Коплан перебил его.

— Почему вы так уверены, что ваши сведения используются так, как вы бы хотели?

Брондстед приоткрыл рот, облизал губы, потом пролепетал:

— Высокая мораль и совесть...

— Это слова, — отрезал Коплан. — Как вы контролируете это использование? Каким способом?

Побагровевший исландец замолчал. Франсис продолжил:

— Нужен был человек, беспредельно верящий в свою роль спасителя, чтобы организовать такую сеть, как ваша. Убежденный, морально безупречный и готовый на любые жертвы. Чокнутый, чего уж там... И нашли вас! Вас использовали, обвели вокруг пальца. Даже больше — вы непреодолимая стена, защищающая грязную сволочь, убийц, чьи цели диаметрально противоположны вашим.

Коплан подошел к Брондстеду, глядя ему прямо в глаза.

— У меня есть доказательства, — произнес Коплан невозмутимым тоном. — Вы сами и ваша сеть находитесь под наблюдением террористической группировки. Ей стало известно, что Энгельбрект — советский двойной агент, и она его устранила. Считая, что Скоглунда арестовывает полиция, она решила закрыть ему рот. Она засекла меня в Рейкьявике и подготовила мне ловушку... Если бы эта группировка была вашим противником, вас уже не было бы в живых!

Пораженный Брондстед застыл. Аргументы собеседника били его, словно пощечины.

Что же касается Коплана, его главной задачей было убедить исландца.

— Значит, вы не понимаете, что ядерные отходы — военная цель колоссальной важности? — сурово настаивал он, — Что если их взорвать, они выбросят в воздух столько всего, что можно отравить миллионы людей? Что расположение в удаленных местах делает их особо уязвимыми для действий террористов? И что в действительности вы — винтик механизма, способного вызвать жуткие катаклизмы?

Мысли Брондстеда смешались. Ужасная сторона проблемы, всегда волновавшей его, была резко обнажена: он думал только о медленном и необратимом расползании атомных отходов, показали же ему, что оно может быть ускорено умышленно произведенным взрывом.

Смертельно бледный, он ухватился за последние остатки своей веры.

— Вы... Это только ваши предположения, — запротестовал он. — Ничто не доказывает...

— Пока что нет. Но ничто не доказывает и обратного, и если завтра в различных странах разразятся катастрофы, доказательство будет ярким, но слишком запоздавшим. Смените лагерь, Брондстед, иначе вы будете нести чудовищную ответственность за то, что произойдет. Назовите по доброй воле тех, кто получает от вас информацию!

Пленник сжался. Ему нечем было возразить на слова собеседника.

Брондстед действительно не мог защищаться, у него не было доказательств порядочности тех, чьим уполномоченным он являлся. Это была просто убежденность.

Коплан не стал давить на бизнесмена. Заронив в него искру сомнения, он должен был дать ему время осознать трагизм положения.

Франсис бросил взгляд на Кремера, который только теперь наконец догадался снять плащ. Корабль сильно качало, и во время этой несложной операции люксембуржец дважды терял равновесие.

Голос Коплана зазвучал вновь.

— Есть в вашем окружении человек, имеющий синий «крайслер» или черный «студебеккер»? — спросил он Брондстеда.

Кремер нахмурился. Исландец, выведенный из задумчивости, казалось, удивился простоте вопроса.

Он прищурил глаза, потом через мгновение произнес:

— Да, у директора отдела оснащения моих траулеров «студебеккер», а его инженер по двигателям ездит на «крайслере». Ну и что?

Коплан обменялся с Кремером заговорщицким взглядом. Завеса расползалась.

— На дороге в Акранес, — объяснил Франсис, дрожа от сдерживаемого нетерпения, — два бандита, ожидавшие меня, стояли возле синего «крайслера». Когда мы уезжали сегодня вечером с телерадарной станции, примчался «студебеккер» и я едва не врезался в него. Эта машина появилась на пристани незадолго до отхода нашего судна. Она остановилась, потом уехала.

Он нагнулся к Брондстеду, схватил его за плечо.

— Теперь поняли? Один из ваших ближайших сотрудников руководит преступной организацией! Доказательство? Авария с электричеством сообщила ему, что происходит нечто необычное. Он бросился к станции, где, как он знает, находились вы, чтобы вытащить вас из беды, если будет необходимость. Приехав туда поздно, он отправился на поиски. Как вас могли вывезти из Исландии? Через порт, естественно. Этот корабль был готов к отплытию. Прошло около получаса... Как же получилось, что за нами не гонится быстрый полицейский катер? Тряся исландца, он крикнул:

— Потому что эти преданные служащие предпочитают теперь предоставить вас вашей судьбе! Вы провалились, пропали, погибли... Вы — лимон, который выжали до конца и выбросили...

Он резко оставил Брондстеда, совершенно оглушенного.

— Следите за ним, — велел он Кремеру. — Не дайте сделать глупость, он мне еще понадобится.

Он выскочил из каюты, пробежал по коридору, вышел на палубу, под холодный ветер. Быстро поднявшись по лестнице, он отодвинул дверь рулевой рубки.

— Тулиниус! — крикнул он, чтобы перекрыть шум ветра. — Поворот и курс на Акюрейри. Программа меняется!

— А? Что? — подскочил капитан.

— Возвращаемся, — подтвердил Коплан. — Вас не вызывали по радио? За нами не гонится полиция?

— Нет, бог ты мой! — заворчал Тулиниус. — Зачем бросаться в пасть волку, если нам повезло уйти тихо?

— Потому что Брондстед раскололся и поможет мне, — объяснил Франсис, уверенный в себе. — Разворачивайте посудину, и полный вперед.

— Я иду на пятнадцати узлах! — бросил обиженный капитан. — У меня каботажник, а не «Куин Элизабет».

— Прибавьте скорость!

Франсис задвинул дверь. С мостика он посмотрел на беловатые скалы, потом на бурлящие воды моря. Он определил изменение скорости корабля по медленной перемене положения форштевня по отношению к горизонту.

Уверенный, что «Ватна» вернется в порт приписки, Коплан спустился по лестнице и пошел по коридору. Он нашел Кремера и Брондстеда в каюте, и ему показалось, что ни тот, ни другой не пошевелились с момента его ухода.

— Ну, вам хватило времени свериться с совестью? — осведомился он. — Вы знаете, что в любом случае подпадете под обвинение в покушении на безопасность стран — членов Атлантического пакта, в хищении сведений военного характера и так далее. Самое худшее, что вы можете увлечь в свое падение сотни хороших людей, которые, как и вы, были твердо уверены, что борются против зла, которое несет прогресс.

Брондстед с искаженным лицом пробормотал:

— Они, как и я, заплатят за свой идеализм.

— Слабое утешение для их семей, — сухо заметил Франсис. — Не все они богаты так, как вы.

Он взял единственный свободный стул, поставил его перед Брондстедом и сел верхом, положив руки на спинку.

— Вы не думаете, что было бы лучше избавить их от ареста? — спросил он, не сводя с собеседника задумчивых глаз. — Я ставлю судьбу этих бесчисленных наивных людей против судьбы преступников, которых вы покрываете. От стюарда Йонссона контрразведывательные службы узнают руководителей вашей сети в разных странах, а остальное пойдет само собой. Должен ли я дать сигнал к этому?

У совершенно ошарашенного Брондстеда уже не было выбора. Если он действовал совместно с мафией, о некоторых довольно зловещих действиях которой он только что узнал, он приносил в жертву своих корреспондентов.

Он переживал мучительную борьбу, тем более что перестал видеть в своем тюремщике простого исполнителя, желающего во что бы то ни стало захватить его досье. Психологический натиск, которому он подвергся, поколебал его уверенность.

— Представьте мне единственное реальное доказательство, — почти взмолился он. — Материальное, конкретное. Я не могу довериться вашим утверждениям и сразу признать, что я работал на поджигателей войны.

— Согласен, — сказал Коплан. — Вы получите его сегодня же вечером, так как мы идем в Акюрейри.

В двадцать один двадцать пять, когда «Ватна» была всего в трех или четырех милях от входа в порт, Брондстед по приказу Коплана через бортовую радиостанцию добился связи с мэром города, который был одним из его личных друзей.