Преданно работали сотни коммунистов и коммунисток в Армении. И в людях крепло государственное сознание, а вместе с ним незаметно, неуловимо начал меняться и самый физический облик армян. Выпрямилась спина у крестьянина, открылось лицо у женщины, стройней стали ножки ребят. Конечно, и это восстановление шло не само собой. Медицина, проникнув в глухие углы, погнала оттуда оспу, трахому, рахит, ревматизм, грязь, заразу. Диспансеры повели борьбу за народное здоровье. В деревню и город весело вошла физкультура, завоевав молодежь. До революции Армения и не мечтала о спорте. Если в деревнях еще игрывали на празднике в лахт и устраивали борьбу, то горожане и представления не имели о лечебных свойствах ритма и движения.

Сейчас ни один праздник в Армении, как и во всем Советском Союзе, не обходится без каких-нибудь элементов физкультуры. Но красивейший из наших праздников — это Всесоюзный физкультурный парад, на котором красота и молодость, сила и гибкость, ловкость и грация в строгой дисциплине ритма показывают зрителям, как похорошел наш народ, как он полнокровно счастлив, как властен над своим гибким и здоровым телом. И армяне на этом параде отнюдь не последние! В республике выросли все виды спорта, в ней гордятся своими спортсменами, завоевавшими мировые рекорды, такими, как тяжеловес С. Амбарцумян, гимнаст Грант Шагинян. И они не одни, — с каждым годом множатся лучшие из лучших, — чемпион по боксу Э. Аристакесян, чемпион СССР по классической борьбе С. Вартанян, республиканская чемпионка по бегу, легконогая Назик Аветисян, капитан футбольной команды Г. Кармирян, — и много, много других атлетов, альпинистов, борцов, тяжеловесов… Спортивное общество «Колхозник», организовавшееся в деревнях Армении, сразу же вовлекло в свои ряды десятки тысяч колхозников.

Но в памяти моей встают не эти массовые организации, не те из имен, что облетели весь мир, — Грант Шагинян, С. Амбарцумян, — не блестящие всесоюзные парады. В памяти моей — первые шаги физкультуры, деревянная эстрада маленького горняцкого клуба в городе Кафане осенью 1925 года. На этой эстраде шел самодеятельный спектакль, устроенный шахтерами в честь пятой по счету годовщины советизации Армении. Под звуки зурны и барабана мужчина, одетый в крестьянское женское платье, за неимением подходящей женщины-актрисы, подбоченившись, обменивался с другим актером, игравшим придурковатого крестьянина, отменными армянскими остротами. Зрители шумно одобряли. Пьесе было с полсотни лет. Когда занавес упал, нас таинственно попросили подождать немного, не расходиться. Готовилось еще что-то необычайное, что-то не отмеченное в программе. Снова поднялся занавес, сцена была пуста. Деревянный пол посыпан песком. Под звуки музыки справа и слева вышли, ритмично вскидывая голые коленки, четыре человека. Они были в трусах. Они шли, красные, как раки, с намокшими от пота затылками, смертельно сконфуженные, не глядя в зал, но шли храбро, словно исполняя серьезную задачу. И зал совершенно затих. Выстроившись в ряд, четыре человека вдруг, как по команде, раздвинули руки, выставили правые ступни и начали делать чисто, аккуратно, хотя еще напряженно и неловко дыша, фигуры гимнастики. Это был первый физкультурный номер, виденный мною в молодой республике Армении. Четыре горняка Кафана, один азербайджанец и трое армян, все четверо — типичные кавказцы, с хорошими, застенчивыми глазами-черносливами, вдруг показались мне странно знакомыми, виденными где-то и в Москве, и в Туле, и в Новосибирске, и в Минске, и под Полтавой. Откуда это, что это?

— Ишь, советские ребята! — сказал кто-то громко в зале. И тайна общего выражения, тайна несомой в будущее новой, широкой, сплотившей миллионы людей молодой нашей культуры, пионерами которой чувствовали себя эти сконфуженные, но торжествующие первые шахтеры-физкультурники на заре революции в далеком уголке Армении, стала ясной для всего зрительного зала.

Так во всем, что создавалось и создается на нашей земле — и в самом большом, и в самом малом, и в государственных делах, и в тысяче культурных мелочей, — сквозь национальную форму выражения росло и растет у нас общее для всего Советского Союза социалистическое содержание, несокрушимый фундамент любви и дружбы между народами нашей земли.

ЗАНГЕЗУР

Два слова о дорогах

Еще недавно в Армению вел только один железнодорожный путь, связывавший все три столицы трех республик Закавказья — Баку, Тбилиси и Ереван. Сейчас, словно две раскинувшиеся руки, дорога раздвоилась в два обхвата. Одна бежит с севера на Тбилиси, через Сухуми, по берегу Черного моря; другая на Баку, через Махачкалу — Дербент, по берегу Каспийского моря. Из Тбилиси дизель-экспресс в несколько часов доставляет вас давно проведенным путем, через Дорийское ущелье и Ленинакан, в Ереван. А из Баку по новой дороге, достроенной в годы Отечественной войны, вы въезжаете в Армению по ущелью Аракса, через территорию Нахичеванской АССР, входящей в Азербайджан.

У столицы Армении, Еревана, обе эти дороги смыкаются, образуя кольцо.

Мы проедем с читателем по обеим дорогам, въехав в Армению со стороны Азербайджана, а выехав из нее Дорийским ущельем в сторону Грузии.

Кафан, город меди

Позади остались синие волны Каспия. Весь день вы едете знойной равниной; ночью в грохот колес врывается шум быстрых вод Аракса, бегущего навстречу поезду. Ранним утром, откинув оконную занавеску, вы видите яркую смену пейзажа.

Станция в узком ущелье. Слева — серо-пенная лента Аракса, справа — желто-серые скалы. Но на ложбинке — свежая зелень, а в расщелинах скал — алые маки, свежеголубые пучки незабудок, заросли шиповника, осыпанного нежным розовым и белым цветом. Воздух уже не зноен, ветер доносит запах цветов и горного луга. Вы — на маленькой азербайджанской станции Минджевань. Слева от вас, за Араксом, лежит — рукой подать — иранский Азербайджан. Справа, за стеною гор, — одна из красивейших частей Советской Армении — Зангезур. Это родина храбрых сюникцев[91], никогда не прятавшихся от врагов, не избегавших боя; родина трудолюбивого и смелого крестьянства, не раз восстававшего против своих князей, духовных и светских, место деятельности одной из крупнейших средневековых академий Армении — Татевской;[92] отсюда родом государственный муж Исраэл Ори, понявший, что только союз с великим русским соседом спасет маленькую Армению от зависимости и уничтожения; и, наконец, сейчас этот уголок своеобразной горной природы превратился в крупнейший промышленный центр.

Сойдем в Минджевани, покинув на время поезд. Медь тут уже чувствуется. Вот колея железнодорожной ветки с цепочкой платформ. Паровоз, пыхтя, проделывает нехитрый маневр. На платформах — необычный груз: россыпь темной, красно-коричневой, тяжелой и чистой земли; это очищенная руда, медный концентрат с высоким содержанием меди. Ее подвезли сюда из центра Зангезура, города Кафана, а повезут в другой медный центр Армении — Алаверди, где она пойдет в печи медеплавильного завода. Железнодорожная ветка Минджевань — Кафан, протяжением в 39 километров, пересекает границу между Азербайджаном и Арменией и приводит прямо в центр небольшого, но быстро растущего промышленного города Кафана. Он стоит в узком ущелье, по берегам шумной речки Вохчи, в чистые струи которой вливает свои мутно-бурые стоки маленькая ядовитая речонка Капан, принимающая в себя заводские отбросы.

Медь была известна в Зангезуре еще в незапамятные времена. Плавить ее начали больше ста лет назад. В 1846 году некто Розов впервые получил дозволение от русского правительства открыть здесь медеплавильный завод. Позднее Кафан взяли в концессию французы, прибрав сперва к своим рукам Алаверди. Старый Кафан отстраивался французскими концессионерами в 10-х годах нашего века. Забираясь сюда, французы позаботились о воде и свете в домах дирекции, о магазинах, кафе, аптеке для служащих, но тщетно пытались бы вы найти здесь хоть какие-нибудь следы заботы о тех, кто добывал под землей медь и плавил ее в ватержакетных печах; рабочие в Кафане, местные и пришлые — из соседней Персии, не имели человеческого жилья и не помышляли о столовой.