но у тебя ведь уже есть одна жена…
Его ясные глаза смотрели вдаль счастливо и просветленно. Он легонько боднул меня лбом в плечо. И застенчиво засмеялся.
— А я хочу еще одну. Вторую, — сказал он. — Запиши телефон, по которому можешь теперь меня найти.
* СКОЛЬКО НУЖНО ЖЕН И МУЖЕЙ — КАЖДЫЙ ДОЛЖЕН РЕШАТЬ ИНДИВИДУАЛЬНО. ЭТО ВОПРОС СУГУБО ЛИЧНЫЙ.
В тот же вечер я ему позвонил. Трубку сняла женщина.
— Лаура? — спросил я. Но это была не Лаура.
— Какого черта? — сказал я, когда мы встретились. — Зачем ты мне соврал? Что за телефон выдумал?
Он приложил палец к губам и отчаянно зашипел, показывая глазами на стоявшую рядом с ним будущую жену — дочку ректора.
— Телефон я тебе дал самый что ни на есть настоящий. Маринин, — объяснил он, едва мы отошли в сторонку. — К ней сейчас и рванем.
Маркофьев поймал машину. Впихнул меня на заднее сиденье, сам плюхнулся рядом с шофером.
— Зачем мы туда едем? — спрашивал я.
— Она — чудо, — отвечал Маркофьев.
Мне эта самая Марина жеманно улыбалась, а Мар-кофьеву подставила щеку для поцелуя. Он ее чмокнул и стал выпроваживать меня в магазин. Марина, вручив мне авоську, стала дозваниваться подругам. Кажется, одна соглашалась прийти.
Затем, судя по хлюпающим звукам, Маркофьев и Марина снова начали целоваться за шкафом, а между поцелуями обменивались фразами.
— В Переяславль…
— Далеко…
— Чего далеко, когда близко…
Когда я вернулся из магазина, эта самая подруга Марины меня и встретила. Ни самой Марины, ни Марко-фьева не было. На столе лежала записка: «Будем завтра».
— А мы решили смотаться в Переяславль, — объяснял мне потом Маркофьев.
— Почему не сказали мне сразу, что уедете? — допытывался я.
— Вдруг захотелось…
* НИ В ЧЕМ СЕБЕ НЕ ОТКАЗЫВАЙТЕ! ЧЕГО БЫ ВАМ ВДРУГ НЕ ЗАХОТЕЛОСЬ…
— Зачем тогда меня к этой Марине повез? — возмутился я.
— Хотел познакомить с ее подругой. Создал тебе все условия. А ты… Эх… Упустил момент… Не воспользовался ситуацией…
Сколько же препон и препятствий пришлось преодолеть Маркофьеву и Лауре, сколько испытаний выпало на их долю — не перечесть. Но все преграды они преодолели. И все претенденты на звание жениха были Лаурой отвергнуты.
И все подружки, желавшие Маркофьева захомутать, были им отринуты. О, это была чудесная, красивая пара. Она и Он. Он и Она. Люди оборачивались, когда они вдвоем шли по улице. Ими невозможно было не залюбоваться.
Их отношения складывались непросто. Очень непросто! Им, до смерти друг в друга влюбленным, приходилось переживать громадные трудности! За Лаурой, например, ухлестывал один из студентов — сухопарый джигит с лихорадочно горящим взором. Чем ближе к окончанию института, тем неистовей становились домогательства кавказца. Когда Маркофьев и Лаура объявили о близкой свадьбе, пылкий влюбленный пообещал убить ее и его, им пришлось скрываться.