В Москве я немного пришла в себя и поняла, что действительно больна. За три дня путешествий заработала острую пневмонию. Две недели провалялась на койке, а потом еще месяца полтора не могла заниматься танцем. У меня не было денег, и были долги. Я устроилась подработать в булочную, работала двое суток через двое. Это была значительная прибавка к стипендии. Я даже сумела сократить сумму общего долга. Занятия возобновились. Чтобы наверстать упущенное, пришлось сменить работу: нашла место официантки в ночном баре «Полярник», по объявлению в газете. Это было и удобнее, и выгоднее.
Однажды (может, он и раньше наведывался, но я обратила на него внимание, когда он заговорил со мной) появился в баре молодой человек, бойкий такой, очень веселый, чуть пьяный. Он предложил мне посидеть с ним за одним столом. Был он не один – наверное, с друзьями – девушка и еще двое. От предложения, конечно, отказалась, в шутливой форме, все как положено. А этот парень зачастил. Денег у него было много, он ими чуть ли не бросался. Во всяком случае, смена, работавшая в ночь, когда он приходил, обильно одаривалась чаевыми. И Кирилл Александрович – наш администратор – позволял ему разные шалости, делал некоторые скидки, не высчитывал за битую посуду.
Посетителя звали Олежек. Он вечно влетал, озорной, шумный, в сопровождении какой-нибудь угрюмой компании. Каждый удобный случай бросал на меня косые взгляды, подмигивал или как-то иначе обращал на себя внимание, но больше не подходил. В баре было три официантки: одна за стойкой, две в зале. Его столик обслуживался кем угодно... но не мной. Это настораживало. Хотя – чего было бояться?..
Восьмого марта он пришел один и с цветами. Огромный букет алых роз он положил на стойку и, чуть не проткнув меня своим длинным носом, сказал:
– С Международным женским днем! Ну что, студентка Женя, станцуем?
Я растерялась. Кирилл Александрович кивнул мне из-за его спины. Я понимала, что отпираться не следует, но все же отказалась.
– А я могу и на колени встать! – весело предупредил Олежек.
Вот мы и станцевали. Музыка была бешеной, я – под стать музыке, к тому же танцор из него был никудышный, хотя и азартный. Он измотался на второй минуте. Я не прекращала, в моем танце получилось не столько экспрессии, сколько неприкрытой злобы. Чертов характер! Олежек скромно пританцовывал рядом и хлопал в ладоши. После танца он настоял на своем: усадил к себе за столик. Я только пригубила шампанское – охладиться. Олежек заметил:
– Люблю людей, знающих себе цену.
Подал меню:
– Я не ужинаю с незнакомцами, – окрысилась я, но вообще-то сказала это мягко.
– Я – Олежек!
– А я не ужинаю с незнакомцами, – повторила я и вернулась за стойку.
Он совсем обиделся, но увязался за мной:
– Два: ноль. У тебя талант: ты прекрасно танцуешь и бесподобно стряхиваешь кавалеров. Пойдешь ко мне в секретарши?
– В мои обязанности будут входить танцы?
– Возможно.
– Тогда ты долго не протянешь.
Олежек рассмеялся:
– Ну и язычок у тебя! Ума не приложу, что ты здесь делаешь?
– Работаю.
– А учебе не мешает?
Я только с неприязнью на него посмотрела.
– Ну-у! Расслабься.
– Чего ты хочешь?
– Счастья всему человечеству: хлеба и зрелищ!
– От меня?
– Ну, если не мы, то кто? – он присел на стульчик. – А если серьезно: я мог бы предложить тебе другую работу, более близкую к балету.
– Секретаршей?
– Да нет, ты чересчур тонка для этого. Я говорю о твоем, о танцах. Нетрадиционные хореографические номера в одном очень престижном заведении.
Я не отвечала. Он мне не нравился, терпеть не могла таких типов. И вообще, чувствовала за ним недоброе. Ведь чувствовала!
– Ну как знаешь... Хочешь, подвезу тебя до общежития? Народу немного, здесь и без тебя справятся, а я все улажу.
– Нет. Смена закончится – я пешком пойду. Утренний воздух располагает к прогулкам.
– Ну ладно, – он бросил на стойку визитную карточку. – Звони, если что. А цветы тебе.
Цветы я оставила в баре. Обо всем, что случилось, забыла. После занятий, как обычно, спала младенцем. Вечером снова вышла на работу. Утром – опять в училище... Оттуда меня и забрали. В милицию.
Следователь расспрашивал: я ли работала у стойки в ночь с девятого на десятое марта в баре «Полярник», кого помню из посетителей, находился ли кто долго рядом с кассой, не отвлекалась ли я на какое-то время, кто сдавал кассу, кто принимал, сколько денег в кассе было?.. Пропала часть выручки: более полутора тысяч рублей. Налегли на меня, шибанули, даже простая мысль в голову не пришла: а почему на кассовом аппарате в баре, где работает – как минимум – девять человек, нашлись только мои отпечатки пальцев?..
На меня повесили эти тысячу семьсот семнадцать рублей. В течение недели я должна была вернуть их, иначе дело передавалось в суд. Характер у меня был сквернее, чем сейчас – друзей немного, и все уже занимали мне, не со всеми рассчиталась... Я насобирала денег на тысячу двести: еще Светка помогла – официантка из «Полярника». Где было найти недостающие деньги, я не знала. В отчаянии вспомнила об отце. Но... даже если и хотела бы послать телеграмму, это бы меня не спасло. Оставался день. И та же Светка подсказала:
– У тебя ведь визитка Олежека есть!
Но визитку я оставила вместе с цветами. Светка пообещала помочь. Ночью позвонила и продиктовала номер Олежека: кто-то из девчонок подобрал карточку. Олежек был, как всегда, в состоянии неполного опьянения.
– Ну, ты приезжай, – сказал он.
– В два часа ночи?
– Ну, давай, я к тебе приеду.
– Я же в общежитии!
– Это не институт благородных девиц?
– Олежек, ты мне поможешь?
– Без вариантов!
– Тогда утром. Давай встретимся утром.
– Утро вечера мудренее, но чудеса-то ночью делаются! Я сейчас буду.
Он был мне противен, и стать ему обязанной!.. Но иного выхода не было. Пришлось идти на скандал с дежурной и комендантшей, выбираться из общежития посреди ночи. На улице моросил дождь. «Жигули» Олежека приехали весьма скоро. Первое, что я спросила – как буду с ним рассчитываться.
– Беру только натурой и в крупных купюрах...
Я собралась выходить из машины.
– Да ладно, ладно! Не боись! Сколько денег, говоришь, надо?
– Пятьсот семнадцать.
– Пятьсот – хорошо, – рассмеялся Олежек, – а семнадцать меня просто добивают! Общая сумма какая?
– У меня есть деньги.
– Это понятно. И все же.
– Тысяча семьсот семнадцать...
– Семнадцать... – закашлялся Олежек. – Козлы!
Он достал из внутреннего кармана пачку сотенных, отсчитал две тысячи и дал мне:
– Вот деньги... И не бери в голову! Когда сможешь – вернешь. Поняла?.. Если я не забуду к тому времени. У меня, знаешь ли, ветер в голове. Ну что, в общагу-то тебя обратно пустят? Не ночевать же на улице, под дождем? Хочешь, поедем ко мне?
Я смотрела на этого человека и пыталась понять, что же все-таки ему нужно. Не верила я в робингудов.
– Ну? Решайся! Девушка на ночь у меня сегодня есть, так что не трону.
Я впервые по-человечески ему улыбнулась:
– Спасибо, Олег, – и выскочила из машины.
– Зовут меня Олежек! – крикнул он вдогонку. – Пока, птичка!
Был еще один скандал с администрацией, но зато спала я, как убитая. Так вымоталась за эти дни, что даже не пошла на занятия.
Проснулась только в полдень. Отнесла деньги в «Полярник», благополучно уволилась без расчета, а потом еще и долги все вернула. Но без работы пришлось бы теперь трудновато. Попыталась что-нибудь найти; были одни лишь варианты с полной занятостью. Светка предложила позвонить в какой-то там бар в Новых Черемушках, но я была слишком напугана случившимся. Никаких баров, это не для меня.
– Что же тогда для тебя? – спросила Светка.
Для меня? Для меня оставался только танец... И я снова позвонила Олежеку.
– Привет, – ответил он. – Чем обязан?
– Я хотела еще раз сказать спасибо...