Послание Олега к Мамаю, послание Олега к Ягайлу, договор Ягайла с Олегом и ответ им Мамая — все письма Олег переслал Дмитрию.

Трудилась одна рука — рязанского боярина Епифания Коряева. Но не в слоге, не в руке суть, суть в мыслях, что имели Ягайло и Мамай. Натравливая на Москву Ягайла и Олега, Мамай не собирался делить меж ними Русь, не собирался он щадить и рязанскую землю, достал бы до Литвы — и ее не пощадил бы.

Надвигалось давно ожидаемое.

Олег поставил условие: если Дмитрий встретит Мамая на Дону еще до того, как он войдет на рязанскую землю, то он, Олег, присоединит дружину к московскому войску. Если Дмитрий не решится идти на Дон, то рязанской дружине придется присоединиться к Мамаю.

Дмитрий дал твердое слово, что московское войско встретит Мамая за рязанской землей. Но и со своей стороны Дмитрий поставил условие. Пусть Олег вступает в союз с Ягайлом. Условие выступления против Москвы — соединение литовского  и  рязанского войск — поставил Ягайло. Быть по тому. Когда разразится битва, Олегу не вступать в бой, а беречь спину московского войска от удара Ягайла.

Мамай был доволен. Ему казалось, что союз Ягайла и Олега налаживался. И Ягайло и Олег ставили Мамая в известность о своих переговорах. Послом между Олегом и Ягайлом метался Епифаний Коряев. Мамай согласился с предложением Олега встретиться на Дону и от Дона, повернув на Лопасню, идти на Серпухов, оттуда на Коломну и на Москву.

Мамай повелел весной готовить поход на Русь...

Глава девятая

Февраль-сечень обильно сек землю метелями, готовя на март ревущее половодье.

Сквозь метели, через снежные замяти на лесных дорогах, через снежные увалы по ледяным дорогам вдоль рек, днем и ночью спешили во все города Северной Руси гонцы великого князя владимирского и московского Дмитрия Ивановича. Князь скликал все городовые полки, все дружины подручных князей, союзных князей, весь русский люд на ратоборство с Ордой, чтобы не мешкая все, кто готов постоять за русскую землю, трогались по вскрытии рек на Москву и на Коломну.

Последним зимним путем, проминая сугробы, опробуя лед на реках, перед тем как на него спускать огромные сани, пробился в Москву с громовыми орудиями кузнец и литейщик Матвей Аполоница.

Встречая пасхальное утро, Москва трезвонила во все колокола. Богомольцы тянулись к церквам. На огромных возах, прикрытые рогожами, лежали «тюфяки», железные пушки. Возы тянули по четыре лошади цугом. Возчики, пушкари, с ними и Аполоница не спали ночь. Полтора года работали кузнецы, ювелиры, красильщики, нашли состав зелья. Гром небесный, огонь слепящий. Толкал огонь из широкого жерла дробленые камни и куски железа. Летели не так-то далеко, на полсотни шагов, но на половине дальности   полета сметали все живое.

Аполоница лил железные пушки на свой глаз. Каждая в одиннадцать пудов. Ушло на двадцать пушек двести двадцать пудов железа. Московский окольничий Тимофей Васильевич Вельяминов открыл рогожи и ничего не понял. Железные чушки на просторных санях. Когда услышал, что с Устюжны, взялся сам проводить к князю. Дмитрий и Боброк приняли устюжан с радостью. Надумали ставить громовые пушки на стенах града. При такой защите нет опаски уходить с войском в Дикое поле, отобьется Москва от внезапного изгона. Двадцать пушек мало. Велено Матвею лить в Москве, сколь железа хватит.

Не было в Москве митрополита, а имел митрополит немало меди и железа, а также и серебра для литья колоколов. Никого из духовных лиц не спросясь, изъял князь Дмитрий железо, медь и серебро из митрополичьего запаса и отдал на литье Матвею.

Старики говорили: на Евдокию погоже, все лето пригоже. В Благовещенье вспорхнула над Москвой стая пущенных на волю птиц. Грачи сразу сели на гнездо — лету быть дружну. Хлынул дождь, и под низкими и темными тучами и потек снег, ветер нагоном поднял воду. Месяц встретился с солнцем за тучами, рассказывал солнцу, как зиму со свету сживал, а дожди лили и лили. В одночасье взорвался лед, гремел громами под Москвой, под Коломной, донес гром до Переяслявля на Оке.

Петух не человек, а свое бабам скажет. Кричали в ту раннюю весну петухи в Москве яростно и заливисто. Быть году плодородному.

— Ты, Игнат, гляди,— сказал князь Дмитрий войсковому кормленцу. — Все ждут Мамая. И я жду. Пусть сеют — самим собирать, Орде собирать не дадим. Я скажу, не послушают. Тебя послушают!

Ах, Чигирь-звезда, красна красавица, по-латински Венера, богиня бабьей красы, что ты скажешь князю московскому? Глянул Дмитрий на небо, как только расчистилось от сплошных и темных туч. Ежели кому ехать или куда идти, противу звезды не ходить. Добра не будет. Глянул на Чигирь-звезду — стоит не супротив, а в спину. Идти!

Дозорные сакмагоны до вскрытия рек ушли в Дикое поле. Затаились. Ждут. Сигнальных дымов не видно, Орда еще не тронулась.

Прискакал тайный гонец от Олега. Мамай повелел ждать первые тумены на реке Воронеж к месяцу траве-ню, сиречь к маю. Но не спешить! Будет дана весточка с Воронежа, а ждать Орду на Русь, когда хлеб уберут, своего хлеба в Орде ныне сеять не будут, возьмут, дескать, на Москве и на Владимире.

Весточка дорога Дмитрию, не напрасно он поднял Русь от Оки и до Устюжны, от Устюжны до Заволочья, Кеми и Карелы, от Москвы до Белоозера, от Белоозера до Ладоги и Новгорода на Ильмень-озере, до Пскова и Полоцка.

Как сошел лед, все реки покрылись парусами, потекли с севера на юг те люди, что десятилетиями переселялись с юга на север, их дети, их внуки. По лесным дорогам тянулись нескончаемые обозы.

Из Литвы пришло верное известие, что князь Ягайло яростен на свою слабость, никак не хочет смириться с тем, что Ольгердово наследие ползет у него из рук, скликает войско и готовится идти на соединение с Мамаем.

Арабские купцы-христиане принесли известие с нижней Волги, что Тохтамыш изрубил царевичей Урус-хана, собирает войско против Мамая.

Князь суздальский Дмитрий Константинович спустил свою дружину вниз по Волге в город Курмыш. Затворил от ордынского изгона Засурье.

Тянулись обозы с хлебом, с гречей, с медами с Бежецкого верха, из Углича, из трущобных краев за Кле-щиным озером, стягивались на бронницкие и коломенские выпасы гурты скота.

В Коломну под сбережением стрелков прошли обозы с железными стрелами для самострелов, на исходе травеня — мая месяца завез Игнат в Коломну и доспехи.

Прошло известие от Олега. На реке Воронеж Мамай зарубил Махмет-Султана, собрал курултай и выкрикнул поход на Русь. Его посадили на войлок и подняли с криком: «Веди!» Мамай объявил себя джихангиром войска вторжения и ханом всей волжской Большой Орды. Давно он шел к этому. Двадцать лет шел...

Пешие городовые полки: устюжский, белоозерский, переяславский, суздальский, сводный московский приплыли в Коломну в 11-й день июля. Конные дружины подручных князей, московский кованый полк Дмитрий собрал в Москве. Не в тихий поход поднимал он Русь — начинать его громом колоколов из Москвы, провожать колокольным звоном всех храмов и церквей.

В Пскове собирал кованую рать Андрей Ольгердович, зазывая литовских рыцарей, что сражались еще. под Ольгердовым стягом, псковских витязей и новгородских воинов, что готовы по доброй воле послужить освобождению русской земли, полочан, гродненских воинов, Туровских и владимиро-волынских.

В Брянске стоял Дмитрий Ольгердович, под его стяг шли смоляне, брянцы, трубчевцы. Собиралось правое крыло русского войска, заслон от Ягайла.