Дюран не собирался превращать Мики в раба с помощью дубинки, чего безуспешно добивался Лебо. Хотя безжалостностью он не уступал покойному трапперу, тупым его назвать было нельзя, и он немного разбирался в психологии животных. Конечно, сама по себе она его не интересовала, однако, в отличие от Лебо, он не стал бы мучить собаку только для того, чтобы потешить свою жестокость. Вот почему Дюрану и в голову не пришло тащить Мики по снегу за санями, как это сделал Лебо, злорадно распяливший Мики на самодельной волокуше. Наоборот, прежде чем отправиться в путь, Дюран уложил своего пленника в сани поудобнее и накрыл его теплым одеялом. Впрочем, он не позабыл проверить, надежно ли держатся ремни на морде Мики и крепко ли привязан конец его цепи к передку саней.

Убедившись, что все в порядке, Дюран погнал своих собак на восток в направлении к Форту О'Год. Если бы Жак Лебо мог в эту минуту увидеть своего бывшего приятеля, он без труда понял бы, почему Дюран так весел. По своим наклонностям Дюран был азартным игроком и траппером стал только для того, чтобы раздобывать деньги для заключения очередных пари. Последние шесть лет его собаки неизменно выходили победителями на больших состязаниях, которые в канун Нового года устраивались на факториях Форт О'Год. Однако на этот раз он не был уверен в успехе. Опасался он вовсе не Жака Лебо с его Нете, а метиса, жившего на озере Ред-Белли. Собака Грауза Пьета (так звали метиса), которую он намеревался выставить на состязания, собственно говоря, была наполовину волком. Вот почему Дюран готов был отдать за одичавшего пса Лебо две серебристые шкурки и десять рыжих, хотя за такую цену можно было бы купить пять хороших собак. И сейчас, когда он заполучил пса бесплатно, а Нанетта осталась ни с чем, Дюран себя не помнил от радости. Теперь волку Грауза Пьета придется туго! Его уверенность в Мики была так велика, что он намерен был поставить на него не только всю свою наличность, но и полностью использовать кредит, которым располагал в фактории.

Когда Мики пришел в себя, Дюран сразу же остановил собак, потому что придавал этой минуте большое значение. Нагнувшись над санями, он заговорил — не злобно, как Лебо, но ласково и дружески, а потом даже погладил голову пленника рукой в толстой рукавице. Мики это сбило с толку — ведь разговаривала с ним не Нанетта, а мужчина. Смущало его и теплое уютное гнездо, в котором он лежал. Поверх одеяла Дюран набросил еще и медвежью шкуру. Незадолго перед этим он совсем замерз, и его лапы онемели, а теперь ему было тепло и хорошо. Смутно ощущая все это, Мики не пошевельнулся. И Дюран расплылся в самодовольной улыбке. Он решил, что ему не следует в эту ночь продолжать путь, и остановился на ночлег всего лишь милях в пяти от хижины Нанетты. Он развел костер, вскипятил кофе и поджарил большой кусок мяса. Мясо он нарочно жарил медленно, насадив его на самодельный деревянный вертел, и весь воздух вокруг был полон соблазнительного аппетитного запаха. Своих собак Дюран привязал в пятидесяти шагах от костра, но сани придвинул почти к самому огню и внимательно следил за тем, какое впечатление на Мики производит аромат жаркого. Мики не доводилось чуять подобного благоухания с тех далеких дней, когда он щенком путешествовал с Чэллонером, и вскоре Дюран заметил, что он облизывается, и услышал, как легонько щелкают его зубы. Дюран усмехнулся в густую бороду. И решил подождать еще четверть часа. Тогда он снял мясо с вертела, разрезал кусок пополам и одну половину отдал Мики. И Мики с жадностью съел угощение.

Анри Дюран был очень неглуп!

19

В последние дни декабря все человеческие следы на пространстве в десять тысяч квадратных миль вокруг Форта О'Год вели к тамошней фактории. Приближался уске пиппун — праздник Нового года, и в Форт О'Год из типи и хижин со всеми своими семьями собирались трапперы и охотники, чтобы продать добытые шкуры и несколько дней повеселиться в большом обществе. Этот праздник мужчины, женщины и дети предвкушают в течение долгих месяцев, полных тяжелого труда. У жены траппера нет соседок, с которыми она могла бы посудачить в редкие минуты досуга. Охотничий участок ее мужа

— это маленькое королевство, куда нет доступа никому, и вокруг на много миль не найдется ни одной живой души. Вот почему женщины особенно любят уске пиппун. Их дети быстро находят себе товарищей и целыми днями играют, а мужья в компании приятелей отдыхают от тягот зимней охоты. В течение этой недели возобновляются старые знакомства и заводятся новые. Именно здесь происходит обмен накопившимися новостями — тот-то умер, те-то поженились, у тех-то родился еще один ребенок. Из уст в уста передаются правдивые рассказы о лесных трагедиях, которые вызывают ужас, горе и слезы, а также о смешных или счастливых событиях. В первый и единственный раз за все семь месяцев зимы лесной народ собирается вместе. Индейцы, метисы, белые дружно веселятся, не обращая внимания на различия в цвете кожи или в верованиях.

На этот раз в Форте О'Год предполагалось устроить пиршество на вольном воздухе, и уже завершались приготовления к тому, чтобы целиком зажарить туши нескольких больших карибу. К тому времени, когда Анри Дюран приблизился к фактории, к ней с востока, с юга, с запада и с севера уже сбегались десятки троп, плотно утоптанных людьми и собаками. В этом году из лесов на сотне саней прибыло более трехсот мужчин, женщин и детей, а с ними — полтысячи собак.

Дюран добрался до фактории на день позже, чем рассчитывал, но это время он не потратил зря: Мики, правда все еще в наморднике, послушно бежал за санями, к которым был привязан одним тонким сыромятным ремнем. Под вечер, на третий день после того, как он покинул хижину Нанетты, Дюран свернул с накатанной дороги к домику Андре Рибо, который занимался тем, что снабжал обитателей фактории свежим мясом. Андре сильно досадовал на задержку приятелей, но тем не менее продолжал их ждать. Индеец, которого Дюран послал в Форт О'Год со шкурами, оставил у Андре прославленного дюрановского пса. Теперь Дюран и Рибо заперли Мики в пустой хижине, а сами отправились на факторию, до которой было меньше мили.

Ночевать в хижину они не вернулись. Вокруг было полное безлюдье, но с наступлением сумерек чуткие уши Мики начали улавливать странные и непонятные звуки, которые становились все громче по мере того, как темнота сгущалась. Это были звуки праздника на фактории — отдаленный гул человеческих голосов, к которому примешивался вой и лай сотен собак. Мики еще никогда не приходилось слышать ничего подобного, и он долго лежал, припав к полу и насторожив уши. Потом он встал перед окном, точно человек, упершись передними лапами в тяжелую раму. Хижина Рибо была построена на пригорке над замерзшим озером, окаймленным густым кустарником. Над темными вершинами кустов Мики увидел красноватое зарево — это вокруг фактории пылали десятки огромных костров. Он заскулил, спрыгнул на пол и отошел от окна. Потянулись нескончаемые часы ожидания. Хотя эта хижина была куда более приятным приютом, чем клетка Лебо, Мики спал неспокойно, и ему снились Нанетта и ее дочка.

Дюран и Рибо вернулись только в следующий полдень. Они принесли свежего мяса, и Мики с жадностью на него накинулся, потому что сильно проголодался. Дюран и Рибо говорили с ним весело и поглаживали его. Мики принимал их ласки равнодушно, но без злобы. На вторую ночь его снова оставили в хижине одного. Дюран и Рибо явились на заре с небольшой клеткой, сколоченной из тонких березовых жердей. Открыв дверцу клетки, они вплотную придвинули ее к двери хижины и с помощью куска мяса заманили в нее Мики. Дверца тотчас была опущена, и он оказался в плену. Клетка уже была установлена на широких санях, и Мики, едва взошло солнце, очутился в Форте О'Год.

Праздник там был в самом разгаре — в этот день жарились туши карибу и устраивались поединки между самыми знаменитыми собаками. Еще задолго до того, как они приблизились к фактории, Мики услышал нарастающий гул. Он никак не мог понять, что это такое, и, вскочив, застыл в настороженной позе. На людей, которые тащили сани с его клеткой, он не обращал ни малейшего внимания. Он глядел поверх их голов, и Дюран ликующе причмокнул, услышал, как Мики глухо зарычал и щелкнул зубами.