Вопрос на засыпку. Может ли все понимающий мудрец быть счастлив?

Совет. НЕ ЗАЗЫВНУЮ РЕКЛАМУ НАДО СЛУШАТЬ, НЕ СЛАДКИЕ ЗАВЕРЕНИЯ И ОБЕЩАНИЯ, А ВЫЯСНЯТЬ ПРОШЛОЕ ВЛАДЕЛЬЦЕВ ФИРМ, КОТОРЫМ ВЫ ХОТИТЕ ДОВЕРИТЬСЯ. ТЕХ ПРОФСОЮЗОВ, В КОТОРЫЕ СОБРАЛИСЬ ВСТУПИТЬ. ТЕХ ПАРТИЙ, К КОТОРЫМ НАМЕРЕНЫ ПРИМКНУТЬ. Попробуйте копнуть биографии этих зазывал (да заодно и биографии всех тех, кого вам навязывают или они сами навязываются в благодетели и поводыри) — обещаю: вас ожидает множество сюрпризов.

Потому что ЛЮДИ С ГОДАМИ МАЛО МЕНЯЮТСЯ ИЛИ НЕ МЕНЯЮТСЯ ВОВСЕ, не надейтесь, что жулик преобразится в честного, а честный сможет заставить себя пойти на сделку с совестью.

Так хочется хоть кого-нибудь уважать… Хоть кого-нибудь… Но даже шанса нет подумать про кого-нибудь, что он — честен, порядочен, что — бессребреник и отрешенный от суеты и корысти мудрец. Достаточно трудная ситуация, если отдавать себе в этом отчет. Хоть кто-нибудь, хоть один незапятнанный должен же присутствовать в жизни — пусть хотя бы в качестве показательного экземпляра!

Но… (Запишите это в отдельную тетрадочку).

Конечно, тяжело жить одному и в пустоте, ни во что и никому не веря (ни жене и ни мужу, ни детям и ни соседям, ни правозащитникам и ни государству), никого не уважая, не имея твердой опоры и уверенности ни в чем, НО ЭТО ЛУЧШЕ, ЧЕМ ВЕРИТЬ И ПОСТОЯННО РАЗОЧАРОВЫВАТЬСЯ, ДОВЕРЯТЬ И ОБМАНЫВАТЬСЯ, УСТРЕМЛЯТЬСЯ К СВЕТУ, А ОКУНАТЬСЯ В ТЬМУ, ЧРЕВАТУЮ ПОЛУЧЕНИЕМ ССАДИН, ШИШЕК НА ЛБУ И ПОЛНЫМ ОБРЫВОМ ДОРОГИ В ПРОПАСТЬ…

Клятва. Можете быть уверены: КНИГА, которую держите в руках, НЕ ПЕРЕДЕЛАЕТ ВАС КАРДИНАЛЬНО, но научит распознавать, где подлинность, а где фальшь, даст навык лавировать между расставленными на каждом шагу ловушками — и не угодить ни в одну из удавок. А их превеликое множество!

— Человек существует в невыгодных условиях, — говорил Маркофьев. — Неверные женщины и мужчины, каждую минуту готовые предать друзья… Вопрос: как эти изначально проигрышные факторы обратить себе на пользу?

И сам я не мог понять: за счет каких внутренних ресурсов выживает двуногое? Ибо внешних подпорок его существованию нет… Уже нет. Не осталось…

Маркофьев открыл мне тайну. Он меня просветил и научил. А я — научу вас!

А еще — мы живем в мире штампов. Штампованных деликатесов и чувств, объяснений и схем. Ах, как мне нравятся содержащиеся в любом плохом фильме, любой плохой книге итоговые, перед финальной схваткой с героем, откровения главаря. Где он, исчадие ада, законченный мерзавец и подлец, обосновывает свою точку зрения на необходимость быть подлецом… Иначе ведь не накопить больших денег и не заполучить власть…Так и прет из каждой фразы, из каждого слова необходимость возмездия негодяю. И он будет наказан главным молодцом — защитником справедливости…

Если бы так же откровенно люди обнажали свои позиции в жизни!

Герой романа Оскара Уайльда "Портрет Дориана Грея" был развратник, циник и мот. Но отвратительные черты порока не отражались на его челе, а ложились ужасным бременем на его писаный маслом портрет, хранившийся под замком, кажется, на чердаке в доме стервеца. Представители высшего света, с которыми он встречался, поражались здоровому оттенку его лица и неувядаемой молодости проходимца.

Мы в нашей жизни наблюдаем прямо обратное. О многих, если не о большинстве наиболее часто мелькающих лиц не просто догадываемся, что они — подлецы и ворюги, а доподлинно, буквально и наверняка знаем, что это так. Но их продолжают нам демонстрировать как эталон! И мы вынуждены их наблюдать, слушать, ощущая, как раздваиваются наши чувства! Вот сюжетец: знать про чудовище, что оно рогато и хвостато и вынужденно признавать его святым!

— Для этого и придумана презумпция невиновности, — смеясь, говорил Маркофьев. — Ты докажи, что они виновны, что они — нечисты на руку и подлы… Не можешь? Тогда считай их эталоном. А, конечно, доказать ничего невозможно. Они ведь мерзавцы, но не дураки.

Контрольные вопросы. Всегда ли мерзопакостность сочетается с умом? Или бывает, что ум используется в благих целях? Приведите примеры. Все, сколько сможете. Много набралось? Синонимичны ли понятия ума и:

а) успешной карьеры;

б) богатства;

в) счастливого брака;

г) отщепенства и изгойства?

На что вы использовали бы свой ум, если бы он у вас был?

— Отмывают не только деньги, отмывают репутации, — говорил Маркофьев. — Отстирывают и отбеливают их задним числом. Постфактум. Отмываемый трудится сам, старается изо всех сил: "Я был борец!", "Я был смельчак!", "Я и сейчас и тогда…", к тому же ему усердно помогает свора нанятых маляров — эти из корысти или из глупости поверх прежнего портрета кладут свежий толстый слой белил. И о, чудо: древний, рассыпающийся, заплеванный и весь в прорехах холст предстает перед наивным, забывчивым или попросту ничего не знающим зрителем в сиянии новизны и являет собой подмалеванную образину молодящейся кокетки, очередного неувядаемого проститута… Руины, скомпрометированные, истлевшие, изъеденные проказой — с помощью косметических ухищрений — вновь вытаскивают себя на общее обозрение и готовы продолжать обольстительный хоровод с любым клюнувшим на их вечную напомаженность простачком…

Вернувшись из поездки, я доложил Маркофьеву о положении в латино-американском регионе и высказал соображения касательно встреченной мной части депутатского корпуса. Маркофьев задумался… Ему было о чем поразмышлять: из России, по официальным каналам, пришел, в ответ на его запрос, отрицательный вердикт. На бланке с двуглавым орлом (Маркофьев мне его показал) было черным по белому оттиснуто: "О невозможности приобретения почетным гражданином Монако Маркофьевым территории во Франции". Далее говорилось: просьба не может быть удовлетворена, петиция и реляция не могут быть рассмотрены положительно. Ходатайство церкви не было учтено. К паломникам, запивавшим заварку в пакетиках кипятком, звездам Голливуда и личному посланию Папы Римского также не прислушались. Маркофьев был удручен, обескуражен.

— Что этот Миша! — метал громы и молнии он. — Что он себе позволяет! Для чего мы выбирали его в вышестоящий орган! Если не может уладить столь пустякового затруднения!

По требованию взъярившегося Маркофьева слуга привел под узцы двух нетерпеливо гарцевавших арабских жеребцов, и мы отправились на конную прогулку.

Долго скакали вдоль лагуны, Маркофьев не без гордости говорил: "Все это мои угодья!", а потом, когда уперлись в загородку с надписью "прайвит", погрустнел.

— Тут начинаются владения моих друзей Элтона Джона и Майкла Джексона… Выхватили участки прямо у меня из-под носа… Это ведь Ленинские земли, наша исконная почва, живая память, история… А махровые деятели шоу-бизнеса наложили лапу, вторглись… Проскакав несколько миль в обратном направлении, мы наткнулись на высоченный кирпичный забор с надписью: "Осторожно, злая собака! Кусает без предупреждения".

— Прежде я тебя сюда не приглашал, — с затаенной болью сказал Маркофьев. — Но сейчас хочу показать…

Мы мчали во весь опор по широченной пыльной дорожище, по обе стороны которой громоздились крепости с узкими, как бойницы, окнами.

— Посмотри на эти уродливые особняки, на эти нелепейшие газоны и клумбы, — возмущался, стараясь перекричать бивший в лицо ветер Маркофьев. — Это — дом депутата от коммунистов. Затем идут вотчины либеральных демократов. Еще дальше — просто демократов. За ними — "яблочников". Потом — независимых депутатов. Потом — вице-премьеров. Затем — заместителей министров… Ты посмотри на их вкусы и представления о прекрасном…

Строения и точно впечатляли чудовищностью архитектуры и бредовостью и бессмысленностью нагроможденных излишеств.