Алина уже несколько раз надавила на кнопку звонка напротив надписи «Валентина Кулик». Конечно, так долго звонить бесполезно — если не открыли дверь сразу, значит никого нет, или просто не хотят открывать.

«Раз уж я сюда приехала, надо попробовать что-нибудь разузнать. Рискну позвонить. Может, попаду на какую-нибудь словоохотливую бабку. Молодые сейчас на работе или учебе, а вот старики скучают дома. Ну, была не была!»

Алина нажала на звонок квартиры, в которой, судя по надписи, проживала «Гертруда Хассе». Алина рассудила, что под старомодным именем «Гертруда» обязательно должна скрываться старушка.

— Кто это? — донесся из домофона дребезжащий старушечий голосок.

— Понимаете, я по поводу ваших соседей…

Вопросов больше не последовало, старушка сразу нажала кнопочку, передающую сигнал для открывания входной двери дома.

«Судя по расположению звонка, старушка должна жить на первом этаже». Не успела Алина так подумать, входя в подъезд, из самой ближней от входа двери выглянули реденькие кудельки и сверкнули очки.

— Заходите, фрау…

— …Вальд!

— Очень приятно. Гертруда Хассе, — старушка протянула руку для приветствия. — Чем могу быть вам полезна?

«Чувствуется, бабушка Гертруда обрадовалась развлечению в моем лице. Если ее как следует разговорить, то можно получить бесценные сведения. Только надо постараться направить сразу ее мысли и разговоры в нужное русло…»

— Понимаете, я была знакома с Полиной Берг…

— А я смотрю, лицо вроде знакомое… Так вы бывали в этом доме?

— Была… Один раз… Вчера…

— Точно, я вас видела вчера с отцом этой несчастной женщины. Ай-ай-ай, какая беда! Какой удар для отца! Вы не знаете, у него еще дети есть?

«Кажется, она намерена из меня вытянуть побольше сведений для свежего обмена сплетнями с подружками-пенсионерками. И я пришла с той же целью, только не для сплетен, а для дела».

— Нет, она была у него единственная дочь. Правда, есть у Полины подруга, которая почти как сестра. Но она живет в Баварии.

— Это такая высокая красивая брюнетка?

— Да… А откуда вы знаете? — растерялась Алина.

— Так я же живу на первом этаже. Окно кухни выходит прямо ко входной двери. Так что я вижу всех входящих и выходящих, когда сижу возле окна…

— И часто вы тут сидите?

— Частенько. Люблю, знаете, чаек попить возле окошка — какое-никакое развлечение. Жизнь кипит, что-то происходит, люди куда-то торопятся. Из окна кухни все хорошо видно. Только я уже никуда не спешу. Впрочем, и на кладбище тоже, — попыталась пошутить старушка.

«А она ничего! К тому же, ценный свидетель. Могла видеть что-то интересное…»

— Тут в доме живет еще одна русская женщина…

— Вы Валентину Кулик имеете в виду? Ее квартира прямо надо мной! Но знаете, ее не видно несколько дней. Говорят, она в больнице. Но я точно не знаю.

— Она живет одна?

— У нее мальчик. Ему лет шесть или семь. Кажется, в первый класс ходит.

— А с кем он сейчас, если Валентина в больнице? У нее есть родственники? Или мальчик у отца? Валентина с ним в разводе или?..

— Вот именно — или… Эх, это сейчас рожают просто так, без мужа. Когда-то такое считалось страшным позором…

— Так она что, мать-одиночка?

— Ну да. Хотя у мальчика другая фамилия, видно, записан на отца…

— Так отец, наверное, забрал мальчика к себе, пока Валентина в больнице?

— Нет, что вы. Я его вообще ни разу не видела. А мальчика водит в школу Франц Штрум с третьего этажа. Он тоже живет в такой квартире, как я и Валентина, только еще на этаж выше.

— Это рядом с квартирой Полины Берг?

— Да, только у нас окна выходят к подъезду, а у Полины — во внутренний двор.

— А что, этот Штрум дружит с Валентиной?

— Никогда не видела их вместе. К Валентине приезжал тут один русский, но я его даже хорошо не рассмотрела, он всегда капюшон или кепку натянет, голову в плечи вдавит — и шмыг в подъезд. Побудет у Валентины пару часиков, и так же бегом обратно. Не видела, чтобы они гуляли вместе или поехали куда-то.

— А когда вы его видели в последний раз?

— Да уже несколько дней прошло… Он был, кажется… вечером в понедельник.

— В этот понедельник? А Полину Берг обнаружили мертвой во вторник… Интересно, интересно…

— Ну да. А через день Валентина попала в больницу… Вы, кстати, не знаете, что с ней?

— Нет. Я с ней вообще не знакома. Не знаете, а этот ваш сосед с третьего этажа дома сегодня?

— Должен быть дома. Я видела, как он утром отвел мальчика в школу, а потом вернулся.

— Он что, не работает?

— Работает. Но эти дни дома.

— Странно. А вы не знаете, он с Полиной Берг не общался? У них ведь квартиры на одной площадке.

— Нет. Полина такая дама! Зачем ей этот Штрум? Он ведь простой автомеханик, а она — совсем другое. К ней такие люди ездили — на «ягуаре», на «мерседесе», на «порше»…

— На «порше»?

— Ну да, как раз в тот вечер, когда и к Валентине ее дружок наведывался — в понедельник, к Полине приезжали двое на «порше» — мужчина и женщина. Говорят, что это они отравили Полину, вы не слышали?

— Это были хозяева издательства, в котором Полина работала. А причина смерти пока точно не установлена. Очень приятно было познакомиться, фрау Хассе.

— Заходите еще, буду рада!

Дверь в квартиру закрылась, и Алина под бдительным наблюдением фрау Хассе через дверной глазок начала подниматься вверх по лестнице.

На втором этаже квартира Валентины Кулик. Алина прислушалась на всякий случай — тишина. Похоже, там действительно никого нет.

Вчера, когда она приезжала с отцом Полины Берг в ее квартиру, они, естественно, поднимались на лифте — как иначе с инвалидной коляской?

Сегодня она опять оказалась перед дверью в квартиру Полины. В двери торчит записка.

«Взять или нет? Во всяком случае, прочитать я могу, что там написано».

Записка оказалась от почтового курьера. Он приносил заказное письмо, и не застав получателя на месте, просит позвонить ему и сообщить, когда он мог бы доставить послание или, если фрау Берг не затруднит, она могла бы забрать письмо сама на почте.

«Не застанете. И не могла бы… Придется теперь Вальдемару Генриховичу забирать все письма и ездить по инстанциям. Никому другому они все равно ничего не дадут — только отцу. Заберу записку — может, в письме что-то важное. Хотя, что уже может быть важнее случившегося…»

Алина позвонила в дверь, возле которой была прибита табличка «Франц Штрум». Дверь почти сразу открыли. Выглянул блеклый безликий немец лет сорока. Редкие светлые волосики окружали довольно приличную лысину, а рыбьи глазки смотрели на нее испуганно.

Алина вспомнила реплику своей подруги-врача, приехавшей с международного симпозиума по вопросам борьбы со СПИДом. «Страшнее немцев только шведы!» — поделилась она своими впечатлениями и хитро посмотрела на Алину. Тогда уже было всем известно, что у журналистки Перовой имеется друг в Германии.

«Тем приятнее исключения!» — парировала она тогда и достала из сумочки фотографию Маркуса, чем-то напоминающего внешностью кумира советских женщин восьмидесятых годов прошлого века актера Игоря Костолевского.

«А вот этот как раз не исключение…» — подумала Алина, увидев перед собой Франца Штрума.

— Вы из ведомства по делам несовершеннолетних? — дрожащим голосом поинтересовался он.

— Почему вы так решили?

— Но… вот… мальчик у меня живет… Даниель, сын фрау Кулик. Не беспокойтесь, ему у меня хорошо, я его не обижаю. Да и квартира его рядом — все вещи под рукой. Удобно…

— Не волнуйтесь, я не из какого ведомства. Просто… знакомая. Хотела поинтересоваться, как дела. А вот выяснила, что Валентина в больнице… Вы разрешите мне войти?

— Ой, извините, что держу вас возле двери. Проходите, конечно. Извините, но у меня времени не так много — через полчаса Даниеля из школы забирать.

— Вы принимаете такое участие в делах этой семьи…