– Себастьян, прости, я не хотела напоминать об этом.

– Что ты, радость моя, все в порядке. Послушай, что я расскажу. Это страшно даже столько лет спустя, это все еще ранит, но я должен рассказать.

С лицом, окаменелым от страдания, он гладил ее волосы.

– Наш специальный отдел с самого начала был нацелен на поиск Группы. Мы и в самом деле здорово продвинулись вперед. И вот как-то поступил сигнал, что Эрхардер в Западном Берлине. Мы разработали конспиративное прикрытие и принялись за дело. О чем мы не знали – так это о том, что у нас в отделе завелся осведомитель – «крот». В лицо он нас не знал, но имел доступ к нашим «легендам» и был в курсе наших перемещений. Вся эта информация немедленно поступала к Эрхардеру. Тони и я шли в кафе, куда должен был прийти Эрхардер вместе с человеком по имени Антон Шваб, помнишь блондина с Ямайки? Его-то мы и заметили, переходя улицу, и Тони свернул, чтобы сфотографировать его Я должен был отвлечь внимание в случае какого-либо инцидента, но особых причин для беспокойства, казалось, не было. Мы не подозревали, что подстроена ловушка, и террористы готовы были среагировать на всякое подозрительное действие. Шваб изрешетил Тоии пулями, и они с Эрхардером удрали. Я ничем не мог помочь Тони, кроме того, чтобы дать ему возможность умереть в тишине, подальше от толпы любопытных.

– Прости, Себастьян, но почему они не тронули тебя?

– Как же, они пытались. Но поскольку я раскрылся позже, они в момент выстрела не знали меня в лицо и ничего не могли сделать. Я ушел из отдела, потеряв вкус к шпионажу. Я больше был не пригоден для использования, потому что был теперь «меченым», а «меченый» хорош, когда мертв и не может подставить под удар своих коллег. «Крота» в конце концов разоблачили, после его провала и инцидента в Берлине Группа ушла в подполье, и след ее затерялся.

– Но что ты делал на Ямайке, если ушел из отдела?

– Пришла информация о собрании, которое собирался проводить там Эрхардер, и не было никого, кто мог бы опознать его. Поэтому поехал я. Той ночью у Джо я окончательно убедился, что меня знают в лицо.

– Вот почему ты носишь с собой оружие?

– Да. К счастью, мне не пришлось воспользоваться им.

– Себастьян, тебя могли убить!

– Могли, но не убили. Я сделал дело и собирался домой. Дальше была Кейт, и вот мы здесь.

– Да, здесь. Прости, Себастьян. Это целиком моя вина.

– Ничего, ты мне здорово помогла бы, если бы рассказала правду раньше, когда я спрашивал, но ты же не могла вести себя по-другому. Господи, ты все делала наоборот. Я и вообразить не мог, что меня принимают за террориста, – сказал он с улыбкой.

– Прости и за это тоже. Но если тебе может это помочь, то я люблю тебя с того самого первого раза.

– Еще как может. Но мне нужно сказать еще кое-что, касающееся непосредственно тебя. Это то, о чем я всегда знал, и что сделает тебя более счастливой. Эрнст фон Фидлер не был нацистом. Он – тайный агент Британии.

12

Стефания припарковала «пежо» возле небольшого ресторанчика и зашла в помещение. Месье и мадам сердечно приветствовали ее, но сына видно не было, и ей коротко поясняли, что он повез свою сестру на праздник. Вздохнув по случаю такой незадачи, Стефания решила во что бы то ни стало скрасить вечер и попросила меню. Но удача все же улыбнулась ей: пятью минутами позже на пороге возник интересный темноволосый мужчина ее лет, преисполненный достоинства. В нем сразу можно было узнать американца. Его французский оставлял желать много лучшего, но он все же доблестно попытался объясниться с мадам:

– Извините, мадам. Э-э...parlez-vousAnglais... Нет? О, черт! – Он поднял руку ко рту, демонстрируя, что хочет выпить. – Vin! – сказал он с надеждой. Etнемного manger – и погладил себя по животу.

Мадам поймала взгляд Стефании и широко улыбнулась:

– Je пе comprends pas, monsier. Qu 'et-ce que vous voulez? – выпалила она.

– Jeum... – Он выглядел безнадежно растерянным, и Стефания с мадам едва не лопнули со смеху. Решив, что нужно помочь человеку в беде, Стефания слегка прикоснулась к его локтю.

– Я могла бы вам помочь, – сказала она, все еще улыбаясь. – Надеюсь, вы не обидетесь, но даже я не могла понять, что вы сказали.

– Что вы, я был бы безмерно благодарен. Все, что мне нужно – это бокал вина и что-нибудь перекусить.

– А я решила было, что вы со страшного похмелья, – ее глаза блестели. – Вашу проблему мы сейчас решим. Сразу сообщу, что здесь одно и то же неизменное меню. Вечером здесь подают суп, отбивную, картошку, салат и сыр. К еде прилагается поллитра вина и счет на сорок франков.

– На слух звучит заманчиво, – он облегченно засмеялся, увидев, как она распоряжается за него. – Я был бы счастлив, если бы мог присоединиться к вам.

Глубокие карие глаза умоляюще смотрели на нее.

– Что же, прекрасная идея. Я – Стефания! – она жестом пригласила его к столу.

– А я Дэвид, изголодавшийся американец, решивший уже было, что мне суждено умереть от недоедания в этой стране, – он придвинул свой стул поближе к столику. – Благодарю вас.

– Вы здесь давно?

– Достаточно долго для того, чтобы пропустить два обеда, но в ожидании заказа я дожил до вечера и начал уже думать, что с таким же успехом смог приготовить для себя обед сам.

– Очень мудрое решение. Вы на отдыхе?

– Да, хотя не предполагал, что для отдыха может потребоваться знание языка. Догадываюсь, что я один из тех противных американцев, которые полагают, что весь свет обязан говорить по-английски.

– В этом городке вы можете не стесняться своего происхождения. Достаточно жителям узнать, что вы американец, и они готовы качать вас на руках, как будто именно вы их освободитель. Время остановилось в этой части мира.

– Просто великолепно без всякой борьбы оказаться победителем. Но часто ли здесь бывают американцы? Я не поверю, что такого рода репутация не опиралась на опыт общения с предшественниками.

– Несколько англичан, остановившихся здесь проездом, вот, пожалуй, все. Американцев можно перечесть по пальцам. Кстати, моя подруга – американка, но ее французский так хорош, что ей приходится сообщать о своей национальности во избежание ошибки.

– И никто ее не хватает и не целует как освободительницу?

– Боже упаси! Им пришлось бы в долю секунды бежать с поля боя, спасая свои жизни, – Стефания засмеялась, вообразив такую картину.

– Понимаю. Вашей подруге не до объятий и поцелуев.

– Именно так: в настоящий момент она совершенно не в поцелуйном настроении.

– Жаль бедняжку. Что с ней? – в его глазах блеснул интерес.

Стефания пожала плечами:

– Разбитое сердце. Ей нужно время, чтобы прийти в себя.

– Ба! Какая драматическая история! Впрочем, держу пари, вам-то как раз не до смеху. Вам следовало бы съездить в Канн или что-то в этом роде.

– Вот этого не надо! Я ненавижу Канн.

– Но почему такая привлекательная, свободная девушка, как вы, выбирает для отдыха этот Богом забытый уголок?

– А почему интересный свободный мужчина, как вы, выбирает для отдыха тот же самый заброшенный уголок? Вы здесь один, я полагаю?

– К сожалению, да. Но я приехал навестить старого друга и взглянуть на места, где я никогда раньше не бывал. Теперь ваша очередь исповедоваться.

Мадам поставила на стол дымящуюся суповую миску, и Стефания разлила содержимое по тарелкам.

– Моя приятельница решила заняться генеалогическими изысканиями, восстановить дальнюю ветвь своего фамильного древа, а я к ней присоединилась в качестве попутчицы. Вот вы, например, были бы способны бросить на произвол судьбы человека с разбитым сердцем? – она подала ему тарелку.

– Разумеется, нет, – он попробовал блюдо. – Какой превосходный суп! Что это?

– Помесь всех овощных пюре на свете, по преимуществу, кажется, картофельного и морковного. Все, что под рукой, мечешь в суповой котел, и блюдо готово.