Зимовал во льдах, возил почту, несколько раз был на краю гибели. «Слово «страх» для него не существовало»,- пишет работавший с ним С. Н. Люшин. Соловецкое начальство хорошо относилось к Леониду Васильевичу, о его изобретениях узнали в Москве, и в 1927 году его освободили досрочно. А ведь сослали на десять лет! Но и того, что испытал он на Севере, хватило бы не на одну жизнь. Ведь ссылку свою он начал грузчиком на пристани – таскал мешки на пароход. А потом стал изобретать. Однако он не был кабинетным конструктором, который сидит и чертит за доской. Курчевский находил прекрасных масте

ров – слесарей, механиков, отладчиков, те понимали его с полуслова и исполняли задуманное в металле. Он и сам умел и любил работать руками. Вот и арктические сани «С-2» сам построил и поехал на них из Соловков в Кемь. Бензина дали мало, боялись, как бы не убежал изобретатель. Да еще друзья с ним поехали. Поднялся ураган, аэросани унесло на 60 километров в море. Курчевский снял свое кожаное пальто, окунул в масло, поджег, чтобы самолет их мог увидеть. Тщетно. Бил товарищей палкой, чтоб не замерзли. Вернулись на одиннадцатые сутки, когда прояснилось.

Приезжали на Соловки киношники, и в 30?е годы в Москве шел документальный фильм о работе Ку? рчевского, о его арктических санях. Рассказывали, что после освобождения на этих санях он уехал из Соловков.

В Москве ему дали место в гостинице и предложили работу- делать пушку. Он отказался. Тогда ему предъявили бумажку за подписью Крыленко, что его вновь ссылают на несколько лет- теперь в Сибирь. Он – к Крыленко. Оказалось, тот такого указа не давал и бумажки этой не подписывал. И такое было…

Поддержал его Тухачевский, и по предложению Орджоникидзе Курчевский был назначен генеральным конструктором крупного завода. В его руках сосредоточился исследовательский институт с такими отделами: кавалерийским, самолетным, морским, теоретическим, отделом прицелов. Курчевскому стали давать все самое лучшее в стране. Достаточно сказать, что теоретический отдел возглавил Б. С. Стечкин, а самолетный – известный авиаконструктор Д. П. Григорович. Они понимали, что прошло время пулеметной авиации, будущее – за пушечными истребителями.

Курчевский и в своей конструкторской деятельности был разноплановым. Закончил аэросани «С-2», построил аэромобиль и несколько глиссеров. На одном из них, правда, чуть сам не утонул на Москве-реке возле Парка культуры. Оказавшиеся рядом студенты помогли вытащить судно на берег. Стоят и читают надпись на борту: «Глиссер системы Курчевского».

А система-то неважная!

Да, его самого бы, гада, посадить на этот глиссер! – добавил Леонид Васильевич.

И вскоре вместе со Стечкиным и Бондаренко, начальником учреждения, финансировавшего подобные изобретения, построил новый глиссер «КурБонБес» (Курчевский, Бондаренко Борис Стечкин).

Во все свои поездки и на испытания – повсюду он брал с собой жену. Она стала ему помощницей и сама многому научилась.

Я беседую с Марией Федоровной Курчевской-Стан-ковой. Она вспоминает, как ее будущий супруг в 1919 году приезжал со Стечкиным и компанией друзей охотиться в Переславль-Залесский, где она жила в то время: «Архангельский, Микулин, два брата Кузнецовых, Стечкин, Курчевский – вся эта банда вваливалась к моим знакомым Кумашенским. Грязные, перемазанные… Машины и дороги тогда такие были, что от Москвы до Переславля раз пять камеры меняли».

Мария Федоровна с подружкой Верой нарядились в белые платья, белые туфельки, Стечкин и Курчевский подняли их на руки и, перемазав платья, закрыли в курятнике:

Мы пойдем чай пить, а вы посидите тут! Подружка успокоила:

– Маша, не обращай внимания – это же Стечкин и Курчевский, они всегда так! Сейчас откроют.

И действительно, бежит Стечкин:

Мне вас жалко стало, – пожалуй, выпущу.

Как же мы по городу пойдем в таком виде?

А я вас сейчас отвезу!

С машинами у них было связано немало приключений.

«Стечкин в молодости медлительнее был, тише ездил, чем в старости,- продолжает Мария Федоровна, – а Архангельский, наоборот, молодой гонял сильно, старым стал медленно ездить».

Как-то Мария Федоровна с подругой были на вечере в ЦАГИ, и потом вся компания собралась поехать к Архангельскому на дачу. Подбежал Стечкин:

Вы со мной приехали, я вас и повезу! Подружки пошептались между собой: «Что мы

с ним поедем, как с кислым молоком? Да и машина у него – ящик и четыре колеса! Архангельский – вон как здорово ездит!» И девушки договорились с Архангельским, что он подъедет к окну, и они с подоконника спрыгнут к нему в открытую машину. Не тут-то было:

Стечкин пресек их замысел в самый момент осуществления, схватив Марию Федоровну за ногу. Пришлось подругам трястись в стечкинском ящике… А у Архангельского по дороге отлетело колесо, машина врезалась в дерево, и Стечкин всю ночь развозил друзей по больницам.

«У Стечкина была домработница Маша, – говорит Мария Федоровна,- к ней «хахаля» ходили, вечно пьяные, и драки меж собой устраивали. Борис Сергеевич говорит:

Курчевский, давно мы не дрались! – и шли драться с Машкиными ,,хахалями"».

А вскоре Мария Федоровна вышла замуж за Кур-чевского, и они поселились на Арбате, в доме № 31. Друзья часто навещали Курчевского и забирали его с собой в бильярдную ресторана «Прага». Стечкин обычно забегал после работы:

Маруся, я дыхну, от меня не пахнет? А то домой иду, а в ЦАГИ сегодня спирт привезли. Пахнет? Придется дышать в себя!

Время было голодное, и почти каждое утро к Кур-чевским приходил завтракать Микулин. Александр Александрович рано облысел и в молодости иногда носил парик. Курчевский сочинил такие стихи:

Накрышкой рыжей плешь покрывши И наведя на брови мат, С утра не евши и не пивши, Идет Микулин на Арбат.

Микулин не обижался, памятуя народную мудрость насчет облысения: на хорошей крыше трава не растет.

Далее герой стихотворения «перед зеркалом гарцует», входит в столовую и начинает «вкрадчивую речь»:

Дражайший Леонид Васильич, Ты славен именем своим…

Микулин придумал новую горючую смесь и пришел к Курчевскому за советом. Тот опять ответил ему стихотворным образом:

Утилизация говна – Вопрос давно уже назревший. Возьми разбавь и разболтай, А разболтавши, в бак налей

и т. д.

Микулин сперва рассердился, а потом стал хохотать…

Курчевский любил сочинять эпиграммы на своих друзей, и на него не сердились.

Перепелкин наш партейный, Запивох первостатейный, Пьет херес, портвейн, мадеру, Самогонку через меру.

Этот Перепелкин возглавлял центральную автомобильную секцию, с которой были связаны друзья. Курчевский, как мы знаем, сам конструировал и строил автомобили. Сделал машину с двумя ведущими осями, на высоких колесах, причем в ней было две пары задних колес, установленных на разных уровнях по высоте. Если машина проваливалась в канаву, выручала та пара колес, что повыше. Зимой на них надевали гусеницы – по всем сугробам можно проехать. Москва дивилась необычному автомобилю. Курчевского арестовали за эту машину и продержали три дня в милиции (этот арест не в счет), пока не разобрались, кто он такой. Еще построил он полугрузовичок для охоты – в нем можно было поспать, зайца на печке изжарить, радио работало. Только телевизора не было в этом автомобиле – не дожил Леонид Васильевич. Сделал маленькую двухместную машину для жены и научил ее управлять всем, чем сам умел: автомобилем, глиссером, аэросанями… Была в их семье и четвертая машина – шестиместный американский «Линкольн», каких во всей стране почти ни у кого не было. Этот автомобиль подарил генеральному конструктору Л. В. Курчевскому Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И. В. Сталин.

Можно представить, какой роскошью казались эти четыре автомобиля в тридцатые годы – сейчас-то машину купить не просто. Сам же Курчевский говорил:

– Вот четыре машины, а продать любую жалко. Одна – куда поехать, друзей привезти, другая – для охоты, третью – жене подарил, а четвертая – подарок Сталина – как же продавать?