В 1859 году группа саратовских общественных деятелей посылает приветственный адрес одному цензору, преследуемому правительством за "недопустимую" мягкость. Ill отделение сей адрес заполучило и скопировало. Под ним, между прочим, подписи: Мордовцев, а также Август К., тот самый товарищ Бахметева, о котором уже говорилось.
Что за К.? Почему К., в то время как все "выше- и нижеподписавшиеся" поставили полные фамилии?.. И спустя сорок лет Мордовцев снова шифрует-Август К.!
Впрочем, стоит ли удивляться? Разве может такого человека, как Бахметев, сопровождать обыкновенный спутник, без некоей тайны и неопределенности? Лишь с помощью саратовских и московских архивистов удалось выяснить, что это Август Кляус, в будущем писатель, социолог, экономист, а в ту пору, очевидно, фигура, близкая к подполью, родной брат довольно известного «смутьяна», студенческого деятеля Самуила Кляуса… Если б мы могли «рассекретить» братьев Кляусов, если бы имели возможность заглянуть в их архивы, вероятно, обнаружились бы интересные страницы о секретной истории революционного движения, о Павле Бахметеве. Но нет архива семьи Кляус…
Игорь Васильевич Порох, доцент Саратовского университета, давно занимается Россией Герцена и Чернышевского. Мы "вступаем в контакт" — обмениваемся письмами. Однажды Игорь Васильевич спросил о Бахметеве у внучки Николая Гавриловича Нины Михайловны Чернышевской, автора известных трудов о своем деде.
Нина Михайловна припоминает, что существовали некие шифрованные дневники А. Н. Пыпина и Д. Л. Мордовцева, где были сведения и о Бахметеве. Перед второй мировой войной дневники находились у родственника Мордовцева, который жил в Варшаве. Что стало с ним и его бумагами, пока неизвестно…
Шифрованные дневники — что ж, это в полной гармонии с Августом К. и всем остальным.
Последний шанс — найти родственников, наследников, которым Бахметев не желал оставить даже часть своих средств.
С. А. Рейсер искал документы рода Бахметевых в ленинградских архивах, автор этих строк однажды попал на несколько дней в Саратов и замучил вопросами тамошних архивистов…
Кое-что узнать удалось, но так мало, что любопытство не насытилось, а пуще проголодалось.
Глухая, провинциальная помещичье-крепостная Русь, Сердобский уезд Саратовской губернии, деревня Изнаир, где 23 двора, 167 крепостных и более 2000 десятин земли. Это отсюда, из степной глуши, выходили на свет такие, например, документы, как отчаянная жалоба крепостных на престарелого генерала-помещика Шмакова, "который, находясь в расслаблении ума, женился на своей крепостной девке Юдовой, каковая Юдова, приобретя права помещицы, сечет и истязает нещадно своих крепостных, среди коих ее родичи, братья и сестры..."
Это в здешнем уездном суде за взятку какие-то компрометирующие бумаги были уничтожены оригинальным способом: смазаны на ночь салом и вследствие того молниеносно проглочены крысами… (выделено нами — V.V.)
Десятки листов занимает сохранившееся в Саратовском архиве дело о драке нескольких помещиков на рождество 1805 года, в ходе коей некто капитан Бурцев "начал сперва произносить насчет всех бранные слова, затем Петра Бахметева ударил об пол", после чего последовала контратака: капитан и его друзья были "тасканы Петром и Павлом Бахметевыми за волосы, а Павел Бахметев лил капитану на голову водку", причем в свалке Бурцев вдруг потерял 1000 рублей. Капитан подал жалобу, доказывая полученные побои "наличными боевыми знаками", братья Бахметевы же вспомнили, что Бурцев перед тем засек жену и дочь своего крепостного да еще "обидел уездного протоколиста".
Великолепные детали быта; а ведь Павел Бахметев родной, а Петр — двоюродный дедушка нашего героя… Тяжба в прекрасном стиле Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича длилась четырнадцать лет. Уж отгремел Аустерлиц, отполыхал 1812-й, пал Париж, а жалобы все идут и идут. Наконец Саратовская палата решила против Бахметевых, но дело было в 1814-м, и все подпали под прощение и амнистию, дарованные высочайшим манифестом после победы над французами. Спорщики, однако, продолжали тягаться, пока сенат в Петербурге не заметил, что следовало бы за "неизвинительную медлительность движения дел подвергнуть сердобских и саратовских судей штрафованию", но решили в конце концов избавить их от наказания на основании того же "всемилостивейшего манифеста 1814 года".
Это было в 1818 году.
Ровно через десять лет (как открылось из документов того же Саратовского архива), 8 августа 1828 года, у помещика Александра Павловича Бахметева родился сын Павел. Ученик сердобской гимназии был, оказывается, всего на 27 дней моложе своего будущего учителя Чернышевского, родившегося 12 июля 1828 года.
Из документов видно, что родители юного помещика рано умерли. Его дела ведет дядя, капитан Свиридов. Как видно, дяде и его семейству достанутся впоследствии владения «Рахметова», перед тем как началось его путешествие Саратов — Лондон — Океания…
В архиве саратовского дворянского собрания я нашел еще переписку о Павле Бахметеве, относящуюся к 1861 году, то есть через четыре года после отъезда…
От молодого помещика требовали документы, подтверждающие его дворянские права, а он не отзывался…
Дело кончилось тем, что "за неизвестностью места жительства указом правительствующего сената по департаменту герольдии от 26 октября 1861 года за № 8781 Павел Бахметев из родословной книги исключен".
Нет Павла Бахметева — где искать?
Второй путь розысков нашего героя — в самом романе "Что делать?". Пытаюсь определить, много ли «бахметевского» в Рахметове, и таким нелегким путем по вымышленному лицу вычислить реальное…
"Рахметов был из фамилии, известной с XIII века, — пишет Чернышевский. — В числе татарских пленников, переданных в Твери с их войсками… находился Рахмет". Это роман. А вот быль.
Из родословных книг и дворянских гербовников узнаю, что к великому князю Василию Васильевичу (XV век) приехали служить татарские царевичи Касим, Егуп и Ослам Бахметы. От Ослама и пошли Бахметевы, или, как в старину писали, Бахметовы. «Бахметов» — это уж совсем похоже на «Рахметов».
В романе "Что делать?" — целая родословная Рахметова. "Отец служил без удачи и без падений, в 40 лет вышел в отставку генерал-лейтенантом и поселился в одном из своих поместий, разбросанных по верховью Медведицы… Наш Рахметов получил около 400 душ да 7000 десятин земли… Мы полагали, конечно, что он одной фамилии с теми Рахметовыми, между которыми много богатых помещиков; у которых, у всех однофамильцев вместе, до 75 000 душ по верховьям Медведицы, Хопра, Суры и Цны…"
Таков вымышленный Рахметов. Подлинные же Бахметевы как раз владели землями по верховьям Медведицы, в Сердобском уезде. ' В том же уезде их соседями обозначены другие Бахметевы. Чернышевский сообщает читателям, что его Рахметову двадцать два года, студентом же он был с шестнадцати лет. Поскольку действие 3-й главы "Что делать?" (где появляется Рахметов) происходит в 1856 году, год рождения литературного героя — 1834-й! Он всего на шесть лет моложе своего прототипа.
Рахметов, приехав шестнадцати лет (то есть в 1850 году) и понимая, что есть между студентами особенно умные головы ("тогда их было еще мало"), сходится с ними и начинает новую жизнь.
Но именно в 1850 году старший учитель Чернышевский начал обучать и воспитывать гимназиста Бахметева.
"Года через два после того (то есть после 1856 года) Рахметов уехал из Петербурга, сказавши Кирсанову и еще двум-трем самым близким друзьям, что ему здесь нечего делать больше, что он сделал все, что мог, что больше делать можно будет только года через три, что эти три года теперь у него свободны, что он думает воспользоваться ими, как ему кажется нужно для будущей деятельности. Мы узнали потом, что он приехал в свое бывшее поместье, продал оставшуюся у него землю, получил тысяч 35, заехал в Казань и Москву… Тем и кончилась его достоверная история. Куда он девался из Москвы, неизвестно…"