Затем Кристиана организовала приготовление завтрака, поручив каждому, что ему нужно сделать: сбегать за булочками, намолоть и сварить кофе, выложить ветчину на блюдо и сыр на деревянную доску, сварить яйца, накрыть на стол. Ульрих отправился в булочную и взял с собой Йорга. Дорле и Фердинанд на пару занялись приготовлением кофе. Карин, ее муж и Ильза, накрывая на стол, напевали псалмы. Андреас сварил яйца и заботливо укутал их в полотенца. Маргарета с Хеннером отправились проверять чердак и подвал. Все были рады заняться чем-то таким, что не требовало разговоров.
4
Но как было обойтись без разговоров? Только предельно счастливые и безнадежно несчастные обходятся без них. Едва лишь друзья уселись за стол завтракать, как Йорг поднял голову и заговорил.
— Я знаю, мы заблуждались и наделали ошибок. Мы затеяли борьбу, которую не могли довести до успешного конца, поэтому нам не следовало ее начинать. Нам следовало вступить в другую борьбу, а не в эту. Не бороться мы не могли. Наши родители приспособились и увильнули от сопротивления — мы не должны были этого повторить. Мы не имели права спокойно смотреть на то, как во Вьетнаме детей жгут напалмом, как в Африке дети умирают от голода, как у нас детей ломают в воспитательных заведениях. Как был застрелен Бенно, как было совершено покушение на Руди[75] и как едва не линчевали похожего на него журналиста. Как государство все наглее выставляет напоказ свиное рыло власти, подавляет всякое инакомыслие, все, что, с его точки зрения, представляется неудобным и лишним. Как наших товарищей еще до вынесения приговора, прежде чем они предстали перед судом, уже подвергали изоляции, избиениям, как им затыкали рот. Я знаю, что в применении насилия мы допускали ошибки. Однако сопротивление системе, основанной на насилии, не может обходиться без насилия.
Йорг все больше распалялся от собственных слов. Он так тщательно подготовил свое выступление, что сначала это было похоже на профессорскую лекцию, но по мере изложения его речь звучала все более уверенно и страстно. Остальные внимали ему смущенно: Йорг говорил так, как говорили тридцать лет назад, теперь уже никто так не говорил, и это вызывало у слушателей чувство неловкости. Сын Йорга, для которого и была в первую очередь предназначена эта речь, старательно сохранял на лице высокомерное и скучающее выражение, он не глядел на Йорга, а смотрел куда-то на стенку или в окно. Марко был весь внимание — сейчас перед ним был тот Йорг, каким он хотел его видеть.
— За террористический акт в американской казарме[76] меня ругали, в приговоре меня тоже за него осудили, но ругали такие, как вы. У нас не было возможности подложить бомбу там, где американцы совершали свои преступления, мы могли сделать это только там, где они их готовили и куда приезжали отдыхать после своих преступлений. Если в Освенциме[77] невозможно было совершить террористический акт против эсэсовцев, то следовало провести его в Берлине, где велась подготовка к уничтожению евреев, или в Альгое, куда они приезжали на отдых. Что же касается председателя… Наши адвокаты добивались, чтобы нас рассматривали как военнопленных[78] и обращались с нами как с военнопленными, но им не удалось этого добиться. Зато он понимал, что ведет с нами войну, и рассматривал себя и нас как бойцов.
Карин сочла, что речь Йорга принимает опасное направление.
— Давайте не будем…
— Я хочу сказать еще только одно. Я знаю, что заблуждался и совершал ошибки. Я не жду от вас одобрения того, что я сделал, и даже признания, что государство и общество могли бы обойтись с нами более справедливо. Я требую только уважения, которого заслуживает тот, кто все отдал ради великого дела и сполна заплатил за свои заблуждения и ошибки. Кто не продался, ни о чем не просил и ничего не получал даром. Я никогда не заключал сделок с противниками, в тюрьме не подавал прошений о послаблениях, никогда не просил пощады. Я подавал прошения только о том, что заведомо было положено. Вчера мы об этом говорили: я не все помню, многое забыл, но я за все заплатил. — Йорг обвел взглядом слушателей. — Ну, вот и всё, что я хотел вам сказать. Благодарю вас за то, что вы меня выслушали.
— Если это так тебе видится, то скажи, пожалуйста, в чем же ты, на твой собственный взгляд, заблуждался и ошибался? — спросил его сын холодным и спокойным тоном.
— В жертвах. Если борьба не приводит к победе, то жертвы оказываются напрасными.
— А если бы вы своими действиями развязали революцию в Германии или в Европе или мировую революцию, то жертвы были бы не напрасны?
— Разумеется, они были бы не напрасны, если бы наша революция привела к созданию лучшего, более справедливого мира.
— А невинные жертвы?
— Но тот дурной, несправедливый мир, в котором мы живем, тоже приносит в жертву невинных людей!
Сын посмотрел на отца, но больше ничего не сказал. Он смотрел на него с таким выражением, точно видел в нем чудовище, с которым не желал иметь ничего общего.
— Неужели ты считаешь, что гибель невинных жертв не оправдана ни при каких обстоятельствах?! Если бы можно было убить Гитлера только при условии, что вместе с ним погибнут невинные люди…
— Это исключение. А вы сделали исключение правилом. — Фердинанд обратился к сидящему рядом с ним Эберхарду: — Не передадите ли мне булочку?
Он разрезал булочку и срезал верхушку с вареного яйца.
Йорг покачал головой, но больше ничего не сказал. Эберхард передал по кругу булочки, Кристиана — блюдо с ветчиной, а Маргарета — доску с сыром. Видя, что Дорле встала и, взяв один кофейник, начала разливать кофе по чашкам, Фердинанд взял второй и тоже стал наливать кофе гостям. Завязалась беседа: о дожде, о том, что пора собираться, о возвращении домой, о том, что истина дает свободу, и о свободе, которая порождает истину, о том, как меняются времена. На этот раз первым начал Эберхард, и, хотя он прямо об этом не заявлял, все поняли, что он говорит о несовременно звучащих речах Йорга.
— Некоторые темы, проблемы, положения, не будучи опровергнуты, в один прекрасный день просто уходят с повестки дня. Они звучат фальшиво. Тот, кто отстаивает их, изолирует себя от окружающих, тот, кто отстаивает их горячо, ставит себя в смешное положение. Когда я поступил в университет, признавался только экзистенциализм;[79] когда я его заканчивал, все восхищались аналитической философией,[80] а двадцать лет назад вернулись Кант и Гегель.[81] Ни проблемы экзистенциализма, ни проблемы аналитической философии так и не получили окончательного разрешения. Просто они всем обрыдли.
Марко слушал его внимательно.
— Оттого проблемы и возвращаются снова, что не были разрешены. И РАФ тоже вернется. Иная, чем тогда. Но вернется. А так как капитализм стал глобальным, то и борьба с ним будет вестись в глобальном масштабе — решительнее, чем прежде. Хотя нынче стало немодно говорить об угнетении, отчуждении, бесправии, это еще не значит, что ничего такого больше не существует. Молодые мусульмане в Азии знают, против чего им бороться, а в Европе это знают ребята из французских предместий, а на восточно-германской низменности этого хотя еще и не поняли, но все же почувствовали. Брожение уже началось. И если мы все объединимся…
— Наши террористы позиционировали себя как часть нашего общества. Это и было их общество, они хотели его изменить и думали, что добиться этого можно только насилием. Мусульмане хотят не изменить наше общество, а разрушить. Так что лучше уж забудьте вашу великую коалицию террористов! — Андреас закончил ироническим вопросом: — Или вы хотите, чтобы ваша новая РАФ тут все разбомбила и построила бы на голом месте государство Аллаха?
75
Как был застрелен Бенно, как было совершено покушение на Руди… — 2 июня 1967 года тысячи студентов вышли на улицы, чтобы выразить протест против антидемократического режима иранского шаха Мохаммеда Пехлеви, прибывшего в Берлин с официальным визитом. Во время разгона демонстрации полицейский сержант выстрелом в голову убил (возможно, случайно) студента-теолога Бенно Онезорга, впервые принявшего участие в демонстрации протеста. Эта смерть стала поворотным моментом для левых радикалов, получивших необходимое доказательство: с «фашистским государством», с «поколением Аушвица» нельзя договориться, на насилие нужно отвечать насилием. Характерно, что одна из возникших вскоре террористических группировок получила название «Движение 2 июня». Последовавшее в апреле 1968 года покушение на кумира молодежи Руди Дучке (см. прим. 12) только подтвердило справедливость таких выводов: «пули, ударившие в Руди Дучке, покончили с нашими мечтами о мире и ненасилии» (Ульрика Майнхоф).
76
…террористический акт в американской казарме… — Террористы последовательно боролись с «американским империализмом и милитаризмом», поэтому жертвами «Фракции Красной армии» часто становились американские военные. В 1972 году в Гейдельберге были взорваны два автомобиля, один — перед американской казармой, второй — перед штабом американских войск. В 1982 году осуществлено нападение на базу ВВС США в Рамштейне, в 1985 году — во Франкфурте-на-Майне. В 1979 году члены РАФ организовали в Бельгии покушение на главнокомандующего войсками НАТО в Европе А. Хейга (будущего госсекретаря США), а в 1981 году — на командующего центральной группой армий НАТО генерала Ф. Дж. Крезена.
77
Освенцим (нем. Аушвиц) — один из крупнейших «лагерей смерти». Создан в Польше весной 1940 года.
78
Наши адвокаты добивались, чтобы нас рассматривали как военнопленных… — Об «адвокатах РАФ» следует сказать особо. В истории террористов РАФ важную роль сыграл Хорст Малер (р. 1936) — преуспевающий адвокат, возглавлявший Коллектив социалистов-адвокатов. Еще в 1968 году, когда Андреаса Баадера арестовали за поджог двух универмагов во Франкфурте-на-Майне, Малер вызвался представлять его интересы. Впоследствии, пока сам Малер отбывал наказание за соучастие в организации ограблений банков и побегов из тюрьмы, целая группа адвокатов, как правило из окружения Малера, перешла от защиты рафовцев в судебных процессах к защите дела РАФ с оружием в руках. Через преданных им адвокатов лидеры первого поколения РАФ фактически продолжали из тюрьмы руководить своими оставшимися на свободе бойцами — составляли листовки и манифесты, разрабатывали планы операций, — пока условия содержания для террористов не были существенно ужесточены. Отбывающие тюремный срок террористы РАФ действительно пытались с помощью адвокатов получить статус военнопленных (они ведь объявили государству войну!), подкрепляя свои требования голодовками.
79
Экзистенциализм — «философия существования», утвердившаяся в Европе в период между двумя мировыми войнами и до конца 60-х годов XX века остававшаяся необыкновенно популярной. В экзистенциализме отразился кризис романтического оптимизма, гарантировавшего именем Абсолютного Разума гуманизм, осмысленность истории, стабильные ценности и необратимый прогресс. В этом смысле идеализм, позитивизм, марксизм — формы философского оптимизма. Экзистенциализм рассматривал человека как конечное существо, «заброшенное в мир», постоянно находящееся в проблематичных и даже абсурдных ситуациях. С другой стороны, в экзистенциализме выразилась реакция на кризис гегельянства.
80
Аналитическая философия — доминирующее направление в англо-американской философии XX века, прежде всего в послевоенный период. Считается, что аналитическая программа в философии берет начало в работах английских философов Бертрана Рассела и Джорджа Эдварда Мура. Они отказались от доминировавших в то время в Великобритании форм гегельянства, обвинив его в идеализме и неясности, и начали разработку концептуального анализа, основанного на новых разработках в логике. Для аналитической философии характерны три главных признака: лингвистический редукционизм, то есть сведение всех философских проблем к проблемам языка; «семантический акцент» — акцентирование внимания на проблеме значения; «методологический уклон» — противопоставление метода анализа всем другим формам философской рефлексии, в частности отказ от построения системы философии в духе классических философских построений XIX века.
81
Кант и Гегель. — Имеется в виду так называемая классическая немецкая философия XVIII–XIX веков, олицетворяемая именами двух ее крупнейших представителей — Иммануила Канта (1724–1804) и Георга Вильгельма Фридриха Гегеля (1770–1831).