— Тогда тебе лучше вообще исчезнуть…
И, чиркнув спичкой, бросил ее в облицованный кафелем резервуар. Огромную чашу охватило пламя. Вечером пожар показали в теленовостях. Диктор государственного канала трагическим голосом сказал, что губернатор-магнат не сумел грудью закрыть внезапно заполыхавшую в тайге скважину и, спасая рабочих, погиб, как подлинный герой…
Но подведомственные нам газеты уже на следующий день сообщили, что убийство вполне оправдано, поскольку сгоревший жулик производил некачественный бензин для малых заправок и тем сбивал цены и выступал конкурентом государства, а также владельцев больших заправочных комплексов.
— Это и есть объективность и разносторонность информации, — радовался Маркофьев.
И еще он говорил, собираясь в гости к вдове и детям погибшего:
— Он ведь не повесился… А сгорел. Поэтому надо пойти к нему в дом и поговорить о дальнейших разработках нефтяных месторождений. И пароизводстве горючих средств. Вот если бы он повесился — тогда бы я повел речь о поставках пеньки… Для производства более прочных веревок…
Все же мы не могли не задаться вопросом: почему нам так отчаянно не везло? Чья тень маячила за нашими неудачами?
Ответ напрашивался. И мы не боялись взглянуть правде в глаза.
Дальнейшие события подтвердили наши догадки.
О смерти Утягул-бакши-заде много и долго судачили в газетах и талдычили на телевидении. Вероника рыдала.
— Что с тобой происходит? — спрашивал я. — Ты этого губернатора-магната хоть раз видела? Есть из-за чего убиваться…
— А с тобой что? — повторяла она. — Раньше ты таким не был!
Я пытался вернуть наши разговоры в привычное русло:
— Когда умрем, будем держаться левой стороны?
Вероника отвечала зло:
— Правила движения в небесах еще не определены.
Она делалась все более и более странной, моя Вероника.
Контрольные вопросы:
Легко ли было Веронике со мной?
А мне легко было с Вероникой?
Легко ли было окружающим — с Маркофьевым?
А ему — с ними — каково?
Вывод. НИКТО НЕ ВИДИТ СЕБЯ СО СТОРОНЫ, в этом беда и счастье каждого. Увидели бы — ужаснулись!
Вывод. НЕПРАВЫ ВСЕ!
Совет № 1. Если хотите привести человека в сознание, трясите его что есть мочи и орите, орите ему в ухо, что он не прав! Не молчите! Вдруг поможет….
Совет № 2. Надо орать в голос, если что-то делается не по-вашему, вопреки вашим желаниям и представлениям о приличиях!
Совет № 3. Если хотите с кем-нибудь ужиться в мире и согласии, чувствуйте неправым прежде всего себя.
Совет № 4. Если хотите окружающих подмять, чувствуйте именно и только себя всегда и во всем правым.
Маркофьев пытался меня утешить. Он говорил:
— Не открою секрета, если скажу, что каждый ищет для создания семьи п р и б л и з и т е л ь н о того, кто ему нужен. Со всевозможными зазорами и допусками и весьма общими, примерными параметрами. Большой сюрприз, если тот, кто вроде бы тебе подходит, обладает некими дополнительными положительными характеристиками взамен негодных, о таком благе ищущий и мечтать не смеет. Прискорбно, если набор разнообразных черт в избраннике в сумме стремится к минусу, нулю. Но что поделаешь — идеальных деталей в этом конструкторе не предусмотрено. К чему я это? А к тому, что приблизительный вариант Вероники тебе, по-видимому, не подошел.
Он подбадривал меня:
— Ищи новый. Авось повезет. Не отчаивайся. Этих полуфабрикатов полно вокруг, надо лишь суметь дообточить и дообтесать их до нужной кондиции.
Маркофьев говорил:
— Знаешь, что надо сделать? Сцепить зубы и холодно и твердо жениться на первой подвернувшейся девчонке. Не размышляя, любит она тебя или не любит, каков ее внутренний и духовный мир, подходите вы друг другу или не подходите. Тебе вообще надо запретить себе думать. Дураки ведь не думают, не зацикливаются ни на чем, поэтому счастливы. Возможно, ты этой своей избраннице и покажешься долботесом, и не слишком придешься ей по душе. Но твоя задача — неуклонно следовать своей линии, гнуть свою правду, а правда в том, что тебе эта дуреха нужна и ты никому ее не отдашь и не уступишь. Тупая позиция, я понимаю, но она действует безотказно. Даже если глупыха начнет погуливать от тебя, ты ее переупрямишь своей неколебимой верой в ваше единство. А когда наштампуешь ей пару-тройку потомков, она и вовсе никуда от тебя не денется. Кому будет нужна с тремя детьми? Смотри вокруг! Подходи к любой. Не сомневайся! Не пытайся угадать, что она подумает по твоему поводу. Все равно никогда не узнаешь. Действуй! Выкинь из головы остатки мыслей. И лучше — навсегда.
— Любовь придумали люди, — твердил Маркофьев. — В принципе, отрешись от своей придумки, от того, что ты о Веронике навоображал, и скажи: не все ли равно с кем спать?
— Не все равно, — горячо возражал я. — Есть чувство привязанности, нежность, есть, наконец, черточки, которые притягивают или отталкивают…
Он устало зевал:
— Ты спал с Маргаритой, пытался спать с Людмилой и еще сколькими, другое дело, что не всегда тебе это удавалось. И все про них про всех ты навнушал себе сам. Попробуй сказать, что это не так…
— Стань циничным, — учил меня он. — Жизнь надо строить холодно, расчетливо и цинично. Как все.
Я, вслед за ним, повторял:
— Холодно, расчетливо и цинично…
И еще он говорил:
— Всегда и везде, всюду и во всем, в любом деле и начинании, в страсти и ненависти — нужна взаимность… Без нее ничего не сварится и не склеится. Ты идешь за грибами. И не находишь ни одного. Очень скоро твой интерес иссякнет, азарт улетучится. Разве не так? Или отправляешься на рыбалку. А рыба не клюет, хоть тресни. Надоест сидеть с удочкой уже через час! Иной ракурс, если в зарослях ты обнаруживаешь то белый, то подберезовик, или вдруг подосиновик сигналит тебе своей красной шапкой… Тут ты готов забираться все дальше и дальше в чащу, так велико и неподдельно твое чувство… А возле реки… Поклевочка… Сомик… Щучка… Красноперочка… Пескарик… Да ты, после такой демонстрации расположения с их стороны, будешь насаживать червяков на крючок целый вечер! Так и между людьми…
И он завел себе еще одну девочку — копию Моники Витти.
— А чего, а чего, — говорил он. — Она мне нравится…
И прибавлял:
— Конечно, мог распустить перед ней хвост… Дескать смотри: какой я супермен. И она бы ждала от меня немыслимых подвигов… Но я ей поплакался… Что после смерти жены…
— Какой? — вздрогнул я, забыв, с кем говорю.
— Ну, гипотетической… И Моржуев так всегда парит… Ты же в курсе… Мы не дураки, — напомнил он. — Вот. Я ей поплакался, что три года ни с кем не спал. Забыл, как это делается. Испытываю атрофию определенного органа… И она на все была готова, лишь бы реанимировать этот орган. Была счастлива, когда ей удалось это сделать. Хотя я на его функцию не жаловался и не жалуюсь. Но подвигов совершать вот уж не хотелось… Возраст, сам понимаешь. Зато теперь каждое мое поползновение на нее она воспринимает как большую личную победу. Грешно разочаровывать человека! Пусть остается в неведении. И приписывает себе заслугу моего возвращения в строй трахальщиков.
Маркофьев воздел к небу указующий перст, похожий на учительскую указку:
— Психологом надо быть, психологом…
И еще он говорил:
— Сильным быть уж очень хлопотно. И не каждому дано. Гораздо проще и приятнее быть слабым! От сильного многое зависит, от него многие зависят, у него многие просят, а он на то и сильный, чтобы давать, помогать, содержать армию прихлебаев и челядь… Слабый сам просит, это его содержат. Ну так и надо выбирать что попроще…