Их юноши обладают свойствами породистого щенка:
«остро воспринимать, живо преследовать то, что заметят, и, если настигнут, с силой сражаться»
Женщины должны быть равноправны с мужчинами, нести те же обязанности, лишь со скидкой на меньшие физические силы. Это поясняется тем,
«что сторожевые собаки-самки должны охранять то же самое, что охраняют собаки-самцы, одинаково с ними охотиться и сообща выполнять все остальное»
Вся каста воинов сравнивается с крепкими поджарыми собаками (422 d). Страж должен обладать и другими, более высокими качествами:
«мало того, что он яростен — он должен по своей природе еще и стремиться к мудрости»
«ни обольщение, ни насилие не заставят его забыть или отбросить мнение, что надлежит делать наилучшее для государства».
Выработка этих качеств достигается глубоко продуманной системой воспитания, которым руководят философы и которое продолжается до 35 лет.
Основная роль в воспитании отводится искусству, которое для блага государства подвергается строжайшей цензуре.
«Прежде всего нам, вероятно, надо смотреть за творцами мифов:
если их произведение хорошо, мы допустим его, если же нет — отвергнем»
«Хорошо» или «плохо» относится здесь не к художественным достоинствам мифов, а к их воспитательным качествам. Как о плохих, говорится
«о тех, которые рассказывали Гесиод, Гомер и остальные поэты»
«Разве можем мы так легко допустить, чтобы дети слушали и воспринимали душой какие попало мифы, выдуманные кем попало и большей частью противоречащие тем мнениям, которые, как мы считаем, должны быть у них, когда они повзрослеют?»
Запрещаются все мифы, которые могут внушить ложное представление о божестве, — те, в которых говорится о жестокости богов, об их распрях, любовных приключениях, о том, что боги могут быть причиной несчастья и вообще чего-либо, кроме блага, о том, что боги могут смеяться или менять свой облик, не оставаясь вечно неизменными:
«ни юноша, ни взрослый, если он стремится к законности в своем государстве, — не должен ни говорить об этом, ни слушать ни в стихотворном, ни в прозаическом изложении»
Должны быть устранены все поэтические произведения, в которых говорится об ужасах подземного царства и смерти, о проявлениях страха и горя — все это мешает выработке мужества, для стражей в смерти не должно быть ничего пугающего. Запрещается рассказывать о несправедливости судьбы — что справедливые люди могут быть несчастливы или несправедливые счастливы. Нельзя осуждать начальников, писать о проявлениях страха, горя, о голоде или смерти.
«Мы извиняемся перед Гомером и остальными поэтами — пусть они не сердятся, если мы вычеркнем эти и подобные им стихи, и не потому, что они непоэтичны и неприятны большинству слушателей, нет, наоборот: чем более они поэтичны, тем менее следует их слушать»
Под надзор берутся и другие искусства:
«Видно, именно где-то здесь надо будет нашим стражам установить свой сторожевой пост — в области мусического искусства»
Запрещается многоголосие в хорах и смешение различных ладов. Флейтистов и изготовителей флейт в городе не будет — из музыкальных инструментов останутся только лира и кифара. Эти же принципы распространяются и дальше:
«Так вот, неужели только за поэтами надо смотреть и обязывать их либо воплощать в своих творениях нравственные образы, либо уж совсем отказаться от творчества? Разве не надо смотреть и за остальными мастерами и препятствовать им воплощать в образах живых существ, в постройках и в любой работе что-то безнравственное, разнузданное, низкое и безобразное? Кто не в состоянии выполнить это требование, того нам нельзя допускать к мастерству…»
С другой стороны, для стражей создаются новые мифы, которые должны настроить их в нужном для государства духе. Например, чтобы привить любовь друг к другу и к государству, им рассказывают, что они братья, рожденные одной матерью-землей своей страны. А чтобы закрепить идею каст, внушают, что при этом к философам примешано золото, к стражам — серебро, к земледельцам же и ремесленникам — железо.
Все воспитание стражей, начиная с детских игр, проходит под наблюдением философов, которые подвергают их различным испытаниям, проверяя их память, выносливость, умеренность, храбрость. Взрослые, как и дети, строго наказываются за ложь. Но философам она разрешена:
«этим правителям у нас нередко придется прибегать ко лжи и обману — ради пользы тех, кто им подвластен»
Мы уже говорили, что основной недостаток порочных форм государства Платон видит в отсутствии единства среди его граждан, вражде и раздорах. Он старается отыскать причину этих явлений:
«…И разве не оттого происходит это в государстве, что невпопад раздаются возгласы: „Это — мое!“ или „Это — не мое!“ И тоже самое насчет чужого.
— Совершенно верно.
— А где большинство говорит таким же образом и об одном и том же: „Это — мое!“ или „Это — не мое!“, там, значит, наилучший государственный строй»
В соответствии с этим строится жизнь стражей:
«…у них не будет никакой собственности, кроме своего тела. Все остальное у них общее»
«Затем ни у кого не должно быть такого жилища или кладовой, куда не имел бы доступ каждый желающий. Припасы, необходимые для рассудительных и мужественных знатоков военного дела, они должны получать от остальных граждан в уплату за то, что их охраняют. Количества припасов должно хватать стражам на год, но без излишка. Столуясь все вместе, как во время военных походов, они и жить будут сообща»
«Им одним не дозволено в нашем государстве пользоваться золотом и серебром, даже прикасаться к ним, быть с ними под одной крышей, украшаться ими или пить из золотых и серебряных сосудов»
Стражи живут в своем государстве как наемные сторожевые отряды
«и вдобавок в отличие от остальных они служат только за продовольствие, не получая сверх него никакого вознаграждения, так что им невозможно ни выезжать в чужие земли по собственному желанию, ни подносить подарки гетерам, ни производить другие траты по своему усмотрению, какие бывают у тех, кто слывет счастливыми»
Собственность, однако, — только один из способов, каким личные интересы могут отвлечь стражей от служения государству. Другой причиной обособления может стать семья — поэтому она тоже упраздняется.
«Все жены этих мужей должны быть общими, а отдельно ни одна ни с кем не сожительствует. И дети тоже должны быть общими, и пусть отец не знает, какой ребенок его, а ребенок — кто его отец»
Брак заменяется кратковременным соединением полов, имеющим целью чисто физическое удовлетворение и произведение потомства. Вся эта сторона жизни тщательно регламентируется философами, что дает возможность провести совершенную систему полового отбора. Соединение пар происходит торжественно, сопровождается песнопениями, которые специально для этого сочиняют поэты. Кто с кем соединяется — должен решить жребий, чтобы каждый мог жаловаться только на судьбу. Руководители же государства тонко подделывают жребий, чтобы достигнуть нужных результатов.